Геологическая поэма - Владимир Митыпов

— «Жалеешь?» — желчно передразнил он. — Психолог нашелся! Вот есть у тебя твои дурацкие плавающие материки — ну и тихо радуйся себе! Меня-то что тюлючишь в это дело? Подсунул, понимаете, чемодан без ручки — и нести невозможно, и бросить нельзя!.. Вот чего б тебе не открыть свое месторождение нормальным человеческим способом?

«А не бывает так, что открыть истину важнее, чем открыть месторождение?» — хотелось спросить Валентину, но это было бы выспренне и глупо. Вместо этого он сказал:

— Не в месторождении дело. За него у меня голова не болит. Если оно существует, то лет через двадцать пять или там через пятьдесят найдут. Но если открывать его сейчас, то не абы как, а… — Валентин споткнулся, не зная, как лучше выразить свою мысль.

Роман выжидательно безмолвствовал. Отчужденно, застывшим изваянием сидела Ася, на темном профиле ее лица чуть поблескивал глаз, точно вкраплина мориона — черного кварца. Совсем некстати вспомнился вдруг ее недавний вопрос: «Почему ты всегда пасуешь перед Романом?» Валентин мысленно чертыхнулся. С каждой ушедшей секундой делалось все труднее сказать, не мудрствуя: удача с месторождением должна стать торжеством принципа, нового подхода, а не торжеством геолога Вальки Мирсанова в приятном качестве первооткрывателя. Вот и все. Ничего сложного. Но как всегда бывает в таких случаях, на ум упорно лезло совсем не то, что нужно.

И тогда, махнув на все рукой, он заговорил, уязвленно горячась и сбиваясь:

— Ладно, пусть так: чемодан без ручки. Согласен. Но, старик, согласись и ты: фиксизм — это закрепленность, фиксация. В конце концов, это элементарно скучно. Миллионы, сотни миллионов лет повторение одного и того же: вверх-вниз, вверх-вниз. Как на курортной волне. Угореть можно!.. На позициях фиксизма даже стоять не надо — на них куда удобнее лежать… под пляжное баюканье своей теории. Мысль, кстати, не моя… Другое дело — дрейфующие материки… Роман… И ты, Ася… Столкновение Индии с Азией, а?.. Грандиозная катастрофа. Или великий акт творения. Называй как хочешь. Но без этого облик Евразии был бы другим. Не существовало б высочайших гор планеты. И возможно, та обезьяна не спустилась бы с дерева… Или спустилась, но позже… «Дурацкие плавающие материки!» Роман, я понимаю, ты сказал это не всерьез, но все-таки… все-таки… Да возьмите вы Байкал — он же не просто озеро, вернее — просто не озеро. Он — овеществленный процесс. И не седой старец — ей-богу, слышать уже этого не могу! — а океан в стадии зарождения. Дитя океана, если хотите. Можно такое понять без теории дрейфа? Без учета индийского фактора? Через пятьдесят миллионов лет…

— Через пятьдесят миллионов лет, — язвительно подхватил Роман, — восточные и западные берега Байкала окажутся по разные стороны океана. Но к тому времени все человеческие проблемы будут уже решены. И научные в том числе…

Вот только теперь студентка нарушила свое затянувшееся молчание:

— Что значит — решены?

Роман галантно и чуть ли не с удовольствием разъяснил:

— То и значит. Гавкнет человечество. С концами. По бездорожью.

— Вымрет, что ли? — сумрачно уточнила Ася. — Или, допустим, в космос улетит?

— Не имеет конца только то, что не имеет начала, — наставительно изрек москвич и вслед за этим внезапно продекламировал:

Когда пробьет последний час природы,Состав частей разрушится земных:Все зримое опять покроют воды,И божий лик изобразится в них!

Валентин буквально онемел — до того это не вязалось: Роман — и стихи (Постой, чьи же это? Кажется, Тютчева…) Вот уж точно, полный завал!..

— Любимые вирши Стрельца, — деловито сообщил москвич. — После них он обычно добавляет: «Хорошо еще, коль лик божий, а если харя термоядерной бомбы?» И при этом как загнет-загнет привет от Матвея! — в голосе Романа опять появились желчные нотки. — Стрелец свободно шпарит на всех европейских языках. И почти хорошо говорит по-русски.

— То есть… как это — почти? — не поняла Ася.

— Выражается, — был лаконичный ответ. — Иногда — при сотрудницах. Впечатление такое, будто красуется этим: что, мол, позволено Юпитеру… Да, многомерный человек!.. — Роман на мгновенье задумался. — Бывает душевным — хоть отбавляй. Начинает рассуждать о смысле жизни, и нам уже ясно: у шефа депрессия. Вы знаете, говорит, еще в древности очень неглупыми людьми было сказано: «Во многом знании есть много печали». Я вот пожил, говорит, насмотрелся и вижу: все — пыль…

— Нет, не все. Эстафета — не пыль… — Валентин скорее подумал это вслух, чем сказал, заглядевшись в полную звезд дегтярную черноту озера, и реальность отраженного неба была такова, что он вдруг поднял голову, как бы убеждая себя: настоящий-то небосвод там, вверху.

— Вы что-то сказали? Или мне это послышалось? — изысканно-вкрадчиво, «по-одесски», осведомился Роман.

— Что за эстафета такая? — пробурчала в свою очередь студентка.

Валентин с силой растер ладонями лицо, избавляясь от головокружительного призрака раздвоившихся небес. Обратясь к Асе, ответил:

— То, что в гроб не прихватить. Знания, опыт, традиции… Ну, что еще?.. «Пароходы, строчки и другие долгие дела!» — Он негромко засмеялся. — Сначала надо донести эстафетную палочку, передать ее, а уж потом… Что ж, можно и так сказать: пыль…

Роман раздраженно фыркнул. Сообщил Асе:

— Никогда не любил говорящих шибко правильно — у них всегда задняя мысль. Но, принимая во внимание его казачье происхождение… Да-да, он казак, не удивляйся… Так вот, казак, пляши и радуйся: во-первых, существует межзвездная пыль — из нее образуются солнечные системы. А во-вторых… во-вторых, сдвиг будет…

— Какой сдвиг? — чуть помедлив, спросил Валентин. Роман издал язвительный смешок:

— Разрешат двигать континенты.

— Ой, надо же! — студентка хихикнула. — На это требуется разрешение?

— В полный рост! — Роман, слава богу, возвращался к своему нормальному состоянию. — Думаешь, почему он приволок меня в тайгу? Собираются передвинуть кусок земной коры, а для этого ему нужна подпись Стрельца. Точно, Валя?

— Трепач!

— Наливай! — москвич повеселел окончательно. — А насчет сдвига — это я тебе на полном серьезе. Он будет. Жизнь заставит. Ты ведь сейчас не один такой герой. Это раз. Другое: я знаю зубастых парней из соцстран, которые работают хотя бы по тем же Карпатам. Китам, даже калибра Стрельца, вряд ли захочется, чтобы при сопоставлении наших геологических карт с ихними возникал разнобой. Сам понимаешь, — в голосе Романа проскользнула ухмылка, — для контактов с загранкой требуется уровень, стиль… Разумеется, все это очень даже не завтра. Обновление пойдет осторожно, с оглядкой на китообразных. Его обставят массой «если», «но», и «может быть». Будут дозволены твои любимые шарьяжи, но сперва, конечно, в рамках приличия. И континенты двинутся — на первых порах еще не по горизонтали, но уже и не по вертикали: по диагонали для начала. Они уже и сейчас есть, диагоналисты…

— Как ты сказал? — Валентин со смехом ухватил его за руку. — Диагоналисты? Потрясающе! И нашим, и вашим! Сам придумал или слышал от кого?

— Запомни: у Романа Свиблова своя голова на плечах. Он наблюдает и делает выводы. Собственноручно! И доложу вам так: не хотел бы я оказаться китом в эпоху большой уборки в моей квартире. Бог ты мой, я всю жизнь что-то там кропал, ажур наводил, и тут вдруг возникают какие-то молодые нахалы и начинают двигать мою мебель…

— Мебель — это что, континенты? — вполголоса поинтересовался Валентин, не надеясь, впрочем, на ответ. Так оно и вышло.

— …По какому, собственно, праву?! — безоглядно несся Роман. — А мне отвечают: «Папа, надо немного проветрить помещение!..» Нет, ребятишки, иногда это страшно вредная работенка — ходить в китах. А что делать? Самому дезавуировать свои наиболее одиозные, труды? Или дожидаться, пока это сделают другие? — Роман сочувствующе вздохнул. — Топать в Каноссу кому ж охота? Вот они и тилипают вперед половинками шагов — в этом, мол, научная солидность…

— Тилипают? — как бы даже ужас просквозил в голосе Аси. — Это про таких-то людей?..

Несмотря на темень, Валентин почти увидел, как у Романа бедово заискрились глаза.

— Я москвич, Асенька, коренной, а Москва на авторитеты всегда смотрела оч-ч-ень хладнокровно.

— Ну, а шеф твой… тоже тилипает? — с некоторой осторожностью задал вопрос Валентин.

— Стрелец… — Роман хмыкнул. — Однажды — тогда я только начинал работать в отделе — кто-то спросил у него, как он смотрит на мобилизм. Стрелец отшутился: у них, говорит, у этих вегенерьянцев, своя планета, а я, извините, не Жюль Верн, чтоб из пушки да на Луну.

— Это что значит?

— Тебе и разжевать надо? Нет, все-таки ты тундра!.. Это значит, сынишка, что у Стрельца тоже своя планета, сечешь? Материки на ней не двигаются. Ни вверх, ни вбок. Застывшие структуры. И он берет их такими, какие они есть. Анатомия…