Очерки по русской семантике - Александр Пеньковский

197

В. В. Виноградов Язык Пушкина. М.; Л.: Academia, 1935. С. 421.

198

Ср. отраженное представление указанной стилистической ситуации: «Лишь спрашивает в письмах грубовато, / По-русски, по-расейски: – Ты брюхата? / – Свою великосветскую жену… «(Ю. Друнина. Наталья Пушкина // Наш современник. 1974.№ 11. С. 4).

199

См. его: Теория русского письма //Л В Щерба Языковая система и речевая деятельность. Л.: Наука, 1974. С. 206.

200

Впервые, по-видимому, в титулатуре Ивана III – «Государь и самодержец, царь и государь Всеа Русии…» по записи в Вологодско-Пермской летописи под 1491 г. (Полное собрание русских летописей. Т. XXVI. М.; Л., 1959. С. 286).

201

См.: В.Я. Татищев История Российская. М.; Л., 1962. С. 345. Ср. совершенно искусственную попытку воскрешения этого варианта С. Есениным в поэме «Пришествие» (1917) как имени страны, откуда в мир должна просиять последняя божественная истина: «За горой нехоженой, / В синеве долин, / Снова мне, о Боже мой, / Предстает твой сын. / По тебе томлюся я; / Из мужичьих мест, / Из прозревшей Руссии / Он несет свой крест…» (Собрание сочинений: В 3 т. М.: Правда, 1970. Т. 2. С. 51)

202

По данным М. Фасмера (Этимологический словарь русского языка. Т. III. M.: Прогресс, 1971. С. 505), впервые в Московской грамоте 1517 г.

203

См.: М. Фасмер. Указ. соч. С. 505.

204

Естественно и понятно, что в левом – революционном – стане это противопоставление выступало в перевернутом, инвертированном виде, и Святая Русь оказывалась олицетворением и символом враждебного революции мира: «Революционный держите шаг! / Неугомонный не дремлет враг! / Товарищ, винтовку держи, не трусь! / Пальнем-ка пулей в Святую Русь! – / В кондовую, В избяную, В толстозадую!..» (А. Блок. Двенадцать, 1918). – Вообще же, соотношение Русь – Россия на разных этапах развития русской культуры и общественно-религиозно-философской мысли заслуживает специального лингво-культурологического исследования, которое выходит за рамки настоящей работы.

205

Ср. в исключительно точном ретроспективном отражении у Ю.Тынянова: «…И он <Пушкин> размахнулся на всю Россию, не подмосковную, не “Расею” и не “Русь”…» (Ю Тынянов Ганнибалы // России первая любовь. М.: Книга, 1963. С. 14). И то же в современном сознании: «Слесаря пропивают получку… / Пропиваются дети, увы… / И не надо шептать мне, косея / От избытка вины ли, вина… /Мол, и это Россия… Расея… / Дар-ра-га-я-а мая-а ста-ра-на… / Нет! Страна дорогая, разрушу / Этот миф, унижающий Русь, / И за каждую русскую душу / Повоюю, поспорю, побьюсь!..» (А Гришин «Слесаря пропивают получку…» //Знамя. 1986.№ 10. С. 79).

206

См.: Я С Тургенев Полное собрание писем. T. VII. М.; Л.: Наука, 1965. С. 285. Этот взгляд на Ро(а)с(с)ею как на одну лишь сторону России – взгляд изнутри России – принципиально отличен от взгляда извне, для которого Расея не ипостась, не идеальная понятийная сторона, а целое (как бы такой взгляд не выражался): «Эта варварская Россия», как думала когда-то мисс Жаксон в «Барышне-крестьянке» Пушкина, или «дура-Рассея», как считала в недавнем еще прошлом противопоставлявшая ей себя Сибирь: «Эти коренные очень гордятся собой, с пренебрежением относятся ко всему русскому… Глупая баба дергает своим толстым брюхом и пренебрежительно говорит: – Известно, из дуры-Расеи чего путного дождешься…» (Н. Гарин-Михайловский – Н. В. Михайловской, июнь 1891 г.). Пережитки этого взгляда достаточно широко сохраняются в Сибири и сегодня. Ср.: «– Это ж не Расея. – Так и я нерасейский – сибиряцкий…» (Г. Комраков. До осени – полгода, 7).

207

Следует заметить, что в последние годы – в полном соответствии с логикой развития общественной мысли, формирующей неославянофильские и почвеннические течения и уклонения различных оттенков и толков (вплоть до черносотенных и откровенно фашистских), проявляющие себя в идеализации патриархального прошлого русской деревни, исконных форм быта, монархического государственного устройства и т. п., – Расея (с производными) инвертивно включается в общий ряд воскрешаемых ими символов, получая экспрессию положительной оценки. Ср. немногие примеры, почерпнутые из необозримого их числа на страницах периодических изданий, отражающих и формирующих такого рода настроения и взгляды: «Всё пересилит просто и стойко /Дерзость российская, удаль расейская….» (Р Казакова. Постановление //Литературная Россия, 15 июля 1977 г.); «За Россию, матушку – Расею / Он упал, прикрыв огнем друзей…» (Я Кучуков Алешка//Наш современник. 1978. № 10. С. 75); «Всегда надежно врачевала душу / Расейская сердечность старика…» (Ю. Друнина Дядя Вася // Наш современник. 1976.№ 3.С. 141); «Иван Иванович смотрел на пролетающие мимо поля, на полустанки, деревни, города и искренне удивлялся, говорил Андрею: – погляди только, какая махина! Одно слово – Расея!» (М Щукин Имя для сына // Наш современник. 1986. № 2. С. 90)

208

Как уже было сказано и как это видно из приведенных выше иллюстраций, в современных переизданиях текстов XIX в. сохраняются и воспроизводятся обычные для этого времени (авторские и/или редакторско-типографские) написания с фонематическим о (Россея // Росея). Тем показательнее замена старого Россея на новое Росея в переизданиях «Войны и мира» Л. Н. Толстого. Ср. в издании 1949 г.: «– Решилась! Россея! – крикнул он. – Алпатыч! Решилась! Сам запалю… – Ферапонтов побежал надвор…» (Т III.Ч. 2, I V.М.:ГИХЛ, 1949. С. 118). В просмотренных изданиях последующих лет (см., например: М., 1966. С. 123; М.: Худож. лит., 1974. С. 124; Фрунзе, 1981. С. 123; Харьков, 1984. С. 122; М.: Правда, 1984. С. 125 и мн. др.) – везде Росея.

209

О гиперфонемной ситуации применительно к корню ~Росс~ приходится говорить потому, что все его производные с о (под ударением в сильной позиции) для подавляющего большинства носителей русского литературного языка либо вообще практически не существуют (ср. глубоко архаическое росс из какого-нибудь «Гром победы раздавайся, Веселися храбрый росс», или устаревшие великоросс, – ы – Великоросса, как и малоросс, – ы – Малороссия, или узко специальное Россика с более распространенным латинским вариантом Rossica), либо находятся на достаточно далекой периферии языкового сознания (такие, например, как специализированные сложно-сокращенные образования типа Росхлебторг).

210

См. об этом: А. Б. Пенъковский. О некоторых некодифицированных явлениях современной русской орфографии (о написаниях типа иду-у, оч-ченъ) // Нерешенные вопросы русского правописания. М.: Наука, 1974. С. 100–102.

211

Ср. показательную формулировку: «…слог может быть выделен лю-бым говорящим и поэтому предстать как явление очевидное…» [Калнынь 1981: 446].

212

Наречие врастяг, по-видимому принадлежащее новому просторечию, не фиксируется ни старыми, ни современными (в том числе – и новейшими!) толковыми словарями. Его не отмечают ни НСРЯ, ни ОШ, ни СТРЯ. Нет его и в словаре Даля (ср. однако: врдстяжъ «врастяжку, растягивая что или растянувшись» – Т. 1. С. 259). Что касается нейтрального и более широко используемого врастяжку, то следовало бы, очевидно, уточнить его толкования («неторопливо, замедляя речь» – БАС, 2, 793; «растягивая, замедляя речь, слова» – MAC, 1, 225; Ож., 95), введя в них специальное указание на возможную связь «замедления речи» и «растяжения слова» с явлением слогоделения.

213

Ср. то место в романе И. С. Тургенева «Дым» (V, 1867), которое вызвало отклик П. Л. Лаврова: «– Да-с, да-с, я западник, я предан Европе; то есть, говоря точнее, я предан образованности, той самой образованности, над которою так мило у нас теперь потешаются, – цивилизации, – да, да, это слово еще лучше, – и люблю ее всем сердцем, и верю в нее, и другой веры у меня нети не будет. Это слово: ци…ви…ли…зация (Потугин отчетливо, с ударением произнес каждый слог) – и понятно, и чисто, и свято, а другие все, народность там, что ли, слава, кровью пахнут…» (И. С. Тургенев. Поли. собр. соч.: В 15 т. М.; Л.: Наука, 1965. Т. 9. С. 173). «Трехточие» здесь – как эквивалент общепринятого «дефиса» в качестве знака межслоговых пауз при слогоделении – одна из ярких примет индивидуальной графической и – шире! – письменной системы Тургенева. Ср., например, в тексте «Нови» (1876): «-…Чуждаться врагов своих. Не знать их обычая и быта – нелепо! Не… ле… по!..»; «Она Валентина Михайловна> не постигала, “решительно не пос…ти…га…ла”, как человек образованный и молодой может придерживаться такой застарелой рутины»; «…ее Валентины Михайловны> чудесные глаза с мягким недоуменьем, с грустной гадливостью останавливались на самонадеянной девушке, которая, после всех своих “фантазий и эксцентричностей”, кончила тем, что це…лу…ет…ся в темных комнатах с каким-то недоучившимся студентом» (И С Тургенев Поли. собр. соч.: В 15 т. Т. 12. М.; Л., 1966. С. 28, 53, 157).