Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника - Леонид Кавелин

После духовной пищи настало время подкрепиться пищею вещественной: наш пустынный обед состоял из ракового супа, привезенных с собою пирогов (с русской гречневой кашей), яичницы и свежего козьего молока. После нас обедали кроме служителей погонщики лошаков и наши провожатые анатотцы; всем достало и все остались весьма довольны нашим угощением. Пред отъездом (часу в пятом пополудни), когда начал спадать жар, походивши еще в окрестностях бывшей лавры и вверх по потоку, который начинается не более как в тридцати шагах вверх от святой пещеры, мы выкупались в одном из его водоемов, напились чаю и отправились в обратный путь. До вершины горы мы шли пешком. Это отняло времени более четверти часа, но несмотря на это в 8 часов вечера уже были дома, благодаря Бога, что Он исполнил во благих желание сердца нашего отыскать следы первой палестинской обители. Вскоре после того случилось мне видеться с Саввинским старцем о. Иоасафом. Сей муж с радостью выслушал мой рассказ, как утвердивший его собственное предположение о местонахождении Фаранской лавры, которой он до сих пор не имел случая посетить, и убедительно просил меня продолжать дальнейшие разыскания о местах других древних обителей пустыни Святого Града, обещая свое содействие. – Надеемся, что настоящее исследование и описание местоположения Фаранской лавры прибавит для любознательных посетителей Святого Града еще одну приятную поездку к тем обычным, которые предпринимаются ими в исторических окрестностях Иерусалима, представляющих еще обширное поле для исследований. На лошаках три, а на лошадях два часа езды, ровная и удобная (до самого спуска к потоку) дорога, безопасность, вполне ограждаемая двумя или тремя вооруженными провожатыми из д. Анаты, взятыми за умеренный бакшиш, запас с собою для обеда или возможность проездом чрез эту деревню достать материалы для скромной трапезы, и на самом месте, кроме удовольствия видеть следы древней обители, свежий воздух, древесная тень и поток с бассейнами для купанья – все это обещает сделать эту поездку для каждого, кто ее предпримет, одним из самых приятных воспоминаний о Святой Земле.

Лавра Преподобного Саввы Освященного

Из всех монастырей, которыми внезапно процвела яко крин пустыня Святого Града в V и VI веках христианства, до наших дней особым устроением Промысла Божия уцелела лишь одна лавра Саввы Освященного и до сих пор тихо и одиноко красуется она в пустыне на удивление всему свету, как памятник древнего пустынножительства и вместе как развесистая пальма в обширном оазисе, под тенью которой доселе находят надежное убежище опаленные зноем страстей и обремененные житейскими скорбями и напастями.

Лавра Саввы Освященного находится всего в трех часах пути от Иерусалима. Наши богомольцы посещают ее несколько раз во время пребывания в Святом Граде, первоначально, по особому приглашению из лавры, целым караваном. Туда привлекает всех православных поклонников не одна особенность местоположения этой обители, в аскетическом отношении не имеющего себе ничего подобного в целом свете, но и личные достоинства ее нынешнего настоятеля – аввы Иоасафа, достойного по всему преемника преподобного Саввы, Иоанна Дамаскина и других древних отцов ее. Отец Иоасаф – общий духовник всех греческих владык и вообще Греческой Патриархии. Наши соплеменники болгары считают за обязанность побывать у него на духу и глубоко ценят его духовные наставления, проникнутые опытностью в духовной жизни и растворенные любовью и смирением.

Дорога в лавру Пр. Саввы одна из удобнейших в окрестностях Иерусалима; выезжая в Вифлеемские ворота, вы огибаете Сионскую гору, спускаетесь в лощину, лежащую между этою горою и гробовыми пещерами села Скудельнича, любуетесь открывающимся у кладезя Иоавля видом Царской долины, зеленью разведенных на ней огородов и садов, составляющих такую разительную противоположность с сумрачным видом горы Соблазна и прильнувшей к ней деревни Силоамской, и начиная от Силоамского источника едете по правую сторону иссохшего ложа Кедронского потока. Дорога на четверть часа езды идет между масличных и смоковничных садов, но наконец растительность исчезает, горы сдвигаясь принимают более грозный и дикий характер. Выбравшись на возвышенность левого берега Кедронского потока и полюбовавшись на Святой Град, видный сквозь ущелья и похожий отсюда более на крепость, едем далее. Дорога скоро опять спускается в долину Кедрона и уже не расстается с ним до самой Плачевной юдоли. На половине пути под скалою глубокая систерна, но вода ее годна лишь для лошадей и лошаков и то если есть чем достать ее; наконец ближе к монастырю, если это зимою, увидите табор бедуинов племени Мар-Саба, т. е. монастрыря Св. Саввы; полунагие ребятишки окружат вас с криком: «хаджи-ля! хаджи-ля»! в ожидании, что вы бросите им какую-либо монетку. В этом месте соединяются три долины (уади): одна пошла к Мертвому морю, другая к монастырю, а третья к Иерусалиму; отсюда же можно, поднявшись на гору, пройти прямо к развалинам монастыря Пр. Феодосия киновиарха, которые находятся между Вифлеемом и обителью Пр. Саввы.

Место это называется Монашеским базаром; ибо здесь в цветущие времена лавры собирались раз в неделю отшельники для продажи своих рукоделий или, точнее сказать, для обмена их на необходимые потребности своей умеренной жизни. Отсюда же начинается то грозное и суровое по виду ущелье, которое называется Плачевною юдолью; с обеих сторон потока встают отвесные скалы, темно-желтые ребра которых изрыты пещерами, зияющими своими полуразрушенными входами, точно звериные логовища. Дорога к монастырю, подымаясь в гору, лепится по самому карнизу правого берега потока; она ограждена со стороны пропасти каменною стенкою и разделана так широко в сторону горы, что можно ехать совершенно безопасно; устроена же на сумму, пожертвованную на сей предмет одним из иноков лавры, и надобно признаться, что трудно было бы найти полезнейшее употребление своих средств в этой местности, и теперь каждый посещающий пустынную обитель благословляет благотворителя обители как своего личного благодетеля. Медленно подвигаетесь вы вперед, любуясь видом глубокого ущелья и смотря на пещеры, вспоминаете, что эти ныне опустевшие ульи были некогда населены пустынными пчелами. Но вот и последний поворот дороги, из-за которого показался и монастырь с двумя высокими башнями, построенный на самой покатости ущелья, имеющего здесь глубины около шестидесяти сажен. Сомневаюсь, чтобы на всей земной поверхности существовало какое-нибудь человеческое жилище в месте более диком и ужасном, нежели то, где воздвигнута эта уединенная обитель. Проехав мимо башни, построенной еще при Юстиниане, мы по шоссированной дороге спустились к монастырскому конному двору и сошли у низменной его калитки с лошадей; между тем по данному с башни сигналу начался в монастыре звон, приятно поразивший наш слух в этой отдаленной пустыне, и мы пошли пешком к другой калитке, столь же низкой, все из предосторожности от внезапного нападения кочевых арабов-бедуинов. Едва отворилась эта дверь, нас встретил старец, одетый в рясу толстого синего сукна, с открытым и загорелым лицом; мы думали, что это вратарь, но проводник шепнул мне: это сам настоятель о. архимандрит Иоасаф. Он приветствовал нас русским «Добро пожаловать!», и повел в церковь. После поклонения местным иконам при пении «Достойно есть» и ектении о здравии пришельцев идут в стоящую тут же, против западных врат церкви, на средине дворика часовню, где поклоняются гробнице преподобного Саввы, мощи коего, как сказывают, увезены крестоносцами в Венецию. Отсюда приглашают поклонников в архондарик (гостиную комнату), где следует обычное угощение, состоящее из рюмки раки (виноградной водки), смокв и чашки кофе, а после краткого отдыха приглашают поклонников в братскую трапезу, где предлагают им пустынное угощение: похлебку из чечевицы или боба, лук, маслины, стакан виноградного вина и душистый мед.