Невеста Нила - Георг Эберс

— Оставайся лучше такой, какая ты есть, — заметила Иоанна.

— Я всегда, всегда буду любить тебя и Пуль; но теперь я сделалась важным доверенным лицом. Завтра мне предстоит исполнить одно поручение Ориона… Рустем проводит меня; это очень важно, дорогая матушка, но я не должна никому доверять своей тайны, даже тебе.

Скрип тяжелых тюремных ворот заглушил ее слова. Епископ беседовал с Паулой несколько часов; на вопрос Иоанна, действительно ли она исповедует православную греческую веру, или, как выражается простой народ, принадлежит к мелхитскому толку, девушка отвечала утвердительно и прибавила, что епископ напрасно будет стараться внушить ей свои религиозные убеждения, так как она ни за что не оставит веры отцов своих. Тем не менее она уважает в нем ревностного христианина, пастыря и ученого. Ее покойный дядя почитал Иоанна более всех представителей якобитского духовенства, и потому Паула готова открыть перед ним свою душу ввиду близкой смерти.

Возмущенный первым ответом дамаскинки, епископ хотел пригрозить ей ужасной участью, которую он старался отвратить от осужденной, увещевая булевтов в Курии и народ на Рыночной площади; но кроткое спокойствие, выражавшееся в прекрасных чертах Паулы, обезоружило священника; он вспомнил просьбу Иоанны и не сказал ничего. До самой полуночи расспрашивал прелат заключенную обо всех обстоятельствах ее жизни; она отвечала с полной откровенностью, поражая епископа своим умом и возвышенным складом души. Престарелый дьякон, постоянно сопровождавший Иоанна, когда тот посещал в тюрьме заключенных женского пола, дремал в углу, ожидая конца их беседы. По дороге домой, епископ долго хранил молчание, но наконец заметил своему спутнику:

— Пока ты спал, эта юная еретичка, жившая среди мирских соблазнов, подарила мне отрадные мгновения, которые освежили мою душу.

XLV

Когда за женщинами затворились ворота в высокой тюремной стене, Иоанна пошла под руку с дочерью вдоль пустынных улиц, где было, по-прежнему, удушливо жарко. Масдакит следовал за ними с Марией. Он часто вытирал широкой ладонью глаза, пока та объясняла ему значение сцены на площади, и не раз прерывал ее речь своеобразными звуками, выражавшими огорчение и гнев. Прекрасная дамаскинка, ухаживавшая за ним во время болезни, казалась ему высшим существом; кроме того, по словам Манданы, им обоим не следовало забывать того, что сделала для них знатная девушка.

Наконец Рустем не выдержал и воскликнул, грозя могучим кулаком:

— Если бы я мог, то показал бы им…

Девочка посмотрела на него с умоляющим видом и заметила:

— Но ты можешь, Рустем, ты можешь!

— Я? — спросил удивленный перс, недоверчиво покачивая головой.

— Да, ты, Рустем, именно ты. Мы переговорили кое о чем с Орионом, и если бы ты согласился помочь им…

— Согласился помочь! — захохотал добрый малый, ударяя себя в грудь; потом он продолжал на ломаном греческом языке, который, однако, можно было вполне понять:

— Да я готов пожертвовать чем угодно для этой девушки! Ну, говори скорей, что нужно сделать!

Девочка повисла на локте масдакита, притянула его к себе и сказала:

— Мы знали, что у тебя благородное сердце, но видишь ли…

Мария вдруг остановилась и заметила совершенно иным тоном:

— Веруешь ты в единого Бога? Или, постой… понимаешь ли ты, что значит священная клятва? Можешь ли ты поклясться чем-нибудь? Да вот, самое лучшее, поклянись своей невестой Манданой и ее любовью к тебе, что ты…

— Но послушай, милая Мария, душа моя…

— Поклянись мне ею, — торжественно настаивала девочка, — обещай, что ты не скажешь никому, даже матери Иоанне и Пуль, и твоей Мандане… Впрочем, ей можно сказать, если нельзя иначе, но пускай сначала и она даст клятву…

— Какую клятву? Мне заранее становиться страшно; в чем я должен поклясться.

— Не рассказывать ни одной душе того, что ты сейчас услышишь от меня.

— Ну, ладно, маленькая госпожа; я могу тебе обещать.

Мария глубоко вздохнула и посвятила масдакита в свою тайну: Орион непременно хочет послать надежного гонца навстречу полководцу Амру, чтобы враги не успели казнить Паулу. Затем девочка спросила, знает ли Рустем дорогу через горы в древнюю Беренику. Тот отвечал, что приехал в Мемфис именно по этому кратчайшему пути, который проходит поблизости от моря в Джидду и Медину.

Девочка опять вздохнула с облегчением, схватила руку перса и принялась перебирать его большие пальцы, говоря заискивающим тоном:

— Знаешь ли, мой добрый, милый Рустем, в Мемфисе находится теперь единственный надежный гонец, могущий исполнить такое важное поручение, но у него есть невеста и ему хочется сыграть поскорее свою свадьбу, чтобы уехать с женой на родину. Едва ли он согласен помочь нам спасти Паулу!

— Этакая дрянь! — проворчал масдакит.

Мария громко рассмеялась.

— Конечно, дрянь! Но ведь ты бранишь сам себя, глупый Рустем! Ты и есть тот гонец, о котором я говорю, единственный надежный и верный человек, какого не сыщешь нигде в другом месте. Тебе нужно поспешить навстречу полководцу…

— Мне? — спросил проводник испуганно.

Он прирос к месту от изумления, но девочка потащила его вперед, говоря:

— Идем скорее! Иначе мать Иоанна может догадаться о наших переговорах. Ты… ты… должен…

— Но, дитя мое, — жалобно прервал перс, — ведь я обязан спешить к своему господину. Как же можно…

— Тебе жаль расставаться с невестой и ради этого ты готов допустить, чтобы злые люди предали ужасной смерти неповинную девушку, которая ухаживала за тобой день и ночь во время твоей болезни. Другого человека, ничем не обязанного Пауле, ты сейчас назвал «дрянью», а сам…

— Успокойся и выслушай меня, маленькая госпожа! — перебил Рустем, вырывая у девочки свою руку. — Мы отложим свадьбу, и Мандана подождет, однако не в том дело. Я умею отлично ездить верхом, водить караваны, управляться с погонщиками верблюдов, ставить палатки в пустыне, но не привык общаться с такими большими господами, как полководец Амру. Я не в силах объяснить ему, что нужно, даже если бы мне пришлось хлопотать о спасении родного отца.

— Да разве этого требуют от тебя? — Ты можешь быть нем, как рыба; с наместником об этом запутанном деле будет говорить твой провожатый.

— Значит, я пойду не один? Но, великий Масдак, зачем же мне тогда ехать?

— Когда ты перестанешь перебивать меня?! — в нетерпении воскликнула девочка. — Сначала выслушай, а потом возражай. Второй посланный будет не мужчина; это я пойду с тобой. Ну, вот ты опять остановился как вкопанный. Госпожа Иоанна сейчас заметит, что мы отстали, и нам помешают говорить. Одним словом, я отправлюсь навстречу полководцу, во что бы то ни стало, и если ты не хочешь быть моим проводником, то, пожалуй, горбатый Гиббус…

Тут Рустем пришел в себя от столбняка и воскликнул:

— Ты… ты… вздумала отправиться горной дорогой до Береники?

— Да, горной дорогой! — повторила за ним Мария. — А если понадобится, то заберусь выше облаков.

— Но ведь это невозможно, ведь такого никогда не бывало на свете! — жалобно возразил перс. — Маленькая девочка, дочь знатных родителей, будет гонцом совершенно одна с таким неотесанным малым, как я. Нет, нет и нет!

— Конечно, нет, — весело сказала Мария. — Маленькая девочка, дочь знатных родителей останется дома, а с тобой поедет мальчик, которого ты будешь называть Мариусом, а не Марией.

— Мальчик! А ведь я думал… Право, тут совсем потеряешь голову!

— Мальчик и девочка будут в одном лице, — со смехом пояснила Мария. — Я надену мужское платье и, когда завтра утром мы оставим Мемфис, не забудь, что ты должен выдавать меня за своего брата.

— Так я буду называться твоим братом? Ах какая ты умная головка! Тебе, пожалуй, удастся достичь поистине невозможного, — заметил, улыбаясь, Рустем и ласково посмотрел на ребенка. Но вдруг ему опять представилась вся трудность этого предприятия, и он воскликнул, вне себя:

— Но ведь меня ждет мой господин! Нет, я не могу ехать с тобой, решительно не могу!

— Гашим будет очень доволен, если ты поможешь спасти Паулу, — отвечала Мария. — Он ее друг и покровитель; когда Гашим узнает, что ты выручил нас из беды, он похвалит тебя, а если ты откажешься, то я знаю наверное…

— Ну?

— Что Гашим скажет: «Я считал Рустема умнее и добросердечнее».

— Ты уверена в этом?

— Так же, как и в том, что мы пришли домой. Теперь нам некогда спорить, и потому решено: ты поедешь со мной. Завтра рано утром жди меня в саду. Ты скажешь своей Мандане, что должен ехать по важному делу.

— А госпожа Иоанна? — спросил перс озабоченно. — Меня очень беспокоит, дитя, что ты не хочешь рассказать ей о своем намерении.

— Она узнает обо всем. Однако не сейчас, — возразила Мария. — Послезавтра ей объяснят, почему я оставила их дом и кто мой провожатый. Тогда она похвалит и благословит нас, я уверена в этом так же, как и в том, что Господь будет охранять нас в пути.