Деревня на голгофе летопись коммунистической эпохи: от 1917 до 1967 г. - Тихон Козьмич Чугунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время немецкой оккупации в Белоруссии (в 1941–1944 годах) все колхозы были распущены. А после возвращения советской власти в 1944–1945 годах они были опять восстановлены. Как — об этом автор повести не проронил ни слова. Эта повторная коллективизация была проведена ещё более беспощадно, чем первая: террором и голодом. В результате этой послевоенной коллективизации, в 1946–1947 годах в СССР был страшный голод, вызвавший смерть миллионов людей.
Назначение и увольнение колхозных и сельсоветских начальников в деревнях Добросельцы и Красные Маки происходят не только без согласия и выбора их колхозниками, но часто даже и без их ведома.
Первым колхозным председателем был назначен тот самый крестьянин, который в единственном числе проголосовал за колхоз и за это был жестоко наказан односельчанами. Потом он был снят с должности, по доносу местного коммуниста, на том основании, что будто был когда–то церковным старостой. И это увольнение было произведено без ведома колхозников.
О последнем председателе колхоза в повести рассказано, что он был городской житель, абсолютно ничего не понимал в сельском хозяйстве. В городе он был бригадиром бондарной артели. Как член партии, был назначен колхозным председателем — для «укрепления», без согласия колхозников.
О председателе сельсовета повесть говорит, что все колхозники, живущие на территории сельсовета, были настроены против него. Но, несмотря на это, именно он был много лет председателем сельсовета по приказу райкома партии.
Колхозники не имеют никаких политических прав, в том числе и права выбирать своих начальников или устанавливать форму хозяйства. Поэтому они всячески избегают посещать собрания, на которых должны только послушно голосовать за то, что им приказывает Власть. «На собрания (колхозников) за уши не притащишь», — так определил председатель сельсовета бойкот собраний крестьянами.
Открыто возражать начальству или критиковать его действия — на это беспартийные колхозники не решаются. Этому «научены» террором, который царил в сталинский период и продолжается в хрущёвский.
Так, например, председатель Мокрут в период «послесталинского либерализма» на заседаниях сельсовета предлагает на голосование проект резолюции в такой издевательски–запугивающей форме: «Кто против постановления райкома партии и райисполкома?..»
Чтобы запугать колхозницу, у которой секретарь сельсовета украл телёнка, и заставить её молчать об этом скандальном деле, — председатель приходит к ней в избу с милиционером, кричит на неё, что она будто бы гонит самогонку, и начинает производить обыск… Эта колхозница боится председателя. Она уже имеет страшный опыт. Её муж, по доносу этого Мокрута, был арестован, сидел в тюрьме, заболел там. А сама она со своим сыном–школьником чуть не погибла, в связи с этим делом: ночью, возвращаясь из городской больницы после посещения мужа, она в поле была застигнута метелью и натолкнулась на волчью стаю…
И другие колхозники боятся сельсоветского и колхозного начальства: говорят о беспорядках только с близкими приятелями, шёпотом и намёками.
Своих начальников колхозники так не любят, что стараются не встречаться с ними, не попадаться на глаза.
Опыт прямой и открытой борьбы против плохих начальников и вредных порядков надломил уже некоторых идеалистов, описанных в книге «Добросельцы». Инструктор райисполкома идеалист Павел Павлович рассказал о своём опыте: «Надо всегда чувствовать, что ты человек и сохранять мир в душе. Я давно так живу. В молодости я был иным… ещё пять лет тому назад у меня была совсем другая натура… Увижу, бывало, где-нибудь беспорядок, жить не могу, пока не вмешаюсь. Был я когда–то председателем райисполкома и в области работал. А теперь вот только записную книжку с собою ношу. Если уже Слишком припечёт, — выну, запишу»…
Повесть заканчивается победой «коммунистов–идеалистов». Председатель сельсовета, «князёк» и «собака» Мокрут снят со своего поста и местной организацией исключён из партии, а председателем избрана «коммунистка–идеалистка» Даша. Колхозный председатель Шулай тоже снят с поста и на его место назначен «коммунист–идеалист», брат Даши, агроном, покинувший службу в министерстве и приехавший на работу в колхоз, в свою деревню.
Но у читателей повести, особенно у тех, кто сам знает колхозные и советские порядки, возникает сомнение в прочности этой победы. Что существенного могут сделать два «коммуниста–идеалиста» при советско–колхозной антинародной системе и при тех обстоятельствах, что и в коммунистической партии и в советском государстве господствуют и руководят не идеалисты, а «князьки» — крепостники, тираны Мокрутьг, с их грозным, чудовищным девизом: «Всех, кто сознательно или даже несознательно становится на нашем пути, — в порошок сотрём!..»
Публикация повести «Добросельцы» подтвердила эти опасения читателей–реалистов. Автор, осмелившийся сказать только часть правды о колхозном аде, сбит с ног столичными Мокрутами, а при дальнейшем сопротивлении будет «стёрт в порошок».
Это обстоятельство, что в коммунистическом государстве диктаторствуют Мокрутьг — от глухой деревни до «столицы мирового коммунизма» — хорошо понимают колхозники. Поэтому они не жалуются на своих сельских тиранов ни в район, ни в область, ни в столицу: делу это не поможет, а лишний синяк на лице прибавится. Такие порядки были при Сталине. Такими они остались и при его «либеральных» наследниках.
Школа
В селе Красные Маки, в котором находится сельсовет, работает средняя школа, десятилетка. В ней устраиваются спектакли. Из за недостатка помещений (классов), школа работает в две смены. Электрического освещения в ней нет. Вечерние занятия происходят при тусклом освещёнии керосиновых ламп.
В селе Добросельцы, при котором расположена машинно–тракторная станция, электричество проведено во все крестьянские избы, а у председателя сельсовета освещён даже хлев. Но в соседнем селе (Красные Маки), которое находится на расстоянии нескольких километров от машинно–тракторной станции, электричество даже в школу не проведено. Об этом не заботятся ни председатель сельсовета, ни директор машинно–тракторной станции.
Заведующий школой давно добивается электрического освещения, часто ходит к директору МТС и упрашивает его, но безрезультатно. Служащему сельсовета он жалуется на пренебрежительное отношение местного начальства к школе: «Обещали свет провести в школу, так уж который раз хожу… У меня в школе света нет, зимой ученики и учителя слепнут и страдают при керосиновых лампах, а, вишь, у директора МТС электрические кнопки на столе»…
Кроме тесного школьного помещения и плохого освещения, есть и ещё тяжкая беда у местных учителей. Заключается она в том, что сельсовет, с одобрения райкома партии и райисполкома, привлекает их в обязательном порядке для сбора налогов в деревнях. Эта «общественная работа» для учителей очень тяжела и неприятна, потому что она ставит их в конфликтные, враждебные отношения с родителями и учениками и
