Кровавая графиня - Йожо Нижнанский

— Прощайте, — прошептала она князю, и лицо ее зарумянилось от волнения.

Вокруг них собирались гости с чашами в руках. Среди них оказался и палатин. Она чокнулась и с палатином, но так неловко, что перстнем звякнула о его чашу. Чокнулась графиня и с остальными гостями — чаши поднимались к устам.

Но тут, к ужасу гостей, граф Няри подскочил к палатину и схватил его так резко за руку, что часть вина выплеснулась ему на рукав.

— Что вы делаете?

— Ваше вино отравлено, — ответил граф Няри ледяным голосом, но так громко, что все вокруг услышали его. — Смертельное зелье, как и в моей чаше.

Горстка ошеломленных гостей уставилась на чашу палатина и чашу графа Няри.

Князь Ян Христиан следил за Алжбетой Батори. Она была бледна, рука дрожала так, что вино выплескивалось из ее чаши.

Палатин нарушил тишину глухим голосом:

— Господа и дамы, ничего не произошло! Прошу вас забыть об этом происшествии!

В соседних залах гости так предавались веселью, что даже не заметили гробовой тишины, воцарившейся у стола палатина. Тут же музыканты по распоряжению палатина заиграли туш.

— Кто это сделал? — шепотом осведомился палатин у графа Няри, и его пытливый взор, пролетев над головами многих гостей, уперся наконец в Алжбету Батори, которая в эту минуту подходила к князю.

— Это сделала дама, — также шепотом ответил граф Няри. — Она высвободила из своего полого перстня драгоценный камень и при чокании капнула в вино яд. Со мной она проделала то же самое несколько раньше и сама подала мне чашу.

— Еще один танец, князь, — подойдя к князю, сказала Алжбета Батори с деланной улыбкой. — Я не простила бы себе, если бы не станцевала с вами на прощанье.

— Я счастлив, что судьба столь благосклонна ко мне; она дозволила мне быть партнером в последнем вашем танце, — сказал он чужим и холодным голосом.

«В последнем вашем танце!» Он что, умышленно сделал упор на эти слова? Нет ли в них более глубокого смысла, чем кажется? Она почувствовала на себе взгляд палатина, и тело обдало холодом.

Последний танец…

— Вы дрожите, прекрасная госпожа, словно вянущий цветок, — князь откровенно смотрел ей в глаза, — и распространяете вокруг себя аромат, который пьянит, одурманивает. Аромат крови…

Она задрожала еще явственнее. В глазах стоял страх и отчаяние. Глаза женщины, склонившейся над пропастью…

Что значит эта внезапная и явная перемена в князе и его поведение, лишенные прежней любовной страстности? Что значат эти странные намеки, этот взгляд, который впивается в нее столь холодно, вызывающе, презрительно, враждебно?

Волнение вокруг палатина утихло.

— Возьми эти две чаши! — крикнул палатин виночерпию. — Отнеси их капитану, пусть проверит действие вина на животных. О результате доложить мне без промедления. Ничего не произошло, дорогие гости, — сказал он, когда человек удалился, — абсолютно ничего не случилось.

Кардинал Франко Форгач иронично улыбнулся, наклонился к палатину и сказал:

— За исключением того, если я не ошибаюсь, что вы полностью изменили мнение о некой благородной даме.

Палантин не ответил. Он сосредоточенно наблюдал за графиней, танцевавшей с князем. Она вела себя так странно, что привлекала к себе внимание. Вовсе не тем, что по-прежнему выказывала свое глубокое расположение князю. Сейчас, позабыв о светских предписаниях, она таращила на него глаза, как будто помутилась в рассудке. Однако князь, не проявляя никакой растерянности, разве что выражал некоторое удивление поведением графини.

— Вы пригласили меня, прекрасная госпожа, — говорил он во время танца, — в свое чахтицкое уединение. У меня не было времени ответить на ваше приглашение. Я был бы рад, если бы вы сейчас выслушали мой ответ.

С каждой минутой она все яснее ощущала, что князь с самого начала лицедействовал, что теперь он склонен снять свою маску, открыть свое истинное, неизъяснимо грозное лицо.

От всего его вида веяло холодом и ужасом. Страх Алжбеты Батори нарастал, она все отчаяннее искала разгадку множившихся загадок.

— Разве прекрасной госпоже не любопытно услышать мой ответ?

— Нет, поскольку я буду непременно ждать вас в Чахтицах.

— Я действительно приеду в Чахтицы, — ответил князь, — но только позднее, когда там восторжествуют право и справедливость.

В этот миг она застыла, как пораженная громом. Вырвавшись из объятий князя, закричала. Страшная догадка потрясла ее.

Услышав ее крик, танцующие остановились, музыка смолкла, и гости хлынули в танцевальный зал.

При упоминании о праве и справедливости лицо князя было искажено взрывом ненависти. Его приглушенный голос, дрожавший от затаенной неприязни, напомнил Алжбете Батори человека, которого однажды она видела во дворе своего замка. Голос, который она тогда услышала, был голосом Яна Калины.

Так это он скрывается под маской князя?

В минуту, когда в ней созрела эта убежденность, в ее душе прояснились и загадки, вызванные таинственным поведением князя и его намеками. Ее охватили неуемная злость, гнев, жажда мщения.

— Что с вами, прекрасная госпожа? — невинно прошептал князь.

— Подлый негодяй! — крикнула она и бешено накинулась на князя, колотя его руками, пиная ногами.

Князь не сдвинулся с места.

Некоторые гости, не утратившие присутствия духа, подскочили к Алжбете Батори и, схватив за руки, оторвали от князя.

— Пустите меня, — орала она. — Это мошенник, жулик! Он подло обманул меня и вас всех! Это мой подданный Ян Калина, мятежник и вожак разбойников!

Гости опешили. Она назвала князя разбойником так убедительно, что в первую минуту, видимо, каждый поверил ее ошеломляющему открытию. Испуганные дамы стали ощупывать драгоценности, проверяя, на месте ли они.

На лице князя появилась улыбка, глаза у него засветились, и тишину прорезал его звонкий смех.

Лицо чахтицкой властительницы было неузнаваемо искажено бурей страстей, глаза метали молнии.

— Это величайшее приключение в моей жизни, — смеялся князь Ян Христиан, — и оно сделало бы меня очень счастливым, если бы прекрасной госпоже не пришлось пожалеть о нем. Мне этого не хочется, а потому прошу вашу палатинскую светлость поверить словам ее милости и бросить меня в темницу. Я разбойник Ян Калина, как утверждает госпожа, которая сегодня вечером очаровала меня. Поэтому пусть меня постигнет судьба разбойника. Хотя вполне возможно, что сама прекрасная графиня станет хлопотать о моем освобождении. В этой сладкой надежде прошу бросить меня в самое темное узилище!

И над множеством гостей снова пронесся его смех. Он подействовал на всех, словно взмах волшебной палочки.

Виданное ли это дело! Князь Ян Христиан, самый славный гость, своими изысканными манерами, обширными знаниями и особым очарованием покоривший сердца всех, — и вдруг обыкновенный разбойник. Словно эхо, по зале пронесся смех гостей.

Чахтицкая госпожа мало-помалу притихла. Всеобщий смех словно рассеял ее гневливость. Руки, сжимавшие ее, расслабились. И она стояла, испытующе смотрела на князя, и видно было по ней, что она уже и сама сомневается в своем открытии.

— О, господин капитан является как раз вовремя, — улыбнулся князь, видя, как бытчанский капитан взволнованно пробирается сквозь ряды гостей, — Я получу истинное удовольствие, если капитан лично свяжет мне руки.

Палатин изумленно обернулся. Он понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее, если капитан на глазах у всех устремляется к нему столь настойчиво.

— Пандурский капитан из Нового Места просит вас принять его по очень важному делу.

— Немедленно приведи его!

Капитан повернулся кругом, свадебных гостей охватило вновь волнение. Последовала минута напряженного ожидания, которая пришлась палатину весьма кстати. Он еще не нашел выхода из щекотливого положения, не знал, каким образом вознаградить князя за нанесенное оскорбление.

— Прошу прощения, — отозвался пандурский капитан, запыхавшись, — что осмеливаюсь явиться пред вашу милость в минуту столь неподобающую, но…

— Говори, что случилось и чего ты хочешь? — перебил его Дёрдь Турзо.

— Мы переводим из Нового Места разбойников, поскольку боимся, что их многочисленные друзья нападут и освободят их.

— О каких разбойниках идет речь?

— Об Андрее Дрозде, Яне Калине и еще восемнадцати их сообщниках.

Весь зал разразился смехом. Даже палатин не удержался. Один князь был явно неприятно поражен. Алжбета Батори лишилась чувств. И вовсе не из страха, что разбойников везут в Бытчу, после разговора с палатином их допрос уже не волновал ее. Она до потери сознания устыдилась своей страшной ошибки. Как же она ошиблась — ведь пандурский капитан доложил, что Яна Калину как раз везут сюда.