Стрела Аримана. Антология российской фантастики - Сергей Михайлов

Рене Даван — служащий Морских перевозок. С юных лет увлекается историей средневековья, считает себя знатоком. До эксперимента с Мнемо был убежден, что его истинная доминанта — сильная личность в условиях того же средневековья. Ход эксперимента, по взаимной договоренности, с самого начала записывался. В другой жизни — второразрядный историограф, автор видеоромана «Четвертый круг» (существует письменный вариант). Оценки читателей и специалистов сдержанны.

Ян Ольша — палеонтолог, Серст, Музей природы. Убежденный сторонник Мнемо. В другой жизни занимался медистыми песчаниками Южного Приуралья, описал несколько неизвестных, прежде видов пермской фауны (описания вошли в специальный дополнительный том Космической энциклопедии). Как дополнение: редкий случай полного совпадения доминанты реальной и другой жизни.

Салмон Таус — художник, Хакасия. Отчет дан в устной форме. Считает, что Мнемо мешает истинной реализации творческого дара. Поддерживает движение либеров, не разделяя, впрочем, многих установок их программы.

Ждан Хайдари — биоэлектроник, создатель Мнемо. Единственный, кто принимал непосредственное участие в пяти экспериментах. Отчетов нет, считает их представление преждевременным.

Ага Сафар — сотрудник Космической энциклопедии. Воспитан индивидуально, склонен к негативным оценкам происходящего, но возможности Мнемо оценивает высоко. Отчет подробен — шесть кристаллов, общим звучанием почти в двадцать часов. Утверждает, что реально причастен к событиям, отдаленным от нас многими веками. Как дополнение: Ждан Хайдари убежден, что в данном случае речь идет о редком случае так называемой ложной памяти, то есть о доминанте, наведенной искусственно.

Рен Чеди — доктор Чеди, биолог, Северный сектор. В другой жизни профессионально и глубоко занимался экономикой и математикой. Разработчик так называемой теории исторической спирали, теория поддержана либера-ми. Часто выступает с утверждениями, вызывающими удивление, даже протест специалистов.

Удивление… Даже протест…

Доктор Хайдари задумчиво смотрел на пыльную дорогу под соснами Воробьи, искупавшись, дружно взлетели, шумно расселись на голых ветках.

— Как это происходит?… — негромко спросил доктор Хайдари. — Я имею в виду Мнемо… Это что, похоже на сон?

— Взгляните на живой вид.

— Я смотрю на него.

— Это сон?

— В некотором смысле.

— Но на этой дороге может показаться прохожий. Разве нет? Разработали живой вид вы, но ведет его МЭМ. По его желанию дорога останется пустынной, но однажды, по его же желанию, по дороге может пройти конный обоз. У МЭМ достаточно информации, чтобы доставить вам такое удовольствие. Назовете ли вы это сном?

Доктор Хайдари неуверенно пожал плечами.

— Конечно, любое прошлое можно назвать сном… — Маленькие, близко поставленные глаза Ага Сафара смотрели на доктора Хайдари чуть ли не с насмешкой. — Особенно далекое прошлое… Но какое это имеет значение?… Я же помню горящий Иерусалим… Его пламя давно погасло, но оно жгло меня, на моем теле остались рубцы от ожогов… Я помню и Рим, доктор Хайдари… Император Диоклетиан не был мягок. Если тебя уличили в связях с христианами, тебе грозила смерть… Скверное ощущение… Я помню Александрию, ее пыль и зной и вопли толпы, таскавшей по улицам труп Ипатии… Было ли это сном?

Он криво, нехорошо усмехнулся.

— Разумеется, вы готовы и сон признать реальностью, если я положу перед вами материальные доказательства… Но разве таких доказательств нет?… Та же теория доктора Чеди. Разве доктор Чеди проявлял интерес к математике в реальной жизни?… А роман Рене Давана? Пусть он плох, но реален… А замечания Зои Пуховой по крупным озерным рыбам? А ископаемые, описанные Яном Ольшей?…

Он замолчал.

Доктор Хайдари улыбнулся:

— Почему вы не прибавите к этому вашу необычную память?

— Ну да… Вы же считаете ее ложной… — Ага Сафар глядел почти вызывающе. — Боюсь, Ждан Хайдари ошибся… Не сделай он этой ошибки, ему не пришлось бы прятать Мнемо от либеров.

Они помолчали.

— Если это и так, если Мнемо действительно дарит нам реальный опыт, — сказал доктор Хайдари, — мне не кажутся убедительными пророчества доктора Чеди. Да, либеры их принимают, но во мне они вызывают протест.

— Конечно, — ответил Ага Сафар неожиданно спокойно, — но вам придется подавить свой протест.

— Вот как?

— За пророчествами доктора Чеди, как и за моей памятью, стоит историческая реальность Правда, я не связываю «теорию исторической спирали» с именем доктора Чеди.

— С чьим же?

— Разумеется, Альвиана, — быстро отозвался Ага Сафар. — Эту теорию разработал именно он. Я утверждаю это. Я его вестник.

— Вестник?

— Ну, найдите другое определение, если это вам не по душе. Мне все равно. Просто я подтверждаю, что возможность давать долгосрочные специальные прогнозы нам подарил Альвиан. Он первым рассчитал и пики, и спады истории. Если бы Альвиан жил сейчас, он был бы услышан. Закон Альвиана — я предпочитаю называть это так — строго учитывает математическую зависимость между уровнем и скоростью технологического развития и надстройкой, воздвигнутой на том же технологическом базисе. Простите мне архаичные термины. Уверен, как создатель синтезатора и член Совета вы оцените дерзость и практическую ценность высказанных Альвианом мыслей. Святой Бенедиктин Нурсийский мог еще отрицать знание во имя нерассуждающей веры, но вряд ли это можете вы…

Ага Сафар остановится.

— Продолжайте, — кивнул доктор Хайдари.

— Я уже говорил, закон Альвиана фиксирует повторяемость всех форм организации производства и общества. Это именно закон, я настаиваю на этом. Либеры — не случайность, они не бунт молодой крови. Альвиан доказал: все дело в повторяемости. История повторяет себя на каждом новом витке технологического развития, а значит, мы действительно можем прогнозировать будущее. Доктор Чеди утверждает: люди теряют интерес друг к другу, часто они уже общаются на уровне голографических двойников, слишком сложно живут, им необходимы некая остановка, отдых, осознание общего положения. В этом он прав, но предсказал это Альвиан, и вам гоже придется подтвердить это.

— Мне?

— Конечно.

— Но почему мне?

— Хотя бы потому, что на вас меня вывел МЭМ.

— МЭМ?

— Разумеется… Ведь кто-то снял с моей руки браслет, поставил меня на ноги, привел меня к вашему дому.

— Цепь случайностей…

— Я думал об этом, — Ага Сафар покачал головой. — Слишком много случайностей, слишком близко они лежат… Если уж говорить о случайностях, то случайностью могла быть только моя давняя, первая йстреча с Альвианом. Там. на железнодорожном вокзале…