На пороге Тьмы-2 - Андрей Круз

Валиев просто лежал на кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, когда дверь открылась и нас запустили внутрь.

– Айвар Равилевич! – по-шутовски отсалютовал ему Тенго. – Гостя привел, принимайте!

– Тенгиз, тебе бы серьезности, – кривовато усмехнулся тот и спустил ноги со спинки кровати на пол, усевшись.

– Бери табурет, садись, беседуй, – сказал Тенго мне. – Потом выводного позовешь, выпустит.

– Хорошо.

Спутник мой вышел, дверь закрылась, громыхнул засов.

– Ну здорова, – кивнул Валиев мне. – Хоть и не ожидал.

– Бывает, – ответил я, подвигая табурет к стене напротив и усаживаясь на него. – Зачем заказали меня, уважаемый?

– Ну почему сразу заказал? – даже удивился Валиев. – Увезти хотели, побеседовать, все такое.

– Ага, понятно, – улыбнулся я. – Те, которых мы в порту вчера постреляли, тоже увезти хотели?

Валиев поморщился слегка, словно пробуя языком больной зуб, и ничего не сказал.

– А то двоих взяли, а они беседовать с нами вперегонки кинулись. И все в вас, уважаемый, пальчиками тычут. Мол послал, нас, говорят, на душегубство, отчего мы теперь страдаем душевно и от смертного страха гадимся. Зачем послал?

– Это не за тобой, – ответил Валиев, посмотрев в окно. – Не в тебе там дело, в Милославском. Ты так, просто не в том месте и не в то время.

– Я бы поверил, – кивнул я, изобразив душевность в голосе, – но дело такое, что верить не получается. Потому как у меня список «братьев по слою» есть из вашей бывшей секретки, и от этого пасьянс совсем по-другому раскладывается.

– Ну и что тогда тебе от меня надо, раз ты все знаешь?

– Для начала узнать хочу, сколько там еще народу за мной охотится.

– Да все уже, – опять кривая ухмылка. – Если Митяя с пацанами накрыли, то уже никто не сунется. И не до этого уже никому.

– Что за Митяй?

– Бандиты это, у них хутор за Сальцево, по зиме такими делами подрабатывают. Да забудь ты уже про них, все.

Я подумал, что он мне сейчас наврал, но не до конца. Просто по поведению и рожам что убитых, что пленных, выходило что и вправду бандиты. В Углегорске их никто не знал, да и по сальцевским базам не опознали. Значит откуда-то издалека. Может те самые, которых, по слухам, привлекли с разведбатом воевать. Для меня это не принципиально.

– Я, в общем, по какому делу…, – перешел я к главному. – Серых… ушел?

– Вот уж… у кого что болит, – снова уже знакомая кривоватая усмешка. – Что мне будет, если скажу?

– Я Болотову правду не расскажу, – ничем не ласковей улыбнулся я ему навстречу. – Доказательств у меня, может, и не много, но объяснить, зачем ты к нему подкатился, смогу. – заодно отбросил я и излишнюю вежливость. – Веришь? И как ты думаешь, чем вся эта твоя эпопея закончится, если он узнает? Мы можем даже поспорить, сможет он подходы найти, чтобы тебя в тюрьме удавили, или нет.

– А ты думаешь, что у меня тут много других опций? – он откинулся назад, к стене, сложив руки на груди. – Вроде как меня отсюда гулять отпустят?

– Я других твоих дел не знаю, так что сказать не могу. Я честно скажу: расскажешь – попытаюсь ходатайствовать о том, чтобы покушения на мою персону к тебе не привязывали, а уж дальше ты сам. Все, что могу. Не скажешь… ну разберусь я, в конце-концов. Я и так уже почти все знаю.

– Знает он! – Валиев даже хохотнул. – Хрен ты чего знаешь, равно как и все остальные, вроде профессора. Ни хрена не знаете.

– Записи Серых где?

– Где надо, – тут он неожиданно подался вперед, уставился мне в глаза, упершись локтями в колени. – Не нужны тебе никакие записи, понял? Мне сам Серых сказал об этом перед тем, как пойти… в ящик этот. Все записи – пустое, путь в никуда. Там во всем этом лишь один секрет, из трех слов, его и без записей запомнить можно.

– Так ушел он или нет?

Валиев задумался на секунду, развел и сомкнул ладони с растопыренными пальцами, потом сильно потер лицо.

– Значит так, умник, слушай: доказать ничего не могу, понял? Нечем. И даже объяснить нормальными словами не могу. Я просто почувствовал…, – он задумался, явно стараясь подобрать слова, – … почувствовал… короче, хрен у него чего там вышло. Меня таким страхом пробило, что я чуть не обхезался, понял? Так у Тьмы бывает, если близко, или когда призрак над головой. Не мог он уйти так, я его смерть…, – он вытянул руку, сжал в кулак у себя перед лицом, – … я ее как свою ощутил, понял? И какой вывод из этого? Что все записи дерьма не стоили, а его единственное правило…, – он развел руки и вдруг изобразил шутовской поклон, причем еще и пердящий звук издал. – Все тебе сказал, понял? – выпрямился он и откинулся снова на стену.

Ну да, ну да… А я весь такой сижу здесь и верю. Но вообще молодец, как лихо он все это сымпровизировал, целый спектакль. И ведь вранья в нем не так много, похоже, но… вранье меняет все.

– Тогда зачем ты к Болотову подкатился, а? – спросил я его.

Вот так. А не подари я Кирюхе тазик и денег – и не задал бы я такого вопроса. Не знал бы.

– А в то, что Серых накрылся – в это верю, – добавил я. – Теперь остальное расскажи.

На аэросани грузились не в порту, как я почему-то ожидал, а возле углегорской базы разведбата, что было куда логичней на самом деле. Двое саней, неожиданно больших, напоминавших то ли микроавтобусы, то ли транспорт будущего в воображении дизайнеров далекого прошлого, стояли на льду реки у самого берега. Нет, я правда думал, что они будут меньше, а эти… нормально так, и выглядят теплыми. За каждой машиной на тросе были прицеплены сани с грузом, похоже что канистры с горючим. Ну да, не ближний свет у нас поездка, хотя думаю, что доберемся куда быстрее, чем тогда на тихоходной лодке.

– Смотри, в этих санях нас будет пятеро, с нами еще боец, я сам за рулем, а в тех мой Артем, – показал он на своего порученца, – и еще двое бойцов. Водки и пулеметов взяли, ты не беспокойся.

– Это хорошо, это хорошо, – закивал Федька. – Я насчет водки. А то как этот в воду полезет, я только глядя на него смерзну начисто. Без водки никак.

Настя ткнула его кулаком в спину, сказав:

– Ты нам деловой настрой не сбивай. Водки ему… шиш тебе а не водки.

Мороз, кстати, опять начал крепчать, так что мысль о нырянии становилась все менее и менее привлекательной.

– Ладно, давай по машинам, – махнул рукой Тенго.

Салон аэросаней НКЛ 16/42 оказался вполне просторным, в него даже честно вели две двери – передняя водительская, через которую за руль втиснулся Тенго, и задняя пассажирская, или грузовая, через которую вполне комфортно залезли мы втроем.

Обстановка салона тоже напоминала маленький автобус, восемь сидений, по два в ряд, простые, из гнутой фанеры, но разведчики добавили месту уюта – на всех креслах были натянуты на бечевках волчьи шкуры. Это правильно, зачем задницей на холодное и жесткое? Не надо.