Фантастика 2025-100 - Даниэль Дессан

«Эмма, — сказал я. — Какая сейчас погода в Гейдельберге? Я имею в виду, у вас там: в две тысячи двадцать шестом году?»

«Господин Шульц, сегодня двадцать пятое января. Днём температура в городе Гейдельберг поднимется до плюс семи градусов по шкале Цельсия. Ночью опустится до четырёх градусов…»

«Разве это зима? У вас там не зима, а недоразумение. Видела бы ты, какие у нас здесь сугробы! А какие сосульки сейчас висят под крышами! Настоящие северные сталактиты…»

Ветер подтолкнул меня в спину.

Я уловил в воздухе запах табачного дыма и услышал:

— Пиняев, стой!

Мы с Иришкой одновременно обернулись. Увидели догонявшего нас по едва заметной в полумраке тропинке мужчину. В одной руке он держал портфель, в другой его руке светился ярким огоньком кончик сигареты (или папиросы).

— Тюляев? — удивлённо обронила Иришка.

После её слов и я узнал Тюляева.

Геннадий догнал нас. От его сигареты отломился яркий уголёк и промчался мимо моего плеча, словно крохотная комета или метеор. Гена поправил шапку у себя на голове, будто бы неохотно поздоровался с нами.

Мы ответили на его приветствие.

— Москвич, надо поговорить, — заявил Гена.

Он посмотрел на Иришку и добавил:

— Наедине.

Я кивнул.

— Давай поговорим. Иришка, иди в школу.

Почувствовал, как пальцы двоюродной сестры сжали мою руку.

— Мальчики, вы что задумали? — спросила Иришка.

— Успокойся, Лукина, — ответил Геннадий. — Не трону я твоего брата. Мы только поговорим. Без свидетелей. Чтобы потом в школе не рассказывали о нашем разговоре… разную ерунду.

Он щелчком отбросил сигарету — та описала светящимся концом в воздухе дугу и приземлилась в сугроб.

— Иди в школу, Иришка, — повторил я. — Всё нормально. Я скоро приду.

— Ладно.

Иришка выпустила мою руку, мазнула по моему лицу взглядом и зашагала к школе. Тюляев проводил её взглядом (словно дожидался, пока моя двоюродная сестра отойдёт подальше).

— Чем могу помочь? — спросил я.

Геннадий перевёл взгляд на моё лицо и ответил:

— Мне твоя помощь не нужна. Лучше скажи, москвич, ты это серьёзно говорил насчёт похода в кафе в воскресенье?

Я кивнул.

— Вполне. Серьёзно.

Тюляев хмыкнул.

— Ты хоть понимаешь, как это глупо будет выглядеть? Я, ты, Черепушка и Светка за одним столиком в кафе. Народ в «Юности» животы надорвёт от смеха, когда такое увидит.

— Там с нами будут ещё две девчонки, — напомнил я. — Нормально отдохнём.

Геннадий махнул рукой.

— Что ты задумал, москвич? — спросил он. — Зачем тебе всё это нужно? Надеешься, что выставишь меня перед Светкой дураком? Так зря надеешься. Скорее, это вы с Черепановым будете там клоунами.

— Я надеюсь, Гена, что приятно проведу в кафе время. И поем сосиски с зелёным горошком. Неплохие сосиски там, кстати. Рекомендую. Повторяю тебе снова: Клубничкина мне и даром не нужна.

— Тогда зачем…

— Затем, что жаль мне вас дураков, — сказал я. — Тебя и Черепанова. В основном, конечно, Алексея. Ну, и тебя за компанию. Девка вам мозг полощет. А вы ведётесь на её провокации, как глупые телки.

— Это наше дело. Хотим, и ведёмся. Ты-то зачем в наши дела лезешь?

Я развёл руками.

— Сам не понимаю, как так получилось. Не предполагал, что окажусь в эпицентре ваших страстей. Но раз уж так вышло, то почему бы не поразвлечься? Как ты думаешь, Гена? Ведь это же будет интересно, согласись. Посмотрим, как поведёт себя Света не с каждым из нас наедине, а со всеми сразу. Она актриса — не сомневаюсь, что она выкрутится. Но с удовольствием за этим понаблюдаю.

— А если она не согласится?

— Такое тоже возможно, — сказал я. — Тогда я пойду в кафе без неё. Мне её отказ аппетит не испортит. Поем сосиски с горошком, пообщаюсь с хорошими людьми. С тобой, например. Если ты придёшь. Рассказы о поиске вдохновения и о системе Станиславского я уже слышал. Так что ничего не потеряю в случае Светиного отказа. Когда у вас следующая репетиция?

— Сегодня после уроков, — ответил Геннадий.

Я кивнул и сообщил:

— Загляну после уроков в актовый зал. Приглашу Свету в кафе. Вот сегодня мы и узнаем, в какой компании я в воскресенье поем сосиски.

* * *

Черепанов уже сидел за партой, когда я вошёл в класс. Мне показалось, что только он не заметил моё появление. Все остальные ученики десятого «Б» класса повернули в мою сторону лица. Я обменялся с одноклассниками приветствиями. Прошёл между рядами школьных парт к своему месту. Обнаружил, что Алексей… читал книгу (подаренный мной вчера первый том из серии «Библиотека современной фантастики»). Заметил я и встревоженный взгляд Иришки.

Лукина вопросительно вскинула брови.

— Всё нормально, — сказал я. — Просто поболтали.

Черепанов услышал мой голос, поднял лицо — я отметил, что у него усталый вид (будто он провёл бессонную ночь).

Лёша прикоснулся рукой к страницам книги (аккуратно, будто к хрупкой драгоценности). Виновато улыбнулся.

— Не дочитал вчера, — сообщил он. — Не успел.

Я уселся на лавку, вынул из портфеля тетрадь.

Спросил у Черепанова:

— Как тебе книга? Интересная?

Мне почудилось, что у Алексея восторженно сверкнули глаза.

— Невероятная! — заявил Черепанов. — Там!‥ такое…

Он положил на страницы изготовленную из поздравительной открытки закладку, закрыл книгу, прижал к её обложке ладони.

Мне показалось, что Алексей мысленно сейчас находился далеко за пределами школы и даже нашей планеты.

— Как думаешь, Вася, когда мы полетим в космос вот так же, как в этом романе? — спросил Черепанов. — В другую солнечную систему! Встретимся с другими цивилизациями!

Я усмехнулся и ответил:

— Полетим, Лёша. Обязательно полетим. Но только после того, как посадим на Марсе яблони.

* * *

«Слушай, Эмма, сегодня я заметил, что уроки в школе теперь не кажутся мне нелепыми спектаклями. Всю эту будничную суету я воспринимаю спокойно, без удивления и без раздражения. Как и ставшие за полтора года привычными процедуры в клинике. Забавно. Не находишь? За полтора года после второго инсульта я отвык от звонков по работе, от деловых встреч и от общения с коллегами-переводчиками.

Те полтора года я провёл, как обычный никому не нужный больной старикан. Довольствовался лишь вниманием медперсонала. Видимо, именно поэтому сейчас я не страдаю от смены деятельности. Моя деятельность не «сменилась», Эмма. Она сперва закончилась