Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи - Нурали Латыпов

Усиление Германии в европейской политике сопровождается подчёркнутой скромностью заявлений и готовностью соблюдать интересы соседей.

Отношения ЕС и США имеют симбиотический характер. Сложно сказать опредёленно, какая из сторон от них больше выигрывает, особенно сейчас, когда на фоне спада гегемонии Вашингтон стремится упрочить все имеющие союзы. С другой стороны, для ведущих европейских стран с потенциалом глобального участия в мировой политике американская политика служит своего рода проводником. В случае Германии отношениям не повредили даже тяжёлые скандалы, связанные с отказом США вернуть Германии 300 тонн принадлежащего ей золота, а также с прослушиванием телефонов немецких политиков, в том числе и федерального канцлера. Однако скандалы серьезно повлияли на общественное мнение – согласно опросу общественного мнения, проведенному еженедельником Der Spiegel 6 июля 2014 года, 57 % немецких респондентов высказались за большую самостоятельность Германии от США в вопросах внешней и оборонной политики, а 69 % опрошенных заявили о том, что их доверие к альянсу с США отныне подорвано.

Никогда прежде в своей истории Россия не имела дела с единой Европой, но даже кратковременное квазиединство европейцев становилось тяжёлым испытанием для «русского мира» во времена Наполеона и Гитлера. Европейская интеграция и дальнейшее объединение евроатлантического мира безусловно являются для России экзистенциальным вызовом и потенциальной угрозой безопасности.

В заключение. Итак, книга «Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего» вышла и нашумела. Считаем необходимым высказаться по ряду позиций.

Например, Медведев, будучи президентом, сказал, что Каддафи утратил свою легитимность. После этих слов он для нас, авторов, сам утратил свою легитимность, потому что открыл врата ада для всего мира. Кстати, до этого он потерял наше доверие, потому что объявил, что потерял доверие к Лужкову. Воистину: скажи, к кому ты потерял доверие, и я скажу, кто ты. Медведева мы вообще определяем как неслучайного-случайного политика. В этом можно найти много смыслов – и нелестных не столько для самого Медведева, сколько, увы, для всего нынешнего российского политического механизма.

Нельзя недооценивать мощь США. С другой стороны, попытка с нашей экономикой брать на себя какое-либо излишнее бремя – перехватывать глобальные проблемы у США – заведомо неподъёмна. Надо дать возможность им самим захлебнуться, завязнуть. А мы и даже китайцы во многим пытаемся делать то, что делают США. США сначала заняли позиции, которые мы никогда не займём, в ходе Второй Мировой войны и многих последующих процессов. И даже с такой экономикой, с такими масштабами, с таким контролем над всеми финансами и т. д. обнаружили: им подвластно далеко не всё. У нас же ресурсы и подавно неадекватные таким задачам.

Сталин мыслил гораздо менее линейно – и оценивал обстановку куда трезвее всех нынешних политиков. Например, была попытка остаться в Северном Иране, пользуясь тем, что туда в начале войны по договору с Ираном вошли наши войска. Но он понял: это приведёт к прямой конфронтации с США. Поэтому он отжимал у США максимум того, что мог отжать: прибалтийские республики, Калининград. Пользуясь тем, что наш союзнический долг был американцам жизненно необходим – вернул утраченные Российской империей территории Южного Сахалина и Курильской гряды…

Более того, не все проблемы нужно решать. США давно могли расправиться с Северной Кореей, но крайне заинтересованы в её существовании. Это позволяет, пользуясь тем, что оттуда звучит агрессивная риторика, подтягивать в регион авианосцы, новые ракеты и т. д. США влезли в Афганистан прежде всего, чтобы приблизиться со стороны Тибета к Китаю и заодно с востока к Ирану. КНДР даёт им повод, чтобы с этой стороны держать ударную группировку в опасной близости к Китаю. Оттуда даже Пекинский округ недалёк.

Поэтому, к сожалению, мы должны высказать мысль: наша отечественная экономика – экономика шагреневой кожи. Мы пыжимся, загадываем какие-то желания – получить Олимпиаду или чемпионат мира. Но при исполнении каждого желания шагреневая кожа уменьшается. Каковы последствия – понятно даже тем, кто не читал Бальзака.

Об альтернативных историях

Среди профессиональных историков очень популярна фраза «история не знает сослагательного наклонения». Иными словами, с их точки зрения бессмысленно спрашивать «что было бы, если бы…»

Их понять можно. Профессиональному историку важнее всего выяснить, как обстояли дела в реальности. А выяснить это далеко не всегда бывает просто.

Юристы часто говорят: «врёт как очевидец». Историки, разбирая мемуары, то есть свидетельства всё тех же очевидцев, повторяют эту фразу ничуть не реже. В мемуарах человек чаще всего старается не столько рассказать, как обстояли дела, сколько показать, как он сам был хорош в этих делах.

Впрочем, не всегда ограничиваются собою. Скажем, внимательное сличение мемуаров Жукова с его же приказами военной поры и с теми событиями, на основе которых строились приказы, доказывает: в мемуарах маршал изрядно выгораживал подчинённых – даже тех, кого непосредственно по ходу событий нещадно ругал, причём ругал за дело. В итоге сам маршал в своих мемуарах выглядит значительно хуже, чем был на самом деле, а его подчинённые значительно лучше. Бывает, как видите, и такое.

Но чаще всего мемуаристы всё-таки изрядно себе льстят. Поэтому куда лучше в деле установления истины опираться на документы. Но и в них зачастую положение тоже изрядно приукрашено. А документы внутренней отчётности – предназначенные не столько для публикации, сколько для управления делом – чаще прибедняются по известной поговорке: идёшь к начальству за верблюдом – проси трёхгорбого (по меньшей мере один горб урежут).

Ещё надёжнее документов материальные свидетельства. Так, до наших дней сохранились только танки Т-34 позднего исполнения, с 85-мм пушкой и доведенной до ума конструкцией. И только парочка чудом сохранившихся где-то на задворках танков первого поколения, с пушкой калибра три дюйма, то есть 76.2 миллиметра, дала наглядное – а не только вычисленное по документам – представление, насколько всё-таки эти танки были в 1941-м году далеки от совершенства и насколько на них было сложнее воевать, чем в 1943-м.

Словом, работа историка тяжела, запутанна. И надо отдать должное тем историкам, которые ухитряются в этих условиях полной неразберихи всё-таки выяснить, как обстояли те или иные дела.

Но история – не только наука. Это ещё и способ учёбы для всех нас. Хотя и говорят, что история учит только тому, что история ничему не учит. Но тем не менее, зная, как поступали наши предки в тех или иных сложных обстоятельствах, мы обретаем более надёжное основание для выстраивания планов наших собственных действий в обстоятельствах пусть иных, но не менее сложных – а в каких-то деталях, бывает, даже и сходных с прошлыми.

Вот тут сослагательное наклонение выходит на первый план. Чтобы понять мотивы действий исторических личностей, волей-неволей приходится смотреть: а что было бы, если бы та или иная личность поступила иначе? И какие у неё были возможности поступить иначе?

До недавнего времени считалось, что наши войска не были отмобилизованы к началу войны только по преступной халатности руководства. Но лишь сейчас начинает проясняться, что мобилизация, начатая официально, могла в стратегическом плане лишь ухудшить положение страны – даже при том, что тактически могла принести некоторый выигрыш. Эти исследования ещё далеки от завершения: в дальнейшем несомненно выяснится ещё много важного о причинах страшных для нас событий той эпохи. Но это лишь пример того, почему всё-таки сослагательное наклонение в истории бывает иной раз даже важнее изъявительного.

Существует даже целый жанр, находящийся на стыке науки и искусства – так называемая альтернативная история. Этому жанру отдавали должное и выдающиеся историки вроде Тойнби, и многие блестящие писатели – их перечисление отняло бы куда больше места, нежели весь текст этого раздела.

Альтернативисты очень внимательно изучают: в какие моменты действительно можно было поменять ход истории, каким образом поменять. Например, что было бы, если бы в сорок первом всё-таки отдали то самое приказание о всеобщей мобилизации; если бы Александр Македонский не умер в Вавилоне от последствий то ли лихорадки, то ли банальной пьянки; если бы после разгрома Северного общества на Сенатской площади 1825.12.25 Южное общество победило в одном из сражений конца 1825-го года.

Уже добрый десяток лет основная часть отечественных альтернативщиков внимательно изучает так называемый мир царя Михаила. Судя по всему, если бы Николай II передал власть брату не в 1917-м, когда император уже сделал практически всё плохое, что было в его силах, а хотя бы в 1905-м, а ещё лучше в 1900-м, события развернулись бы намного лучше и для России, и в конечном счёте для всего мира – даже для стран, противостоявших нашей.