Сорок изыскателей. Повести. - Сергей Михайлович Голицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О тех гостях не приходилось особенно заботиться — они сами находили себе занятия и удовольствия: обед готовили, рыбу ловили, ходили за грибами, играли в мяч.
Но эти, теперешние юные туристы не были такими самостоятельными гостями.
Возвращаясь сейчас из города, Георгий Николаевич чувствовал некоторое беспокойство: а как ребятки провели ночь? А не случилось ли с ними чего-нибудь? А что они будут сегодня делать?
Добравшись до своего дома, он отдал Настасье Петровне покупки, в двух словах рассказал ей о здоровье Петра Владимировича и поспешил к реке.
Тропинка, по которой он вчера ночью спускался к туристскому лагерю, за день успела подсохнуть, он прибавил шагу и через минуту очутился в устье оврага, где раскинулись палатки, но, к своему удивлению, никого там не увидел.
Ага, вон где они! С Клязьмы доносились крики и визги, порой резкие свистки.
Он знал, что строжайшие инструкции правил купания детей беспощадны: взрослые стерегут на берегу; по сигналу свистка одновременно залезают в воду десять ребят на десять минут; отплывать за огороженное вешками пространство запрещается; взрослые смотрят во все глаза. По сигналу свистка купающиеся должны немедленно выбегать из воды и выстраиваться в ряд, взрослые их считают.
«Любопытно, а мои детки соблюдают ли беспощадные инструкции?» — спросил самого себя Георгий Николаевич. Он остановился в некотором отдалении, начал наблюдать.
Девочки в ярких купальниках сидели и стояли, ожидая очереди. Мальчики в трусах или в плавках барахтались в воде, а вместо взрослого дяди на берегу стоял в одних красных плавках черноглазый Миша.
Если кто осмеливался заплыть за установленные в воде вешки, он яростно свистел, кричал и командовал:
— Васька, куда полез? Игорь, ближе к берегу!
«Какова дисциплинка!» — поразился Георгий Николаевич. Он вспомнил, что Миша является физруком туристского отряда, и с интересом продолжал смотреть.
Тут физрук свистнул и скомандовал:
— Девочки, приготовиться!
Девочки в разноцветных купальниках, голоногие, стройные, в пестрых резиновых шапочках, тотчас же встали рядком. Георгий Николаевич поискал глазами Галю, ту, что у них ночевала, но ее не было.
Миша засвистел еще пронзительнее. Мальчики неохотно послушались и один за другим вылезли на берег.
— Девочки — в воду! — скомандовал физрук.
Все они с криками прыгнули в реку, забарахтались, завизжали, забрызгались.
Георгий Николаевич потихоньку приблизился к Мише.
Бдительный физрук не видел его. Он стоял нагнувшись, оттопырив верхнюю губу и не отрываясь следил за резиновыми шапочками, мелькавшими в сверкающих на солнце брызгах.
Георгий Николаевич шагнул к нему и скороговоркой проговорил:
— Послушай, я был в городе. Петру Владимировичу сделали операцию. Он скоро поправится.
Миша тут же обернулся, расширил свои и без того круглые черные глаза.
— Правда, правда?
— Ну конечно. Через неделю его выпишут.
Тут Миша засунул два пальца в рот и так свистнул, что совсем оглушил Георгия Николаевича.
— Да перестань же, Соловей-разбойник! —закричал тот и, закрыв уши ладонями, пошел от ребят вдоль берега.
Разноцветные девочки выскочили из воды, окружили Мишу; к ним присоединились мальчики. И Миша, размахивая голыми руками, начал рассказывать.
Все запрыгали, радостно закричали и тут же помчались догонять Георгия Николаевича.
И он снова рассказал уже подробнее, как ездил в город узнавать о здоровье Петра Владимировича.
Конечно, все пожелали идти на свидание с любимым воспитателем, идти сегодня же после обеда. Нет, долго дожидаться. Идти теперь же, немедленно! Так им хотелось его видеть.
— Ребята, должен вас огорчить, — сказал Георгий Николаевич.
И он объяснил, что в городских больницах из-за гриппа сейчас карантин, значит, свидания категорически запрещены.
И никакую передачу для больного, только что перенесшего операцию, конечно, не примут.
Словом, он сумел доказать ребятам, что идти в город в течение ближайших трех дней не было никакого смысла.
У всех потускнели и вытянулись лица.
— У-у-у, выдумают всякое!.. Вот еще какие порядки!.. Безобразие! — ворчали и негодовали многие.
Тут длиннолицая Галя, командирша отряда, выступила вперед и сказала:
— Спокойствие! Спокойствие! Через пять минут созывается заседание штаба похода.
И тотчас же все подтянулись, присмирели, сдерживая чувства.
Галя повернулась к Георгию Николаевичу.
— Благодарим вас за вашу заботу о нашем любимом начальнике похода, — произнесла она.
Георгий Николаевич понял, что выслушал сейчас очень вежливый намек: дескать, спасибо вам за ваше внимание, но теперь вы свободны, на заседание штаба вас не приглашаем.
А собственно говоря, зачем ему сейчас оставаться на какое-то заседание штаба? Дисциплина у них, как выразился Миша, — во! В этом он успел убедиться дважды: как блестяще мальчик проводил купание и как быстро Галя-командирша затушила ребячий ропот. С утра Георгий Николаевич вместо творческой работы ездил в город — надо же теперь наверстать потерянные часы. Вот почему сейчас его больше всего тянуло в любимую светелочку.
— До сви-да-ни-я! Спа-си-бо! — провожали его звонкие голоса.
Он начал подниматься в гору, как вдруг услышал за собой топот ног. Догонял Миша в своих красных плавках. Его горящее лицо, его черные глаза выражали крайнее возбуждение.
— Товарищ писатель, можно вас на минутку?
Георгий Николаевич живо обернулся, ласково обнял мальчика:
— Ну, чего тебе?
— Пожалуйста, приходите к нам сегодня вечером, — попросил Миша. — Штаб похода будет судить Галю. Вы как свидетель. Очень вас прошу: защитите ее.
— Галю судить? Вашего командира отряда? — поразился Георгий Николаевич.
— Да нет, не эту длиннолицую верблюдицу, а ту беленькую, кудрявенькую. Ну какая у вас ночевала.
— За что же ее судить?
Миша опять расширил свои глаза-смородины и красноречивым шепотом объяснил:
За измену дружбе. Вот за то, что она у вас ночевала да еще шоколадки лопала.
— А где сейчас ваша Галя-кудрявая?
— Под домашним арестом в палатке сидит.
— Это еще что за новости!
— Так штаб решил еще утром.
— Что это вы больно часто заседаете? Утром заседали, сейчас опять, вечером снова? — удивился Георгий Николаевич.
— Дисциплину надо поддерживать, — ответил Миша.
Георгий Николаевич забеспокоился: это еще что за домашний арест? Может, зайти проведать наказанную девчонку? Но он уже размечтался, как сейчас укроется в своей светелочке, как возьмет авторучку…
«Нет-нет, не пойду… Еще слезы, а чего доброго еще истерика, — сказал он самому себе. — Только расстроюсь и время зря потеряю».
— Так придете к нам вечером? — повторил свой вопрос Миша.
— Я вечером занят, лучше приду после обеда.
— Нет-нет, после
