Кто не спрятался - Сергей Устинов

При общем немом изумлении она пробралась к столу президиума и выложила на него свой документ. Он принадлежал Скачковой Кире Алексеевне. Я взял его в руки и начал листать. Елизар Петрович и Козленко заглядывали мне через плечо. Ранее Кира Алексеевна была прописана в городе Ростове-на-Дону, ныне, действительно, в квартире своего законного супруга Байдакова В.М. Я перелистнул еще несколько страничек, чтобы взглянуть на штамп о регистрации брака. Он был на месте. В счастливом союзе Скачкова и Байдаков соединились ровно месяц назад.

7

- На, - сказал Валиулин, протягивая мне тощую папочку. - Здесь все, что мы нарыли по делу о квартирах. Связи тех, кого обокрали, где пересекаются, - ну, и так далее.

- А что Байдаков? - спросил я, принимая папку. Валиулин оттопырил нижнюю губу, что отмечало бестактность или бессмысленность заданного вопроса.

- Следствием занимается Степанида. Помнишь такую?

- Помню. Старая грымза. Очень жесткая.

- Мягкий следователь - жареный лед, - изрек Валиулин. - Это только в плохих романах бывает. Если тебя интересуют стаканы - я ей позвонил. Она назначила экспертизу. В том, на котором отпечатки Байдакова, действительно "Алабашлы". В другом - португальский портвейн.

- Ну и?..

- Ну и ничего. Он уже вспомнил, что пришел к Черкизову со своей бутылкой. С ней и ушел.

- Хороший следователь Степанида, - сказал я.

- Хороший, - согласился Валиулин, глядя мне прямо в глаза.

- Что ж он у нее про ключи от переходов не вспоминает? Валиулин пожал плечами.

- Почему верблюд вату не ест? Не хочет. Я хотел напомнить ему про краны, но промолчал. С кранами я, по точному выражению Валиулина, фраернулся.

- Может, еще вспомнит, - меланхолически заметил Валиулин. - К суду поближе.

Я поднялся, чтобы идти. Но Валиулин неожиданно остановил меня:

- Погоди.

Я снова сел. Валиулин, сняв очки, некоторое время тер покрасневшие глаза, потом снова нацепил очки, вздохнул и сказал:

- Ты что думаешь, я всего этого не вижу?

Я молчал.

- Всех этих хвостиков, ослиных ушек? Но ведь так часто бывает, всегда что-нибудь чему-нибудь противоречит. И это сейчас проблемы Степаниды. А мне важно другое.

- Что?

- Ты вот, например, знаешь, кто такой Байдаков? Вместо ответа я пожал плечами. Хвастаться своим прежним знакомством с Витькой сейчас явно не имело смысла.

- Байдаков - шестерка, - продолжал Валиулин, - Катала, мелкий игрочишка в карты и на бегах. Было время, чеки ломал у "Березок", пока их не закрыли. Потом с наперсточниками стал работать, по мелочи, что в руки приплывет. Но всюду на подхвате, потому что пил сильно, и все его подельщики знали, что тип он ненадежный. Портрет ясен?

Я кивнул.

- Теперь, кто такой Черкизов. - Валиулин сделал многозначительную паузу. Черкизов был босс. Четырежды судимый. Насколько нам известно, вор в законе. Причем очень и очень авторитетный. По нашим оперативным данным, один из руководителей организованной преступности в Москве. Ты понял?

Я ничего не понял, и Валиулин, уловив это, посчитал нужным со вздохом объяснить:

- Одна мелкая гадина сожрала другую крупную гадину. И воздух от этого чище стал, и нам с тобой работы поубавилось.

Я молча смотрел ему прямо в глаза, и он наконец отвел их в сторону. Сказал раздраженно:

- Короче говоря, у меня указание больше этим делом не заниматься. Потому что прокуратура считает его достаточно чистым и ясным.

Вот тут я кивнул с пониманием. Указание есть указание. Приказ. Да и в конце концов, убийство - подследственность прокуратуры. А ей виднее. Я взял папку и поднялся со стула.

- Разрешите идти?

Повернулся через левое плечо и вышел почти строевым шагом.

Не мое дело. Так думал я, бредя длинным, тоскливым коридором управления. И Витька Байдаков мне не сват и не брат. Почему я должен портить себе нервы из-за какого-то Витьки Байдакова? Каталы, мошенника да еще и алкаша?!

А вот слева по борту и мой кабинет. Бывший, конечно. Интересно, кто теперь сидит за моим столом? Наверное, Шурик Невмянов. Он всегда хотел к окошку. - К свету тянулся наш Шурик.

Не злобствуй, сказал я сам себе, твердыми шагами проходя мимо двери. Если Шурик сидит теперь за твоим столом, значит, он парень несуеверный. Столик-то как-никак выморочный, меченый столик. Ох и повозили в свое время меня по нему мордой! До сих пор чешется.

За поздним временем в отделение я не поехал, а поехал я домой. Дома я первым делом поставил на плиту чайник, потом наделал себе бутербродов: один с колбасой, другой с сыром, а третий с любимым моим шоколадным маслом, которое вдруг ни с того ни с сего выкинули вчера в молочной. Глядя на этот третий ингредиент, я подумал, что бытие наше все-таки не без маленьких радостей и что вообще жить надо сегодняшним днем, а не переживать по новой прошлые неприятности и тем паче не искать на свою филейную часть новых. Делом надо заниматься, сказал я сам себе и желательно делом посильным, чтоб, значит, было это дело по моим, участкового инспектора Северина, слабым силам - и никак не больше. Потому что достаточно повозили означенного инспектора, а в те поры старшего оперуполномоченного угрозыска Северина мордой об стол. Хватит.

Чайник, молодецки свистнув, начал плеваться кипятком. Я обошел его с тыла и ухватил за ручку старой дедовской, прожженной во многих местах рукавицей. Замечательно! Стол накрыт, чай заварен. Усевшись на табуретку, я откусил от бутерброда с колбасой и раскрыл принесенную от Валиулина папку. Так, что тут у нас есть? Есть тут у нас схемка. Нет, это не схемка, это схемища! Кружочки, квадратики, черточки, стрелочки... Тут, похоже, и впрямь фамилий сто. И какие, однако, сидят в отделе у Валиулина каллиграфы! При мне таких не было. Интересно, он специально для меня эту красоту на ксероксе перегнал или она у него уже запущена в массовое производство? Ну-с, схема... Схему мы покуда отложим в сторону, кавалерийским налетом нам с ней не разобраться, тут, как говорится, надо войти в материал. Что в папочке дальше? Так, протоколы осмотра мест преступления, списки похищенного, все тоже отксерено. Оч-чень хорошо! Больше ничего? А, вот в самом конце замечательный документ, специально для начинающих, то бишь для меня: список, владельцев обчищенных квартир вместе с адресами. И что хорошо - потерпевшие идут, так сказать, в порядке поступления. Где тут мои голубчики? Ага, вот! Номер третий. Казарян Артур Викторович, проживает в доме, построенном то ли МИДом, то ли Министерством внешней торговли, вон его в окошко видно, двенадцатиэтажная башня. Номер восьмой, Таратута Олег Петрович, стеклянный дом. И номер шестнадцатый - Полева Маргарита Александровна, там же.

Приступим. Я пододвинул к себе телефон и в строгом соответствии с нумерацией начал с Казаряна. Артура Викторовича не оказалось на месте, отсутствовала также и его супруга. Все это мне сообщил осторожный женский голос, который, кажется, ни на йоту не поверил мне, что я действительно участковый, но с тем большей настойчивостью дал понять: в квартире живут, квартиру охраняют. Как участковый я был доволен, как сыщик - не слишком.

Следующим шел у меня Таратута Олег Петрович, который сам взял трубку.

- Участковый? - он говорил быстрым и нервным голосом, словно куда-то торопился. - А что, нашли чего-нибудь? Или кого-нибудь?

- Нет, - вынужден был признать я. - Пока нет. Но мне бы хотелось с вами встретиться, побеседовать.

- Встречайтесь, - согласился он. - Пожалуйста. Когда?

- Я бы мог сейчас, например...

- Хорошо. Жду, - отрезал он и, не дождавшись ответа, положил трубку.

Но прежде чем уйти, я набрал номер Маргариты Александровны Полевой. После двух или трех гудков в трубке вдруг что-то щелкнуло, зафонило, и внезапно приятный женский голос произнес:

- Здравствуйте! С вами говорит автоматический секретарь. В данный момент хозяев нет дома. Если вы хотите оставить им какое-либо сообщение, начинайте говорить после звукового сигнала. В вашем распоряжении одна минута...

"Би-ип!" - мелодично пропела трубка, и я положил ее на рычаги. Передавать неведомой Маргарите Александровне мне пока было решительно нечего. Вот только голос этого автоматического секретаря показался чем-то знакомым. Но чем именно - я сказать не мог.

Таратута широко распахнул передо мной дверь, но почему-то не отодвинулся в сторону, чтобы пропустить меня в квартиру, а остался стоять, держась за притолоку и молча меня рассматривая. Был он высокий и тощий, с всклокоченными волосами, а больше я в полутьме прихожей ничего разглядеть не мог. Стояние наше друг против друга затягивалось сверх всяких границ, и я сказал, в основном, чтобы прервать молчание:

- Здравствуйте. Олег Петрович?

- Здорово, - неожиданно ответил он. - Я, я Олег Петрович... - И, наконец посторонившись, махнул вялой рукой. - Заходи, чего стоишь...

Я зашел. Из маленькой прихожей мы сразу попали в большой холл, из которого в разных направлениях вели четыре или пять дверей, все, кроме одной, прикрытые плотно. Тяжелыми шагами хозяин направился к этой незапертой, я последовал за ним и оказался, вероятно, в гостиной: большой полукруглый диван, кресла в углах, громадный японский телевизор и горка с хрусталем и фарфором утверждали меня в этой мысли.