За день до послезавтра - Сергей Анисимов

Снова про папу… По-шведски говорю плохо. Кое-как могу объясниться, но стесняюсь своего деревянного акцента, почти немецкого, да. Финского вообще не знаю, извините…

Отработка легенды была одним из ключевых предметов на его «курсах». Где находится отделение банка, кредитная карточка которого у вас в бумажнике? Покажите на карте. Яркий сине-желтый билетик среди отложенных подальше купюр: что это? «Сингапурский филателистический музей» — где он расположен? И что, вы действительно увлечены марками? Ностальгия по детству… А вот к примеру, что такое «зубцемер»? И где расположен этот музей? А что еще вы можете вспомнить заметного на этой улице? А если свернуть на Hill Street? А если пройти дальше, как она будет называться?.. А как правильно говорить — остров Сентоза или все-таки «Сантоза»? А слоны там в зоопарке есть?..

— Ну вот и все. Минус треть вопросов на этот раз. Едва на тройку вытягиваешь. Смотри, реальный опрос скучающим пограничником, как базовый, так и при усиленном режиме, при дополнительной выборочной проверке, — это тебе не шутки. Они тут же лажу учуют. Иди и работай.

И он шел и работал. До следующего раза, когда преподаватель снова находил возможность придраться к объему усвоенной информации. К произношению английских слов. К незнанию того и сего, очевидного, лежащего на поверхности. А ведь это был всего лишь один из предметов, и не самый сложный. Инфильтрация и в гораздо меньшей степени эксфильтрация — это «обеспечивающие» мероприятия. И обеспечивающие не душевный комфорт, а выполнение задач — основной и вспомогательной. Если кого-то высаживать на чужой берег с подводной лодки и оставлять потом дожидаться подхода сухопутных сил, то они не нужны вообще. Но те времена прошли. Никого не сбрасывают на территорию противника на парашюте, не доставляют отечественными аналогами «Зодиаков» через прибой на пустынные пляжи. На самом деле даже в тех же США живет полно людей, которых можно использовать «на месте», не тратя силы и время на проникновение и подготовку к нему. На обучение реалиям жизни в чужой стране, возможностям сохранять мобильность на нелегальном положении. С ознакомительными поездками, каждая из которых имеет собственную легенду. С сотнями часов самоподготовки и «индивидуальных занятий по предмету», накапливаемыми в течение многих месяцев. Почему тренируют именно его, он так и не сумел понять, но решил, что специалистам виднее, и на этом успокоился.

Было понятно, что на самом деле будет еще сложнее, чем он думал. Практика всегда сильно отличается от теории, а зачастую и вообще не имеет с ней почти ничего общего. Но самое важное то, что за все это время Николай так и не смог избавиться от ощущения того, что это «не по-настоящему». Что на него рассчитывают в отношении достижения реальной цели — ответить агрессору ударом со спины. «Поцелуй из могилы» — это жест отчаянья. Выполняйся эта операция всерьез — она не требовала бы такой сложности, стольких этапов. Давно сидящий в Принстоне, или Филадельфии, или Балтиморе биолог или химик с зарплатой, налогами и всеми видимым домом на такой-то улице получил бы е-мейл с невинной картинкой, поцеловал бы жену, сделал звонок начальнику про «приболел, но послезавтра выйду точно» и сел бы за руль. Добрался бы до нужного съезда с шоссе, нашел бы коробку с лампочками, сунул бы ее в багажник, поехал бы дальше… Без всяких границ, без возможных приключений по дороге, еще на другой стороне планеты, когда военная автоинспекция и внутренние войска кажутся исчезнувшими в никуда, а ГИБДД абстрагировалась и делает вид, что все нормально, даже наблюдая, как громадный Мицубиши L200 таранит малолитражки прямо на стыке дорог у КПП, стремясь скорее уйти из города, выгадать еще минуту, еще километр от потенциального эпицентра. Впрочем, похожее бывало и раньше, когда о будущей войне, будущей катастрофе не думал никто, кроме таких придурков, как Ляхин… Значит, скорее всего, он служит отвлекающей целью. Не настоящей. Что, однако, никак не снимает с него необходимости делать все на совесть, окупая средства, вложенные страной в его подготовку и документы.

Ребята «с курсов» довезли его до Торфяновки и встали в километре от границы собственно погранзоны, у неработающей бензоколонки. Здесь движение было заметным как в одну сторону, так и в другую. За стеклами довольно густо двигающихся машин были видны напряженные лица людей. Номерные знаки были разные, и это Николая чуть заметно обрадовало. Если через Торфяновку идет поток иностранных граждан, выбравших этот путь, значит, есть шанс на то, что финские пограничники перегружены необходимостью заботиться о самых настоящих европейцах и азиатах, имеющих паспорта нейтральных стран. Со своими историями у каждого. С несовпадающими деталями, с оставленными второпях в гостиницах паспортами. Без денег, потому что все отдано русским шоферам за «доехать до любой границы» — и, соответственно, без собственного транспорта. Нервничающих, плачущих. Разных. Может быть, это добавляет ему шансов пройти? Второй этап, «Сингапур-Сан-Франциско», должен быть легче в разы, хотя там рядом не будет вообще никого знакомого. Пусть даже знакомого в лицо, без имени.

— Они аннулировали визы, — уверенно сказал старший из двоих привезших его сотрудников. — Сразу же, как началось.

— Вот облом людям…

Второй оглядывал проезжающие машины спокойно: происходящее его как будто не волновало.

— Столько проехать, столько бензина сжечь, уповать на то и се. Приговаривать всю дорогу: «Какой же я молодец, что у меня годовой Шенген». Доехать, какое испытать облегчение. А тут — раз! «Hyvaa, kaunis ilmatanaan! Oh, anteeksi, nakemiin!».[42]

На сказавшего, более молодого из ребят, Николай посмотрел больным, нехорошим взглядом.

— Ладно, — произнес на это старший. — Наших явно разворачивают еще на внутреннем посту, дальше идут только иностранцы. Ты с нами, типа, уже расплатился. Мы вернемся сюда и будем ждать четыре часа ровно, если нас не сдернут. Тогда уж извини. Но если повезет, то проскочишь. И пусть повезет.

Второй хмыкнул и неожиданно протянул Николаю руку, развернувшись на своем сиденье.

— Прости, если что. И что бы ты там ни должен был делать, хоть бы у тебя получилось. То, что ты не «из тех», это видно.

— В каком смысле «тех»? — равнодушно переспросил Николай, уже настраиваясь на то, что ему остались сотни метров, чтобы перестать понимать русский, кроме базовых «здравствуйте» и «на здоровье».

— А как Чапман. Мы же таких много повидали за все годы. Как бы и не побольше, чем нормальных. Деньги на дороге не валяются, разве нет?

— Нет, — так же машинально ответил Николай, даже не вслушавшись в смысл сказанных слов. — Ну что, едем?

— Ну, раз тебе так хочется…

Они вырулили из кармана безлюдной бензоколонки и встроились в рыхлую цепочку легковушек, микроавтобусов и даже грузовиков. На границе зоны «восьмерку» остановил автоматчик с жезлом, еще двое прикрывали его с дистанции в несколько метров.

— Ваши документы.

Паспорт экзотической страны не вызвал у проверяющего никаких вопросов, русские права водителя их машины тоже. Ситуация была уже привычная, и автоматчик четко и деловито разъяснил, докуда ехать и где разворачиваться. Все объяснение заняло секунд двадцать, сзади уже подъехала следующая машина.

— Ну, как и ожидалось… — спокойно прокомментировал старший, когда они отъехали. — И даже более организованно, чем можно было ожидать. Финны пока не стреляют, видимо. Как только первого умника на КСП[43] уложат, так у всех нервы натянутся, не сомневайся. Причем недолго ведь осталось. А потом уже будет видно. У финнов в Сухопутных Войсках 22 бригады, и танков штук двести с лишним. Они до Луги могут дойти за неделю, если захотят. Вот и посмотрим, насколько им хватило наследственной памяти…

Они помолчали, пока машина докатывалась, в хвосте таких же, до внешней «российской» кромки Международного автомобильного пункта пропуска «Торфяновка». Здесь была уже суета — пограничники и таможенники были заняты делом. Машины подъезжали, высаживали людей, разворачивались или ехали дальше. Кто-то с надрывом кричал, и Николая даже немного удивило, что человек в форме сотрудника Федеральной таможенной службы не орал в ответ, не хватался за «закрепленное табельное вооружение» (о наличии которого Николай раньше и не знал) и даже просто не ушел в сторону. А делал свое дело. Это было неожиданно и даже тронуло.

Женщина лет тридцати, в пятнистом камуфляже с нашивками ФТС, быстро и поверхностно досмотрела их машину, проверив документы на этот раз у всех троих и объяснив каждому, что делать. По-английски она говорила бегло и довольно чисто, что почему-то не вязалось с ее полноватым лицом.

Николай вышел, вынул из салона сумку и взглядом попрощался с обоими ребятами. Те уже разворачивались, потому что просвет сзади в любую минуту мог закрыться какой-нибудь крупной машиной, тогда пришлось бы ждать.