Чикита - Антонио Орландо Родригес
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И как ты думаешь, кто взял ее на работу? Фрэнсис Ферари, что любопытно, бывший партнер Бостока. Он отправил ее на ярмарку в Сан-Франциско, и Чикита, не предвидя дурного, поехала. Через три месяца там случилось землетрясение. Город оказался полностью разрушен, погибло семьсот человек, а они с Рустикой спаслись лишь чудом. Тогда Ферари определил Чикиту в «Дикое королевство», парк увеселений на Брайтон-Бич, неподалеку от Кони-Айленда.
Там Чикита проработала — ни шатко ни валко — несколько лет. Колтай по секрету сказал мне, что там ее держали в качестве приманки для публики. Она должна была наматывать круги по парку в крошечном ландо, вроде того, которое ей подарил президент Мак-Кинли, и раздавать рекламные брошюрки. Во время шоу она появлялась на сцене всего на несколько минут. Но в книге она, разумеется, все представляла в ином свете. Будто бы все эти годы народ приходил в «Дикое королевство», только чтобы полюбоваться ею. Но, по всей видимости, дела обстояли по-другому. Ее имя все еще появлялось в рекламных объявлениях, но таким шрифтом, что разве с лупой разберешь. Она, конечно, неплохо зарабатывала и получала свою долю аплодисментов, но былой славой не пользовалась. Начались времена ее упадка.
Ты, возможно, задаешься вопросом: почему женщина, скопившая достаточно, чтобы жить безбедно всю оставшуюся жизнь, не ушла тогда со сцены? Во времена Панамериканской выставки газеты не раз писали, что ее состояние превышает сто тысяч долларов. То бишь на сегодняшние деньги миллиона два, выше крыши. Она спокойно могла все бросить, распрощаться с шоу-бизнесом, но не захотела. Предпочла остаться в строю.
И она ведь не одна такая была. Лавиния Уоррен тоже могла бы успокоиться, когда овдовела, и вести тихое существование, но до глубокой старости путешествовала по миру. Большинство «ошибок природы» выставлялось напоказ, чтобы заработать на хлеб, но были и такие, кто делал это ради удовольствия. Я, к примеру, где-то вычитал, что Женщина-аист, которая снималась в «Уродцах», еврейка родом из Спрингфилда, владела пятью многоквартирными зданиями. Какая нужда была ей таскаться с ярмарки на ярмарку в качестве «чудовища»? Видно, охота к зрелищам жила у нее в крови — иначе не объяснишь. И у Чикиты, надо думать, тоже.
Так вот, она довольно долго работала на Брайтон-Бич, но потом поссорилась с Ферари и ушла от него. Следующие несколько лет переезжала с места на место, выступая, где подворачивалось. Даже в Мексике побывала. Куда звали, туда и ехала. А Рустика с ней. В ту пору Чиките сравнялось почти сорок, но, судя по фотографиям, она довольно хорошо сохранялась.
В книге эти годы сжаты до пары абзацев. Последние главы вообще немногословны. И это в какой-то степени моя вина. В один прекрасный день я вдруг понял, что вот уже три года сиднем сижу в Фар-Рокавей, и так захотел уехать, что аж внутри засвербело. Я был молод, стремился к переменам и, хоть обращались со мной очень хорошо, грех жаловаться, уже подустал от Чикиты, от Рустики и от книги. Мне надоело делать изо дня в день одно и то же и с утра до вечера слышать Чикитин голосок. Да и по Кубе я жутко соскучился. Умирал как хотел вернуться.
Но все же мне было неловко просто взять и уехать и бросить Чикиту с неоконченной биографией. Она обошлась со мной по-доброму, даже в английском подтянула, и не мог же я в ответ подложить ей свинью. И позволь тебе признаться: к тому времени я как-то привык к мысли, что эта книга — отчасти и моя тоже. Я боялся, Чикита разочаруется и потеряет к ней интерес. Или того хуже — наймет абы какого халтурщика, и все мои старания пойдут насмарку.
Когда я объявил, что хочу уйти с работы и вернуться в Матансас, Чикита вспылила. Рвала и метала. Она привыкла, что я рядом, и не хотела меня никуда отпускать. К счастью, вмешалась Рустика и урезонила ее: я долгие годы не видел матери и, совершенно естественно, тосковал по ней. Уж не знаю, вправду ли она так думала или просто хотела от меня отделаться, но на Чикиту это подействовало отрезвляюще. Она нехотя соизволила дать мне согласие, но поставила условие, что мы закончим биографию до моего отъезда из Фар-Рокавей. Мы дали себе срок в два месяца и не нарушили его.
С другой стороны, сдается мне, даже если бы я не втемяшил себе в голову уехать на Кубу, Чикита все равно не стала бы особо распространяться о последних годах карьеры. В ее же интересах было подсократить эту часть. Она ведь хотела создать впечатление, будто всегда пребывала на вершине, а потому не могла вдаваться в подробности старения и ухода со сцены.
Глава XXXIV
Годы признания. Вожделенное и несбыточное возвращение в Матансас. Вещие сны. Третье предложение Патрика Кринигана. Последняя ночь. Чикита скорбит и мучается чувством вины. Плачевное флоридское турне. Решение Рустики. Возрождение в похоронной конторе. Дом в Фар-Рокавей. Мировая война. Новая встреча с Нелли Блай. Прощай, кубинская королева лилипутов.
Если бы мы взялись перечислять все триумфы Чикиты на протяжении следующих нескольких лет, список вышел бы столь длинным, что утомил бы и самого долготерпеливого читателя. Скажем только, что она продолжала успешно выступать на лучших площадках, и публика никогда не отворачивалась от нее.
В зрелые годы слава баловала ее так же, как в начале карьеры. Она стала признанной артисткой — лучшей в своем роде, — и ее имя гремело в Соединенных Штатах и европейских столицах. И все же одна мечта оставалась неисполненной. Чикита страстно желала ступить на сцену в одном городе, где доселе не выступала, — в родном Матансасе. Она знала, возвращение будет горьким, но все равно хотела порадовать земляков своим искусством. Ей казалось нелепостью, что именно Матансас никогда не купал ее в аплодисментах. Она чувствовала себя в долгу перед малой родиной.
Дважды она едва не отправилась домой, чтобы блистать в театре «Сауто» (так теперь назывался театр «Эстебан»), и всякий раз ее планы срывались. В первый раз она собралась на Кубу в середине 1906 года, после сан-францисского землетрясения, но положение дел на острове не благоприятствовало путешествию. Эстраду Пальму вновь выбрали президентом, и его противники усмотрели в этом мошенничество, начались стачки и бунты. Страной стало невозможно управлять.
Президент,