Покуда я тебя не обрету - Джон Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что миссис Оустлер оказалась права — никакого третьего романа Эммы не существовало, все эти годы она лишь переделывала собственную книгу в сценарий для Джека Бернса.
Боб Букман рассказал ему, как Эмма уговорила его заняться делами Джека. Боб работал только с режиссерами и писателями, а не с актерами, но Эмма сказала ему:
— Джек Бернс на самом деле писатель, а не актер; он просто этого еще не знает.
Авторские отчисления за предыдущие публикации Эммы — бумажные версии "Глотателя" и "Чинно-благородно" — тоже отходили Джеку. Эти деньги представляли собой более чем достойную компенсацию за время, которое Джек вынужден будет потратить на работу над сценарием.
Говоря коротко, Эмма, пока была жива, заставляла Джека врать всем, что он писатель; умерев, она дала ему возможность в самом деле стать писателем.
Она стерла в компьютере и неоконченный черновик сценария "Глотателя", и заметки для Джека; не осталось копий ни на винчестере, ни на внешних дисках. Существовал лишь единственный печатный экземпляр того и другого — он хранился в сейфе в офисе Алана Херготта (там они с Бобом и объяснили Бернсу-младшему, в какую историю он влип); его Джеку предстояло переписать от руки. Благодаря многочисленным интервью (в которых он врал без зазрения совести) весь мир знал, что Джек Бернс пишет от руки; даже Лесли Оустлер было известно, что у него нет ни компьютера, ни пишущей машинки и что он даже любит водить пером по бумаге.
Боб и Алан посоветовали Джеку начать переписывать сценарий Эммы как можно скорее. Потом он сможет потратить на обработку столько времени, сколько захочет.
— Вы считаете, я правда должен это сделать? — спросил Джек. — Я что хочу сказать, это правильно, это законно?
— Эмма хотела, чтобы ты это сделал. Однако ты не обязан исполнять ее волю, — сказал Алан.
— Да-да, решение принимаешь ты, и только ты, — подтвердил Букман, — но если тебе интересно мое мнение, то знай: сценарий, на мой взгляд, отличный.
Джек прочел его и согласился с Бобом; и уж если Эмма всю свою жизнь обо мне заботилась, подумал он, то какой смысл сопротивляться ее попыткам направлять меня даже из могилы.
Итак, ему предстояло стать писателем и в этом качестве, решил Джек, весьма пристало (пусть и по просьбе миссис Оустлер) произнести речь на поминках Эммы в часовне школы Св. Хильды, где когда-то миссис Макквот предупредила Джека, как опасно поворачиваться спиной к Господу.
Благодаря интервью, взятому итальянской журналисткой, публика лишь упрочилась во мнении, что Эмма Оустлер за долгие годы не написала ни строчки и из-за этого впала в депрессию и растолстела. Журналистка писала, что, как ей кажется, в отношениях Джека с Эммой (как говорят, совершенно платонических, хотя все знают, что они живут в одном доме) в последнее время наметилась трещина; и все же писательница проявила себя необыкновенно щедрой в своем завещании, оставив все свое состояние именно ему. "Энтертейнмент Уикли" написал в некрологе, что Джек уже много лет "пишет в стол", а теперь, по имеющейся информации, "разрабатывает" сценарий по "Глотателю" — который Эмма, пока была жива, "таинственным образом" не желала превращать в фильм.
Джек, возможно, переживал угрызения совести — в итоге ведь он стал считать переделанный сценарий Эммы своим; но эти чувства как бы уравновешивались его уверенностью, что Эмма не хотела, чтобы публика знала правду (а раз так, к чему ее оглашать?). Она ведь планировала сделать фильм из "Глотателя" — фильм, который следовал бы книге почти буквально; но такой фильм невозможно было бы сделать, если бы на первой странице сценария стояло ее имя. Вот Джек Бернс — другое дело. Он кинозвезда, и Эмма хорошо это знала; если он объявит себя автором сценария, никто не посмеет изменить в нем ни буквы.
Итак, кончилось тем, что Джек Бернс переписал от руки сценарий и примечания Эммы в самом безопасном месте — офисе компании "Адвокатская фирма Блум, Херготт, Димер и Кук". Сделав первое изменение — заменив где-то Эммино "уходит" на "выходит", — Джек понял, что может воспринимать результат переработки труда другого писателя как свой. Чем больше он менял, добавлял, удалял, тем сильнее росло это чувство — ложное чувство, что сценарий по праву его.
Тут не было для Джека ничего удивительного. Он давно крутился в кинобизнесе и видел, как переписывают сценарии, сколько любительских рук прикасается к работе мастеров. Изготовив две-три версии сценария, Джек чувствовал себя так, будто написал "Глотателя" сам, от начала и до конца. И все же структура сценария, его тон, авторский голос — все это осталось Эмминым; но Джек был актер и отлично научился имитировать ее голос.
Не всякое искусство — имитация, но Джек Бернс лучше всего умел именно подражать и копировать. Ему достаточно было пары направляющих намеков; Эмма же оставила ему целый ворох ценных указаний, и благодаря им переписывание сценария превратилось просто в еще одну актерскую работу. Джеку нужно было всего лишь сыграть писателя, и он отлично его сыграл.
Дать голосу Мишель Махер роль закадрового рассказчика решила Эмма; но сделать ее первой репликой предпоследнюю фразу книги ("В Лос-Анджелесе случаются истории и похуже") придумал уже Джек. Мы видим главную героиню, Мишель Махер, читателя сценариев, в постели с порнозвездой, она держит в руках его пенис (впрочем, этого мы не видим, мы только угадываем — ее руки и то, что они держат, под одеялом). Все сделано с большим вкусом. История их знакомства (и чтения чудовищного сценария, написанного порнозвездой) — картинки из прошлого. Разумеется, мы ни разу не видим пенис главного героя (то бишь Джека).
С первой фразой романа Джек поступил с точностью до наоборот; она всегда ему нравилась больше других, и он сделал ее последней репликой фильма, снова вложенной в уста рассказчика-Мишель. В конце фильма эти слова — "Или в этом городе ничто не случайно, или же все, что здесь случается, — чистая случайность" — звучат весомее, так казалось Джеку. Слишком хорошая реплика, чтобы тратить ее на начальные титры.
В общем, Джек честно выполнил все пожелания Эммы. Персонаж Мишель остается ангелом надежды для бесталанных сценаристов, она, как и в книге, проливает слезы над их писаниной, она все такой же несгибаемый оптимист в циничном мире "производства сценариев".
Эмма посоветовала Джеку сменить имя порнозвезде с Мигеля Сантьяго на что-нибудь более англосаксонское.
— Конфетка моя, ведь ты ни капли не похож на латиноса, — написала Эмма.
Поэтому Джек решил назвать актера Джеймс Стронах. Услышав эту фамилию, мама будет прыгать до потолка, а Джеймс — полное имя от прозвища самого актера, "Джимми", под которым он появляется в бесчисленных порнофильмах, от "Скучной жизни домохозяек" до "Корпорации "Стоит по стойке "смирно". Кроме того, конечно, имя Джеймс — поклон Джимми Стюарту, ставшему таким образом не только альтер эго, но и тезкой главного героя; любимые кадры Джека в этом фильме — как он, Джек Бернс, играет Джеймса Стронаха, который заучивает наизусть реплики Джеймса Стюарта из "Этой прекрасной жизни" и других лент.
Джек не очень походил на бодибилдера, но для "Глотателя" сменил диету и накинул пару чугунных блинов на свои обычные гантели. Конечно, он так и не стал по-настоящему похож на бодибилдера, но все же производил впечатление человека, тягающего штанги в мужском, а не женском углу спортзала. Персонаж его татуирован — но Джек, конечно, обошелся гримом.
Лучшие фразы романа вроде "я жила на расстоянии одного вздоха от помойки суши-бара в Венисе" Эмма заранее подарила рассказчику-Мишель. Она посоветовала Джеку убрать сцену взаимной мастурбации: "В этом фильме и так достаточно мастурбации и намеков на нее, надо не переборщить".
Эмма была права — хотя "Глотатель" вышел в один год с другим фильмом, полным кадров мастурбации, "Красотой по-американски", который собрал пять "Оскаров". Мисс Вурц когда-то возмущалась, что Энтони Хопкинс получил "Оскара" за поедание пациентов; по поводу Кевина Спейси, который получил "Оскар" за то, что дрочил в душе, она предпочла промолчать.
Еще Джек решил вырезать роман Мишель Махер с бодибилдером, шведом по имени Пер Разрушитель, — тот слишком походил на человека, избившего Эмму в "Золотом зале". Вместо этого эпизода Джек написал другой. Джеймс ищет в спортзале бодибилдеров с небольшими болтами, но однажды совершает ошибку — у парня, с которым он знакомит Мишель, длиннее, чем Джеймс думал. Дело кончается плохо.
— У него оказался больше, чем ты предполагал, — говорит Мишель (в фильме ни разу не произносят ни слова "болт", ни слова "пенис").
— Ты разве не могла сказать ему, что тебе больно? Попросить его остановиться? — спрашивает Джек-Джимми.
— Я говорила, но он и слушать ничего не желал, — отвечает Мишель.