Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг

Сейчас она шепнула ему в левое ухо, что насчет двух пальцев она не прочь – совсем не как Джейн Эйр!

Мисс Вурц, которую Джек последний раз видел более десяти лет назад, когда они с Клаудией водили ее на Торонтский кинофестиваль, повязала на голову черный шарф – выглядит весьма драматично и похоже на вуаль. Походила она на попавшего в двадцатый век паломника из братства флагеллантов. Она стала еще тоньше, ее хрупкая красота еще окончательно не угасла, но была затемнена какой-то аурой, словно бы высшие силы за что-то ее преследовали, словно ей против воли даровали стигматы или подвергали иным кровавым испытаниям.

– Я не оставлю тебя одного, Джек, – шепнула ему в правое ухо мисс Вурц одновременно с Конни Тернбулл. – Я уверена, в Калифорнии ты повидал немало «свободомыслящих» женщин, но ты не поверишь, иные из наших Старинных Подруг дадут твоим калифорнийским девицам сто очков вперед. Их всю жизнь учили держать себя в руках – так вот знай, именно эти женщины порой могут превращаться в такой ураган, какой другим и не снился.

– Боже мой!

Его интересовала лишь одна Старинная Подруга, Бонни Гамильтон. Ему плевать было, насколько она склонна к «свободобыслию», – но, несмотря на хромоту, по которой ее узнал бы кто угодно, она куда-то испарилась.

Обитательниц общежития загнала в дальний угол Колясочница Джейн, мистер Малькольм пытался спасти несчастных школьниц от своей безумной спутницы жизни. Джек объяснял себе ее поведение единственным образом – она решила всеми способами защитить их от него. В мыслях миссис Малькольм – если она до сих пор сохранила способность мыслить – Джек Бернс являлся новым воплощением своего отца; в ее глазах он вернулся в школу лишь затем, чтобы лишить девственности этих девочек, одну за другой – а они уже готовы, судя по выражению их лиц и расхристанной одежде.

Джек заметил, что девушка, потерявшая в церкви сознание, лишилась заодно и туфельки. Она ходила кругами, едва сохраняя равновесие, шаркая неснятой второй туфлей. Джек намеренно направил свои шаги в сторону школьниц – они единственные принесли с собой Эммины книги. Для чего? Ну, видимо, чтобы Джек их подписал.

Девушки не проявляли ни малейших признаков сексуального интереса к нему – они и не думали флиртовать. Большинство не смели смотреть Джеку прямо в лицо, а те, кто осмеливался, теряли дар речи. Это же просто дети, смущенные, стесняющиеся! Миссис Малькольм, конечно, совершенно обезумела – зачем ей защищать их от Джека, он ничем им не угрожает! Одна школьница наконец протянула Джеку экземпляр первого романа Эммы и попросила дать автограф.

– Я хотела, чтобы его подписала Эмма, – сказала она, – но подпишите вы, если можно.

Остальные девушки вежливо выстроились в очередь.

На заднем плане Морин Яп сказала что-то явно неприятное девушке, потерявшей сознание и туфлю:

– Тебе чирья никогда на нос не падали?

Джек уже знал, как расшифровывать речь Морин, на самом деле она сказала:

– Тебе что, ничего на дом не задали?

Несчастная девушка не успела ничего ответить Морин, не успела она и снова упасть в обморок – Джек взял ее за руку, холодную, как у трупа, и сказал:

– Пойдем отсюда, я помогу тебе найти туфлю.

– Вот-вот, пошли отсюда, поможем Элли найти туфлю, – откликнулись хором другие девушки из интерната.

– Я выходила из часовни, и кто-то наступил мне на ногу, – объяснила Элли. – Я не видела, кто это, поэтому просто решила плюнуть.

– Терпеть не могу, когда мне наступают на ноги, – сообщил Джек девушкам.

– В самом деле, это ведь так грубо! – согласились они.

– Да, так поступают только полные говнюки, – сказал Джек.

Видимо, слово «говнюк» сыграло свою роль – Морин Яп повернулась и ушла.

Джек с девушками вышел в коридор и довел их до часовни, ища повсюду потерянную туфлю и одновременно подписывая Эммины книги.

– Я сто лет не тусовался с девчонками из интерната, – сказал он, – а много лет назад компания вроде вас затащила меня в общежитие!

– Сколько тебе было лет? – спросила Джека девушка, похожая на Джинни Джарвис.

– Девять или десять, около того.

– А сколько лет было девчонкам из общаги?

– Наверное, сколько вам.

– Больные! Психопатки! Извращенки! – сказала Элли.

– Но ведь ничего же не было? – спросила Джека другая девушка.

– Нет, ничего не было, я только помню, что страшно перепугался.

– Конечно, ты был совсем маленький мальчик, еще бы ты не перепугался, – сказала еще одна девушка.

– Вот она, моя чертова туфля, – сказала Элли; та валялась у стены в коридоре.

– Как вы будете делать фильм из «Глотателя»? – спросила четвертая спутница.

– Это же непросто, там столько неприличного, – сказала пятая.

– Фильм получится куда менее откровенным, чем роман, – объяснил Джек. – Например, слова «пенис» вы с экрана не услышите.

– А слово «влагалище»? – спросила шестая.

– И его тоже не будет.

– Почему она не пошла к врачу? – спросила Элли.

Джек, разумеется, понимал, что речь идет о Мишель Махер, героине романа, но подумал все равно об Эмме.

– Не знаю, – ответил он.

– Наверное, Элли, тут какие-то психологические причины, – сказала седьмая девушка, – это же тебе не аппендицит какой.

Все девушки, и Элли вместе с ними, согласно закивали. Они были весьма разумные – в сердце своем еще дети, но во всем остальном куда взрослее, чем была в их возрасте Эмма, не говоря уже о Джинни Джарвис, Пенни Гамильтон, Шарлотте Барфорд и Венди Холтон. Джек задумался, что в нем было такого необычного, странного, что все эти девицы постарше и глазом не моргнули, подвергая его надругательствам. С какой стати они подумали, что с Джеком можно так обращаться?

Вот эти девушки маленького мальчика и пальцем бы не тронули. С ними Джек снова ощутил себя десятилетним мальчишкой – только на этот раз ему не было страшно, он чувствовал себя в полной безопасности. Ему было так легко с ними, что он без всякого смущения сказал:

– Вот что, мне пописать надо.

Так бы и сказал настоящий четвероклассник.

Девушки ничуть не удивились и сразу вызвались помочь.

– Помнишь, где мужской туалет? – спросила Элли.

– Он до сих пор у нас только один, – сказала ее подруга.

– Пойдем, я покажу тебе, – сказала Элли Джеку и взяла его за руку.

Точно так она взяла бы за руку настоящего мальчика девяти-десяти лет, и, поняв это, Джек почему-то едва не вскрикнул от боли.

Это все я, я сам виноват, подумал он. Эти девочки, из тех, что постарше, смели издеваться надо мной потому, что заметили во мне нечто противоестественное, странное. Джек окончательно убедился – это он не такой, как все, это он ненормальный, а не его насильницы.

Джек отнял руку. Он не хотел, чтобы Элли и ее подруги – здоровые, нормальные девушки – видели, как он плачет. Он знал, тронь его сейчас – и он зарыдает, как умеют рыдать только маленькие мальчики, без тени стыда. Стыдно ему было от другого – от чего-то неведомого, заключенного в нем, в Джеке, от того, что настоящая Мишель Махер называла «чересчур странным».

– Ну что вы, я сам найду, – сказал Джек, усмехнулся, как настоящий актер, и добавил: – Думаю, если понадобится, то, даже лежа в хладной могиле, я смогу встать и найти дорогу туда.

Получалось, его поход в мужской туалет – героическое предприятие, связанное со смертельными опасностями, которое надлежит совершить лишь в одиночку, зная, что можешь не вернуться живым.

Через пару минут Джек заблудился; коридор показался ему незнакомым, наверное, стены перекрасили, подумал он. В лестничных пролетах, похоже, поселились призраки – миссис Макквот, она же совесть Джека, давно его покинувшая, и даже Эмма, навечно обидевшаяся на него за неприличную краткость молитвы. Голоса девушек из общежития не последовали за ним; Джек был совсем один – по крайней мере, так ему казалось.

Впереди, за поворотом, располагалась столовая, в этот час объятая тьмой и закрытая на замок. Но кто это там вышел из тьмы, фигура пожилого человека, нет, пожилой женщины. Точно, дама в летах, никакой не призрак, слишком крепко сбита для бестелесного духа. А-а, уборщица, ну конечно. Постой-ка, а зачем это уборщице приходить в школу Св. Хильды в воскресенье, да и где ее швабра с ведром?

– Джек, милый мой, мой маленький! – воскликнула миссис Машаду.

Увидеть ее сейчас, понять, что это в самом деле она, – о, это произвело такой же эффект, как тот судьбоносный удар в пах, нанесенный много лет назад. Джек словно окаменел, не смел с места сойти – что там, не мог даже вдохнуть.

Он понял недавно, что Лесли Оустлер всегда имела над ним власть и всегда будет иметь. Джек много раз пытался стереть миссис Машаду из памяти, прилагал сознательные и неосознанные усилия, но, как оказалось, тщетно – он так и не победил ее, это удалось лишь Эмме. Миссис Машаду тоже сохранила над ним свою власть – непреклонную, абсолютную.