Звездный меч (сборник) - Генри Пайпер

Джесерак улыбнулся.

— Как всегда торопишься, не так ли? — сказал он. — Не знаю, чего стоят мои соображения, но думаю, они решат замуровать Гробницу Ярлана Зея, чтобы никто больше не повторил твое путешествие. Тогда Диаспар сможет жить по-прежнему, не боясь влияния внешнего мира.

— Этого я боялся больше всего, — с горечью проговорил Элвин.

— И ты все еще хочешь это предотвратить?

Элвин ответил не сразу. Он знал, что Джесераку известны его намерения, но его планы он предвидеть не мог, никаких планов попросту не было. В своем теперешнем состоянии он мог только импровизировать и действовать по обстоятельствам.

— Ты порицаешь меня? — вдруг спросил Элвин.

Джесерак с удивлением отметил новую интонацию в его голосе. То была нотка смирения — явно свидетельствовавшая, что Элвин впервые нуждался в чьем-то одобрении. Хотя это и тронуло Джесерака, но он был слишком умен и не воспринял это всерьез. Элвин находится в состоянии сильного напряжения, поэтому не стоит считать, что его характер изменился к лучшему.

— На этот вопрос трудно ответить, — медленно проговорил Джесерак. — Мне бы не хотелось сказать, что всякое знание ценно, и нельзя отрицать, что ты значительно пополнил наши знания. Но ты также навлек на нас новые беды. А что важнее, в конечном счете? Как часто ты задумывался над этим?

Какое-то мгновение учитель и ученик задумчиво глядели друг на друга — и понимали точку зрения друг друга как никогда раньше. Затем они одновременно повернулись и пошли по проходу прочь от Зала Совета, а эскорт скромно и терпеливо следовал сзади.

Элвин знал, что этот мир был создан не для человека. Под ослепительно голубыми светильниками, такими яркими, что болели глаза, уходили в бесконечность длинные и широкие коридоры. По этим широким проходам до сих пор двигались только роботы Диаспара, но никогда за долгие века не раздавалось эхо шагов человека.

Здесь находился подземный город, город машин, без которого Диаспар не мог бы существовать. Если подняться по коридору на несколько сотен метров выше, то можно было попасть в круглый зал, шириной в милю, крышу которого подпирали огромные колонны, выдерживавшие невероятную тяжесть Энергоцентра. Согласно картам, именно здесь Центральный Компьютер неустанно предавался размышлениям о судьбе Диаспара.

Они вошли в зал, значительно больший, чем Элвин мог себе представить. Но где же Компьютер? Он почему-то ожидал увидеть единую гигантскую машину, хотя и знал, что это наивно и смешно. Величественная и ирреальная панорама, представшая перед ним, заставила остановиться в удивлении и нерешительности.

Коридор, по которому они шли, заканчивался высоко в стене помещения — вероятно, самой большой из когда-либо построенных человеком пещер. По обе стороны находились пандусы, спускавшиеся к полу далеко внизу. Все ярко освещенное пространство было заполнено сотнями больших белых конструкций. Картина была настолько неожиданной, что Элвину показалось, будто он смотрит на подземный город: это неизгладимо яркое впечатление он навсегда сохранил в памяти. Знакомого блеска металла, который с давних времен человек привык связывать со своими слугами, нигде не было заметно.

Здесь находился конец эволюции, почти такой же древней, как человеческая. Начало ее терялось в тумане Веков Рассвета, когда человечество научилось управлять энергией и отправило бродить по свету шумные лязгающие машины. Энергия пара, воды и ветра сначала использовалась, а потом была забыта. На протяжении веков энергия материи правила миром, пока ее тоже не вытеснили. При каждом изменении старые машины забывались, и их место занимали новые. Прошли тысячелетия, и постепенно был найден идеал машины — идеал, бывший некогда мечтой, потом — далекой перспективой и наконец — реальностью.

Ни одна машина не должна иметь движущихся частей.

Такова была окончательная формула этого идеала. Чтобы достичь его, человеку понадобились сотни миллионов лет, и в мгновение своего триумфа он навсегда отвернулся от этой машины — она достигла совершенства и поэтому должна вечно поддерживать себя сама на службе у человека.

Элвин больше не задавался вопросом, которая из безмолвных конструкций — Центральный Компьютер. Он понимал, все они входят в его состав и простираются далеко за пределы этого зала, включая в себя все бесчисленные машины Диаспара, подвижные и неподвижные. Подобно тому как его мозг представлял собой сумму миллиардов отдельных клеток, расположенных в определенном порядке в объеме, ограниченном несколькими сантиметрами, так и физические элементы Центрального Компьютера были рассредоточены вдоль и поперек Диаспара. В этой комнате могла находиться всего лишь система переключения, соединявшая эти рассеянные структуры друг с другом.

Не зная, куда направиться, Элвин посмотрел на спускающиеся вниз пандусы и еще раз оглядел эту громадную молчаливую арену. Центральный Компьютер должен знать, что он здесь, как знает обо всем, происходящем в Диаспаре. Нужно только дождаться указаний.

Знакомый уже, но по-прежнему навевающий благоговейный страх голос заговорил так тихо и близко, что Элвин сомневался, слышал ли его эскорт.

— Спускайся вниз по левому пандусу, — сказал он, — оттуда я направлю тебя дальше.

Элвин медленно шел по наклонному полу, а робот парил над ним. Ни Джесерак, ни прокторы за ним не последовали: может быть, они получили указание оставаться, где были, или просто решили, что смогут наблюдать за ним сверху, не утруждая себя долгим спуском. А возможно, они не решалась подойти ближе к главной святыне Диаспара.

У подножия пандуса тихий голос снова указал направление, и Элвин пошел дальше по широкому проходу мимо застывших гигантских форм. Голос еще трижды говорил с ним, и наконец он понял, что достиг цели.

Машина, перед которой он стоял, была меньше многих других, но он чувствовал себя перед ней карликом. Пять широких горизонтальных ярусов создавали впечатление припавшего к земле животного. Взглянув на своего робота, Элвин с трудом мог поверить, что обе эти машины являются продуктами одной и той же эволюции и называются одним и тем же словом.

В метре над землей по всей длине конструкции располагалась прозрачная панель. Элвин прижался лбом к гладкому, на удивление теплому материалу и заглянул внутрь машины. Сперва он ничего не увидел. Затем, прикрыв глаза рукой, смог разглядеть тысячи слабых светящихся точек, висящих в пустоте. Они располагались в трехмерной решетке, казавшейся ему такой же странной и невероятной, как звезды для древнего человека. Забыв о времени, он долго смотрел на цветные огни, но они оставались неподвижны и яркость их не менялась.

Элвин не сомневался, что если бы он заглянул в собственный мозг, то понял бы не больше. Машина казалась инертной и неподвижной, потому что ее мысли были ему не видны.

Только теперь он впервые начал догадываться об энергии и силах, которые поддерживали город. Он всю жизнь воспринимал как должное чудо синтеза, который на протяжении веков бесконечным потоком снабжал Диаспар всем необходимым. Тысячи раз он наблюдал акт творения, но редко вспоминал о том, что где-то должен быть прототип того, что возникало.

Подобно тому, как человеческий мозг мог какое-то время сосредоточиться на одной мысли, так и невероятно большой мозг, являющийся частью Центрального Компьютера, мог осознать и сохранить навечно самые сложные идеи. Модели всех созданных предметов были заморожены в этом вечном мозгу, и нужно было только прикоснуться к нему усилием воли, чтобы вызвать их к жизни.

Мир действительно далеко шагнул вперед с тех пор, как час за часом древние жители пещер выдалбливали наконечники для стрел и ножи из твердого камня.

Элвин ждал, не решаясь заговорить, пока не получит свидетельство того, что его присутствие замечено. Он думал о том, как Центральный Компьютер узнал о его присутствии, видел и слышал его голос. Нигде не было ничего похожего на органы чувств — никаких решеток или экранов, ни невыразительных кристаллических глаз, при помощи которых роботы обычно узнают, что происходит вокруг.

— Изложи свое дело, — прозвучал в ушах тихий голос.

Казалось странным, что такая громадная по размерам машина говорила так негромко. Но Элвин понял, что, наверное, льстил себе: возможно, лишь миллионная часть машины имела с ним дело. Он был только одним из бесчисленных случаев, которые привлекали ее внимание во время наблюдения за Диаспаром.

Трудно было говорить с ЧЕМ-ТО, наполнявшим пространство вокруг него. Слова, произнесенные Элвином, казалось, сразу же исчезали в пустоте.

— Кто я такой? — спросил он.

Задай он этот вопрос любой из информационных машин города, ответ был бы известен заранее, и они всегда отвечали: “Ты Человек”. Но теперь он имел дело с интеллектом другого порядка, и не было необходимости в семантической точности. Центральный Компьютер поймет, что он имеет в виду, но это не значит, что он захочет ответить.