Год Крысы. Путница - Ольга Громыко

— Мы не ругаемся, — возразил вор и мстительно добавил: — Просто уточняем кой-какие детали. Чтоб потом вопросов не было.

— Угу, — согласился саврянин, — сейчас я кой-кому эти кой-какие детали оторву, и вопросов больше точно не будет.

— Альк!!

Впрочем, в Рыскином миротворчестве нужды уже не было: приятели дошли до коровника. Пока Альк менял одного чеканного тсаря на другого, Жар с Рыской вывели коров. Точнее, девушка просто взяла под уздцы и повела, а вор задержался, поправляя упряжь и поклажу. Как саврянин и предсказывал, вид у гитары был грустный. Утром Жар поставил ее слишком близко к костру, потом вез под солнцем, и гриф заметно скрючился, а тонкие дощечки корпуса выгнулись, словно засохшие кленовые листья, расклеившись в нескольких местах. В одну щель даже палец пролазил. Вор уже собирался бросить подружку в углу стойла, но проходящий мимо двери помощник коровнюха увидел ринтарского мольца с гитарой и насмешливо сказал:

— Тше стурменч зо Ринтарь, тше Хольца служерь. — И с удовольствием ввернул любимое словечко тещи-ринтарки: — Рух-х-хляд!

— Это не рухлядь! — Обидевшийся на издевку Жар очень достоверно изобразил праведное возмущение. — Это реликвия! Любимая гитара самого святого Трачнила, с которой он переправлялся через реку!

— Святыщич же на бревенитше плыл, — не понял мужик.

— Но должен же он был чем-то грести!

Помощник озадаченно захлопал глазами. Действительно, про весла в легенде не говорилось, а голыми руками здоровенное сосновое бревно поди разгони!

— Святой Трачнил исцелил больное дитя, а испорченную гитару оставил его родителям на память об этом чуде, — продол жал вдохновенно сочинять Жар, так нежно прижимая к себе гитару, словно она была его первенцем. — С тех пор она хранится в нашей молельне, оберегая веску от мора, неурожая и прочих напастей. Но я все-таки решил отправиться в паломничество на могилу святого, даба реликвия напиталась еще большей святостью.

— А не ложешчь? — недоверчиво спросил саврянин, глядя на гитару с совсем иным выражением, чем прежде.

— Зачем мне врать-то? Мы ж не на рынке, чтоб я тебе ее втю-хать пытался. — Жар бережно погладил гитару по грифу.

— А тше бы она на торгель застоила? — заинтересовался помощник.

— Что ты! — возмутился молец. — Даже назначать за нее цену — кощунство!

— Иш двочен золотох?

— Вот что, уважаемый, давай-ка оставим этот разговор, — твердо сказал Жар, бережно пеленая реликвию в свой старый камзол и приторачивая к седлу. — Она не продается, не меняется и не одалживается. После паломничества я верну ее в родную молельню, где она и будет храниться до скончания веков. Ох, что-то мне живот от вашей стряпни прихватило… Покарауль-ка чуток коровку, сбегаю до ветру!

Когда вор наконец присоединился к друзьям, те уже готовы были идти его искать.

— Да так… засиделся, — уклончиво ответил Жар на укоризненные взгляды. — Ну что, поехали дальше?

— Надо еще в оружейную лавку зайти. — Сверток у седла Алька был куда длиннее и увесистее. — Хочу ножны приличные купить. Тебе меч-то нужен? Или оба продавать?

— Не, один оставь, — возразил вор. — Пусть хоть для вида будет.

— Думаешь, все сразу тебя забоятся? — хмыкнул саврянин.

— Все не все, а мелкая шваль не сунется, — рассудительно ответил Жар.

— Она своего и так не тронет.

Рыска обреченно покачала головой. Горбатых могила исправит!

И в то же время после пересечения границы оба ее спутника неуловимо изменились.

Жар пытался вести себя так, будто ему без разницы, в какой стране он находится, балагуря и задирая Алька даже больше обычного. Но в мало-мальски важных вещах беспрекословно слушался саврянина, вот как с заездом в лавку.

А Альк… Только сейчас Рыска поняла, насколько напряженным он был в Ринтаре. Будто арбалет, который повсюду носят взведенным и заряженным — а от этого ведь не только оружие портится. Сколь бы равнодушно Альк ни отзывался о родине, здесь он чувствовал себя куда лучше. Он стал многословнее. Снисходительнее. И… ближе. Пренебрежительно-отчужденное отношение к спутникам сменилось покровительственным, даже опекающим. Потому-то Рыска, чуть что, и жалась к тому, кто действительно сможет ее защитить.

Поменять плохонький тсецкий меч на трое ножен удалось без труда, даже доплачивать не пришлось. Мастер долго восхищался клинками Алька, предлагая за них хорошую, честную цену, но белокосый молча качал головой. Не для того он ими спину царапал.

Башмаки для Жара пришлось все-таки купить: молец наотрез отказался следовать стезей Трачнила, полагая ее слишком каменистой. Пополнили и запасы еды, и корма для коров — Альк сказал, что знает короткую дорогу к столице, но жилья на ней почти не будет.

Больше задерживаться в городе приятели не собирались, но, пересекая его по прямой, случайно влипли в собравшуюся на площади толпу.

— Что это?! — Рыска приподнялась на цыпочки, пытаясь понять, кто и зачем так жутко орет.

Альк с Жаром видели (а догадались еще раньше), но пояснять не стали. Саврянин брезгливо поджал губы, вор же с любопытством присмотрелся. Казнь подходила к концу. То, что лежало на щите (наклонном, дабы публика могла любоваться работой палача), еще сохранило очертания человеческого тела — почти утратив его облик. И еще могло кричать, что особенно радовало зрителей, отзывавшихся на каждый вопль смешками и свистом.

— За что они его так?!

— Кчин каттец? — поинтересовался Альк, тронув за плечо стоявшую впереди горожанку.

Та обернулась — глаза горят, алые влажные губки приоткрыты, грудь часто вздымается, будто кто-то ее уже распалил, а тут еще один мужчина подвернулся, — и кокетливо ответила:

— Ритарищ доносчерь. Любичь каты?

— Нэч, — отрезал саврянин. Девица разочарованно поджала губы и снова жадно уставилась на помост.

— Доносчерь — шпион? — шепотом уточнил Жар.

Альк угрюмо кивнул. Казнимый снова заорал, надсадно и бессмысленно. Спасти его уже не смог бы даже самый лучший лекарь, но молодое сильное тело упрямо цеплялось за жизнь, не понимая, что только продлевает свои страдания.

Глашатай звонко и радостно зачитал что-то с длинного листа (толпа одобрительно заворчала) и повторил на ломаном ринтарском, дабы осужденный тоже понял и оценил:

— Частч симнатчать. Выковырьвание…

Рыска заткнула уши и зажмурилась. Альк обхватил ее свободной рукой за плечи и начал проталкиваться сквозь толпу. Коровы якорями волоклись следом, люди недовольно ворчали, а то и ругались. Но даже мужик, которому Смерть крепко наступила на ногу, в драку не полез — слишком хотел досмотреть выковырьвание. Так и стоял на одной ноге, придерживая отдавленную рукой и кривясь от боли.