Шипка - Иван Курчавов

— Бедный Сулейман-паша!

— Он бездумный ишак, твой Сулейман-паша! Гази-Осман-паша прославил империю, и его имя золотом будет вписано в нашу историю. И может, потому, что на его фланге действовал ничтожный Сулейман, ему пришлось отправиться в русский плен. Минувшее не вернешь и ошибку не исправишь. Важно не повторять этой ошибки. А что делает твой Сулейман-паша? Он будто нарочно приближает наш крах!

— Я тебя не понимаю.

— Я привез ему ясную директиву. — Бас зазвучал особо отчетливо. — Да, да, совершенно ясную и четкую: турецкая армия не предпримет наступательных действий, она должна обеспечить последовательную и надежную оборону на рубежах: сначала Балканы, потом София — Ихтиманские горы, в последнюю очередь в укрепленном Адрианопольском лагере. Что ни рубеж — то новая твердыня! Десятки тысяч русских устилают своими телами подходы к этим рубежам. Русская армия обескровливается, теряет силы и выдыхается. Тем временем западноевропейские страны все больше вмешиваются в эту войну и помогают склонить чашу весов в пользу Турции.

— План прекрасный и, пожалуй, единственный в нашем положении, — Для всех здравомыслящих людей, кроме Сулеймана! Он считает, что не соберет достаточных сил для обороны Балкан и что надо срочно отходить к Адрианополю. Сегодня он Отойдет к Адрианополю, а завтра побежит к Константинополю… Гази-наоборот!

— Он не ослушается султана, если будет хоть немного уверен, что рекомендации столицы реальны, — сказал дискант,—

У Златицы русские уже заняли южные склоны Балкан, Другие перевалы, удерживаемые нами, могут быть обойдены русскими, и тогда мы окажемся в ловушке, как и Гази-Осман-паШа в Плевне.

— Гази-Осман-паша сделал все, что мог, Сулеймап-паша не желает сделать даже ничтожной попытки. В этом отличие гази-паши от негази-паши!

— Чего же мы ждем от русских под Шипкой? Если верить слухам — они там все повымерзли!

— У них хватит и немороженых, — сказал бас. — Если они догадаются нанести сильный удар по Вессель-паше, Сулеймана можно будет не брать в расчет!

— Русские никогда не перейдут Балканы в такое время года! — ответил дискант.

— Мы думали, что они не перейдут их летом и не высидят в такое время года на Шипке, а они перешли по страшному ущелью Хама летом и высидели на Шипке зимой, от них всего можно ожидать!

Повар окликнул Минчева, и он понес барашка на стол к офицерам. Барашек был нежно-розовым, благоухающим и возбуждал аппетит. Турок из Константинополя тронул кувшин — оп оказался пустым. Хмурым взглядом офицер потребовал наполнить посуду хмельной ракией. «Как много стали пить турки! — удивился и обрадовался Минчев. — Они уже не боятся греха и ответа перед аллахом».

— Господа, а я намерен сообщить вам и приятную новость: пойман бандит Мустафа Алиев! — донеслось до Минчева, когда он уносил пустую посуду. Он нарочно задержался, поставив посуду на соседний стол и перекладывая поудобнее тарелки.

— Слава аллаху! — притворно воздел руки к небу гость из Константинополя. — Верблюд ест высокую траву, сокол — большие куски мяса. Кому что. Не одолели русских, одолели турка Мустафу!

— Но этот турок стоит русского полка! — воскликнул офицер, начавший разговор об Алиеве. — Он несколько лет держит в страхе правоверных и помогает гяурам!

— И где же этот бандит? — полюбопытствовал гость из столицы. — Я с удовольствием посмотрел бы на этого турка!

— Его ведут сюда, но вряд ли можно поручиться, что Мустафу доставят живым!

…Корчму турки покинули уже за полночь. Минчев наблюдал за ними из окошка: гости шли покачиваясь и поддерживая друг друга.

II

Взвесив все услышанное от турок за эти дни, Йордан подумал, что новые сведения могут заинтересовать русских и их надо вовремя предупредить о намерении султана и высшего командования противника. Доверяя хозяину-греку, Минчев тем не менее не открывался ему в главном: кто он и к чему призвала его совесть и судьба. Он оставлял для себя всяческие лазейки на случай, если грек задумает выдать его туркам. Подслушивал разговоры? Да как можно, если он знает ничтожно малое число слов, нужных лишь для того, чтобы обратиться к господам туркам? Никто не видел, чтобы кто-то заходил к Минчеву, не было случая, чтобы и сам он отлучался на час-другой из корчмы.

На этот раз предстояло отлучиться надолго, вероятней всего, распрощаться с греком навсегда. Об этом он не скажет хозяину, а вот об отлучке уведомить нужно, чтобы грек не начал погоню и не схватил беглеца.

Минчев постарался придать лицу расстроенное, даже убитое выражение. Печальным голосом сообщил он хозяину о том, что в Казанлыке у него тяжело заболел единственный брат и вот-вот умрет, что он должен с ним проститься и исполнить его последнюю волю. Грек не стал чинить препятствий, он даже разрешил взять старого осла и добираться верхом, а у турецкого коменданта, завсегдатая корчмы, получил официальную бумагу: Йордан Минчев отправлен в Казанлык по делам коммерции.

Осел хотя и стар, но везет сносно. Ночью выпал снег, и местами животное глубоко увязает — плохо пришлось бы пешеходу! Ветер усиливается и крутит поземку. Холодно, наверное, градусов под двадцать. Йордан смотрит на затянутую туманами вершину Святого Николая, и ему становится еще холодней: неужели действительно такое случилось с русскими войсками? Турки злорадно говорят, что там вымерзли все и трупы грудами лежат от Шипки до Габрова. Если русские вымерзли, то почему турки не взяли такие выгодные высоты, за которые они дрались с фанатичным упорством и потеряли столько тысяч человек? Ему хотелось верить в лучшее, и он уже не придавал значения словам турок о больших потерях русской армии.

Недалеко в горах грохотали пушки, били они нечасто, но гулко. Доносилась и ружейная пальба. Скорей бы пришел конец войне! Даже невозможно себе представить, что эта война закончится для Болгарии свободой. Столько лет ждали! А сколько раз надежда сменялась разочарованием: русские вынуждены были покидать пределы Болгарии и оставлять болгар под турецким ярмом. Теперь это не должно случиться. — Конечно, если коварная и славянофобская Англия не вмешается в дело и не решит его в пользу Турции.

В небольшом селении Минчев еще издали заметил сборище людей. Он увидел, как на веревке, словно животное, волокли человека. Минчев подхлестнул осла, и тот зашагал быстрее. Вскоре Йордан мог лучше разглядеть несчастного: он был в цивильном пальто, с закрученными за спину руками. Встал на ноги, посмотрел вокруг. Лицо его было залито кровью, кто он — молодой или старый, — понять нельзя.

— Турки! Болгары! — услышал он громкий, чистый голос. — Встретимся уже там, на небесах! — Обреченный взывал к людям на чистейшем турецком языке. — Турки! Чтобы вам при-

шлось меньше краснеть, я избрал для себя такой путь и теперь не каюсь! Болгары! Всегда помните, что среди турок были не только звери башибузуки, но был еще Мустафа Алиев и его товарищи!

«Так это же Мустафа! — с горечью прошептал Минчев. — Как же тебе не посчастливилось! Значит, в корчме говорили правду о твоей поимке!»

Мустафа хотел сказать что-то еще, но подскочивший на коне башибузук ударил его ятаганом по голове. Удар не был сильным, и Мустафа устоял на ногах. Второй башибузук исправил ошибку первого и обезглавил пленника; голова его покатилась в снег, оставляя на нем яркую кровавую полосу.

— Собака! — прохрипел башибузук, вытирая о снег шашку.

С гор сползали густые сумерки. Минчев не проехал и пяти верст, как темень повисла над окрестностями и вечер превратился в ночь. «Надо свернуть влево, — решил Минчев, — если встречу турок, скажу, что заблудился, попрошу показать короткий путь на Казанлык». Осел покорно свернул на протоптанную тропинку и побрел в гору. Ноги Минчева временами задевали снег и чертили на нем широкие прямые линии. Повстречались турки, их было десятка четыре. Они устало брели вниз, вероятно на отдых. Йордан их не заинтересовал. Турки представились ему безразличными, во всяком случае, не такими, какими видел их Минчев в начале кампании. Или и им успела надоесть эта война с обозначившимися неудачами?

Спустя полчаса его окликнули, но уже по-русски. Навстречу ему вышли солдаты, закутанные в башлыки, с винтовками в руках.

— Кто такой? — сердито спросил один иЗ них, очевидно старший.

— Болгарин, купец я, — отрекомендовался Минчев.

Старший подозрительно оглядел Минчева, даже осветил его лицо цигаркой, которую он прятал в рукаве полушубка, и недовольно спросил:

— Зачем пожаловал на наши позиции, купчишка? Или заблудился?

— Не заблудился, — ответил Минчев.

— Не турки тебя послали? — допытывался старший.

— Нет, братушки! Я прошу доставить меня берзи, быстро очень к генералу Скобелеву, генералу Гурко, генералу Радец-кому пли генералу Столетову.