Победитель, или В плену любви - Элизабет Чедвик

Она осторожно сделала глоток и почувствовала резкий, но не неприятный вкус диких ягод с запахом меда и трав.

— Только из-за того, что это зелье, вовсе не значит, что оно противное на вкус, — насмешливо сказала старуха. — Люди судят слишком поспешно.

Манди покраснела.

— Нет, простите, спасибо.

Она выпила жидкость до последней капли и вернула чашку повитухе.

— Полагаю, теперь ты захочешь облегчиться, — сказала матушка Гортензия как ни в чем не бывало. — Пойдем, я помогу. Ты будешь чувствовать слабость в ногах, прошлой ночью ты потеряла очень много крови.

С удивительной выносливостью и силой для такого крохотного и сморщенного существа, она помогла Манди подняться с постели и дойти до уборной в маленькой комнате внизу.

— Не снимай перевязь, — предупредила она. — Кровотечение остановилось, но нужно быть осторожной.

— Почему на мне надето это? — Манди указала на шнур, подняв одежды.

— Когда-то это принадлежало благословенной св. Маргарет, патронессе рожениц. Если кровотечения не будет, ты сможешь снять его вечером.

Матушка Гортензия проверила кусок полотна между ног Манди. Из-за того что она встала, потек маленький ручеек крови, но ничего такого, что старая повитуха посчитала бы серьезным, не было.

— Ты потеряла сына, — сказала она, посасывая голые десны. — Мертворожденный, слишком маленький, чтобы суметь вздохнуть. Твой муж сказал, что организует моленья и похороны.

Губы Манди вытянулись в выражении полугримасы-полуулыбки.

— Он молодец, — сказала она. — Но он не мой муж.

Старушка снова причмокнула языком.

— Тогда должен им стать.

Она помогла вернуться в кровать. Слезы стояли в глазах Манди. Она чувствовала слабость, головокружение и усталость. Истощение и ума, и тела.

Старуха дала ей другое зелье, у которого, несмотря на мед, был очень горький привкус, от которого Манди чуть не вырвало.

— Спи, — сказала матушка Гортензия. — Это то, что тебе нужно: целебный сон.

Когда Манди опять проснулась, было уже далеко за полдень. Цвет света изменился от бледного к золотому, и в комнате была разлита усыпляющая теплота. Справа на кровати чувствовалось какое-то давление, а в воздухе пахло цыпленком и травами.

Она посмотрела туда и встретила заботливый взгляд Александра. Солнечный свет придал его глазам золотисто-коричневый цвет и отсвечивал на оливковом лице. Лицо его заросло щетиной, а одежда была слегка измята.

— Геката говорит, что ты должна это выпить, — сказал он, указывая на миску бульона, от которого шел пар, на сундуке.

— Кто? — пробормотала Манди в полусне и попыталась приподняться. Александр взбивал подушки за ее спиной, пока она не села ровно и удобно.

— Матушка Гортензия, она просто неописуемой красоты, — беззлобно сказал он и взял миску с ложкой. — Тебя покормить или сама справишься?

— Я справлюсь. — Нотка независимости появилась в ее голосе, и она забрала у него бульон. Когда она окончательно проснулась, она поняла, что была очень голодна, а бульон имел не только изумительный запах, но и божественный вкус.

Во время еды Манди с опаской осмотрела комнату.

— Где она?

— Внизу, колдует над каким-то варевом тебе на завтра. Оно состоит из телячьих костей, ячменя и Бог знает еще чего, что она достает из мешочка на поясе. Однако запахи многообещающие. Она скоро поднимется, чтобы посмотреть, как ты. Хильда говорит, что это лучшая повитуха в Руане, но в последнее время она пользует мало. Никто не хочет, чтобы первое, что увидел их ребенок в этом мире, была беззубая старая карга.

— Но для женщин, у которых случаются выкидыши, это не имеет значения, — сказала Манди, и вновь слезы с жаром и солью навернулись у нее на глаза, наполняя их, переполняя и, наконец, проливаясь.

— Как я хочу к своим детям, — сказала она и начала всхлипывать.

Александр подхватил миску с бульоном до того, как он успел расплескаться по всей постели, потом привлек Манди к себе и крепко прижал к своему телу, понимая ее горе.

Напрасно было говорить, что у нее оставался Флориан, что у нее все еще был он, что у нее еще вся жизнь впереди. Все это было ничем по сравнению с эмоциями, захлестывающими ее сейчас. Старая повитуха предупредила его, что слез не избежать.

Он вдруг подумал, что может потерять самообладание, обнимая ее и гладя по волосам.

— Как только ты сможешь двигаться, вы с Флорианом отправитесь со мной, — сказал он. — В имение Маршалла в Орбеке. «Нет» в качестве ответа я не приму, ты не в том состоянии, чтобы убежать, поэтому послушай и прими.

Ему показалось, что сквозь дрожание она кивнула, но он не знал, поняла ли Манди что-нибудь в своем горе. Но тут она приподняла голову.

— Иоанн, — сказала она сдавленно. — А как же Иоанн?

— Я знаю, что он тебя ревнует, но в данный момент он занят другим. Я все улажу.

Она снова кивнула и перестала плакать; плач перешел в громкое сопение и икоту. Он подал ей чистую полоску льняной пеленки, о которую можно было вытереть нос и глаза, и, когда она чуть больше успокоилась, дал ей бульон. Пусть и не такой горячий, как раньше, он все еще был довольно теплым и приятным.

Манди посмотрела на него, глаза ее были отекшими и опухшими, нос — красным, и увидела лишь нежность и заботу в ответ.

Она хотела знать, как Иоанн отреагирует на весть о смерти его сына, и подбородок ее снова предательски задрожал.

— Что ты делаешь в Руане? — спросила Манди, чтобы отвлечься от этих мыслей.

— Контролирую закупку продовольствия для отправки его в Орбек, — сказал Александр, посмотрел на покрывало и начал выдергивать висящую нитку из шерсти. На секунду ей показалось, что он хочет сказать что-то еще, но он продолжал вытягивать нитку, слегка сжав губы.

— Я рада, что ты приехал, — сказала Манди. — Но после моего письма я была уверена, что ты не приедешь. — Она играла с ложкой, крутя ее вокруг вырезанного по дереву узора на дне миски.

— Ты сказал, что все уладишь с Иоанном, но как? Ты подвергнешь себя ужасной опасности.

— Риск есть, и было бы глупо это отрицать, но меньший, чем раньше.

— Потому что мой сын мертв? — голос ее, не считая легкой дрожи, был опасно безразличным. — Потому что я не так дорога ему — легче бросить?

Он поднял на нее глаза, прекратил терзать покрывало.

— Не отрицаю, это повлияет на ситуацию, — неуклюже сказал Александр, — но есть и другая, более важная причина, почему я думаю, что он отпустит тебя, — причина, по которой я постучал в твою дверь прошлой ночью.

Он взял ее руку в свою, положив большой палец на ее суставы, на золотые кольца, которые ей подарил Иоанн.