Белое движение. Том 1 - Андрей Кручинин

Сильные холода, пронизывающий северный ветер делали положение белых критическим. Солдаты и офицеры мерзли в наспех вырытых окопах и землянках. Началась страшная эпидемия тифа, фактически уничтожившая остатки Армии. Юденич и Родзянко пытались расширить плацдарм частным наступлением правого фланга, но тщетно. Сотни солдат сдавались в плен. Эстонское правительство убедилось, что политические интересы диктуют ему необходимость мира с Советской Республикой, а не поддержки обреченного Белого движения. Переговоры с советскими дипломатами быстро завершились подписанием 31 декабря 1919 года перемирия, а 2 февраля 1920-го – и мирного договора. Большевики признали независимость республики, но с условием (оговоренным отдельным пунктом), что Эстония отказывается от предоставления своей территории для Белых правительств и армий. Мир между РСФСР и Эстонией означал конец Белого движения на Северо-Западе России.

Теперь вся Армия должна была перейти на беженское положение. Полки разоружались, солдаты и офицеры направлялись в спецлагеря. Здесь из них формировали бригады и отправляли на лесозаготовки и торфяники. Так, еще задолго до сталинского ГУЛАГа, на территории «буржуазной республики» уже установилась система дешевой эксплуатации бесправных людей. А в 1940 году, после ввода в Эстонию советских войск, оставшиеся в живых Северо-Западники оказались под пристальным вниманием управлений НКВД и местных коммунистов и очень скоро испытали на себе лагерные ужасы советской системы.

Vae victis[43] – жестокий приговор истории ХХ века…

В чем же причины поражения «осеннего наступления»?

В литературе Русского Зарубежья перечислялись самые разные факторы – от геополитических до тактических просчетов. Один из офицеров Северо-Западной Армии, Д. Д. Кузьмин-Караваев, выделял три основные причины: отсутствие надлежащей помощи со стороны Эстонии, отсутствие необходимой поддержки со стороны английского флота и неожиданное наступление Западной Добровольческой Армии Бермондта-Авалова на Ригу, «эти три фактора… и следует считать краеугольными основаниями неудачи похода на Петроград. Дезорганизованный и без того наш тыл оказался еще более ослаблен…, на фронт своевременно не подвозились снаряды и патроны, из-за этого производилась задержка в доставке продуктов населению и армии, создавалась масса тыловых недоразумений…»

Одной из тактических ошибок Северо-Западной Армии многие белые мемуаристы считали однодневную остановку в Гатчине, дневку 17-го октября. Отдых наступавшим частям был необходим, но в результате произошедшей задержки были потеряны почти целые сутки.

Другая тактическая ошибка – не перерезанная вовремя Николаевская железная дорога, по которой к красным подошли подкрепления. Вину за нее возлагали на начальника 3-й дивизии генерала Д. Р. Ветренко, который получил приказ выслать после занятия Гатчины сильный заслон на станцию Тосно Николаевской железной дороги. В этом случае прервалась бы связь Петрограда с Москвой, и «северная столица» почти полностью блокировалась. Однако Ветренко не выполнил этого приказа, так как, считали белые историки, торопился войти первым в Петроград. Николаевская дорога осталась под контролем большевиков, которые сохранили возможность беспрепятственно получать подкрепления из центра России.

Ветренко многие считали едва ли не самым главным виновником поражения «похода на Петроград», говорили даже о его сотрудничестве с ЧК. Такие утверждения, пожалуй, не могут считаться исчерпывающими. Действительно, реальная возможность занятия Тосно белыми существовала, станция была практически не защищена. Но дивизия Ветренко наносила основной удар на Колпино и, в случае дальнейшего успешного наступления, захватив эту станцию, разрешала одновременно две задачи – перерезала ту же Николаевскую железную дорогу почти у самого ее основания и полностью блокировала Петроград, отрезая город с востока, по линии Северной железной дороги от Петрозаводска. Когда еще была уверенность в быстром взятии Петрограда, удар Ветренко на Колпино (а это также был вариант «кратчайшего направления», столь популярного осенью 1919 года) стал бы гораздо более результативным. Справедливости ради стоит заметить, что частная неудача Ветренко вряд ли изменила бы общую стратегическую неудачу на фронте.

Некоторые склонны видеть одну из серьезных причин поражения в недостатке офицеров Генерального Штаба на командных должностях Северо-Западной Армии. То, что в ней преобладали молодые, энергичные, но порой недостаточно опытные командиры, приводило к излишней поспешности, неосмотрительности при ведении боевых операций. Но опять же – это положение было типичным для всей Гражданской войны.

Гораздо более серьезной причиной неудачи можно считать отсутствие резервов для поддержки наступления. Роль резерва могли бы сыграть части Западной Добровольческой Армии под командованием полковника Бермондта-Авалова. Эта армия начала формироваться еще с 1918 года на средства немецкого оккупационного командования. Разумеется, в своей политической ориентации «бермондтовцы» в подавляющем большинстве были на стороне Германии. В то время как Северо-Западная Армия шла на Петроград, Бермондт-Авалов с таким же энтузиазмом повел свою армию на штурм Риги. Пренебрегая приказами Юденича об отправке на фронт, он решил «разгромить латышских социалистов» и «восстановить» принцип «Единой Неделимой России» с помощью артобстрела столицы Латвии. Части Западной Армии, гораздо лучше вооруженные и оснащенные, численностью около 30 000 человек (напомним, что под Петроградом сражалось в два раза меньше бойцов), могли бы, конечно, стать тем символическим мечом, благодаря которому чаша весов истории склонилась бы в сторону Белого Дела. Но 20 октября 1919 года, в разгар боев на Пулковских высотах, Бермондт-Авалов безуспешно пытался форсировать Двину…

В результате латвийские правительственные части, вступив в бой с армией Бермондта, обратились за военной поддержкой к Эстонии, правительство которой вместо обещанной помощи Юденичу начало переброску подразделений своей армии к Риге. Разгорелся международный скандал. Белых объявили «агрессорами», готовыми уничтожить «хрупкую независимость» прибалтийских новообразований. С резким осуждением действий Бермондта выступили также правительства Англии и Франции. Как отмечал генерал Деникин, «великая борьба между европейскими державами продолжалась, и в орбиту ее в качестве бессильных пешек вовлекались русские и балтийские элементы…»

Возможно, что Бермондт-Авалов, как он позднее писал в своих мемуарах, руководствовался исключительно государственными интересами России и собирался позже «пробиться» на Северо-Западный фронт. Но в тех условиях его выступление было полностью авантюрным. Помимо антипатий к белым, в Латвии усилилась неприязнь к русским вообще. Акция Бермондта, несомненно, дискредитировала Белое Дело. Вполне обоснованным в такой ситуации можно было считать заявление Верховного Правителя адмирала Колчака о том, что в случае отказа подчиниться Юденичу Бермондт «не может считаться русским подданным и офицером русской армии».