Лонтано - Жан-Кристоф Гранже

Услышав это слово, Эрван понял, что нашел замковый камень расследования.

Сценарий. Четыре человека создают извращенный культ стареющего серийного убийцы. После его смерти они исхитряются добыть его клеточные штаммы. Находят специалиста, который соглашается заняться выращиванием клеток с целью получения костной ткани, которую они затем себе пересаживают. Зачем? Просто чтобы превратиться, в генетическом смысле слова, в Человека-гвоздя.

Если он прав, то этой четверкой были Ди Греко, Иво Лартиг, Себастьен Редлих, Жозеф Ирисуанга… Со вчерашнего дня слово «реинкарнация» постоянно всплывало в расследовании. И звучало все убедительней.

Но Фарабо был нганга, наделенным сверхспособностями. Спинномозговых клеток было недостаточно. Следовало принести в жертву человеческие фетиши, чтобы обрести его могущество. И каждый из них по очереди убивал в соответствии с его modus operandi.

Такова была природа их взаимного соглашения.

Выбор жертв из окружения Грегуара Морвана с целью подставить или ранить его психологически опирался на ту же логику. В сущности, сам Фарабо через них осуществлял свою месть.

Не вписывался один факт: если допустить, что Ди Греко убил Виссу Савири, открывая бал, то зачем он связался с Морваном? В качестве провокации? Этот звонок, конечно, был объявлением войны. Но зачем потом кончать с собой? Может, его вдруг одолели угрызения совести или он понял, что Эрван от него не отстанет? Или же пересадка вызвала у него непереносимые боли или побочные эффекты? В любом случае слово «Лонтано» было предостережением, адресованным его отцу: Фарабо вернулся.

Эрван отложил все это на отдельную полочку у себя в голове и вернулся к практическим вопросам:

– Можно ли изъять клетки у трупа?

– Если сделать это не позднее нескольких часов после смерти.

Эрван оглядел своих сподвижников, вжавшихся в кресла. Вид у них был совершенно оглоушенный.

– Вы говорили о пересадке между родственниками. Но если таковых нет, она становится более рискованной, верно?

– Больше того, как правило, она оказывается неудачной.

– Какие видимые последствия наступают в случае отторжения?

– Я не специалист, но чаще всего кожные болезни, я думаю.

– Никаких проблем с суставами?

– Думаю, нет. Никогда не слышал.

– Но под циклоспорином можно заработать болезнь костей?

Клемант сделал неопределенный жест. Синий свет от аквариума придавал ему вид театрального актера в модернистской сумеречной постановке.

– Я должен проверить. Вы имеете в виду какую-нибудь конкретную патологию?

– Нечто, что могло бы усадить реципиента в инвалидное кресло или заставить хромать.

– Я займусь этим.

Визитеры поднялись, шурша пластиком.

– Надеюсь, я вам помог, – добавил медэксперт.

– Вы не просто помогли мне – вы дали ключ к расследованию. Вы определили и мотив, и логику серийности, и личности убийц.

Жандармы переглянулись: в этот поезд они вскочить не успели.

– Их несколько? – рискнул спросить Верни.

– Они стараются быть одним.

122

Времени на дипломатию не осталось. Эрван выбрал штурм Института Шарко по всем правилам – с двумя бронированными автобусами, по две группы жандармов в каждом. По меньшей мере сорок человек, собранные в рекордное для воскресенья время. В шестнадцать часов батальон был в полной боевой готовности.

Эрван предоставил Ле Гану и Аршамбо руководить маневрами: удерживать пансионеров, медицинский персонал, сторожей и родственников внутри здания, пока их не допросят, и перекрыть все входы и выходы. Преимущество спецбольницы в том, что все уже и так перекрыто.

На себя (вместе с Крипо) он взял главного подозреваемого: Жана-Луи Ласея, главного психиатра, директора института. В качестве эскорта с ними пошел Верни – гарант порядка и законности на землях Бретани. На самом деле ни у кого не было права на такое вмешательство, но подобная демонстрация военной формы сама по себе заменяла официальные разрешения.

Ласей, по-прежнему одетый как ученик английского колледжа, вышел им навстречу боевым шагом, пока полицейские силы наводняли его кампус.

– Что это за вторжение? – запротестовал он, выставив вперед подбородок.

Минуту спустя они уже были в общем зале, как три дня назад. Одним толчком Эрван заставил Ласея опуститься в кресло и одновременно достал пистолет. Он не был уверен, что выбрал правильный тон, но продолжил в том же духе, в свою очередь закручивая гайки:

– Мы с тобой должны поговорить.

– Давно мы перешли на «ты»? Но что…

– Заткнись. Расскажи о смерти Фарабо.

– Но я вам уже все сказал, я…

– Мне нужны дата, время и точное описание обстоятельств.

Ласей оставался прежним седеющим красавцем, который уже принимал их, но казалось, что его опалило жаром. Его кожа была обожженно-красной, черты раздулись. Он провел рукой по лицу и залепетал:

– Я не понимаю… Это вторжение вам будет дорого стоить, вы…

– Отвечай, – бросил Эрван, убирая пистолет в кобуру. Он чувствовал себя по-дурацки с оружием в руке.

– Тьерри Фарабо умер ночью двадцать третьего ноября две тысячи девятого, – начал психиатр.

– Где свидетельство о смерти?

– В наших архивах. Оно было выписано той же ночью врачом из «Chevale Blanche».

– Почему не тобой?

– Таков закон. Смерть должна быть засвидетельствована посторонним врачом, не работающим в нашем заведении. Назавтра комиссар из Бреста приехал сюда заверить обстоятельства смерти. Мы храним все здесь. Могу снять для вас копию.

Эрван вопросительно глянул на Верни: он не знал, что в Бресте есть комиссариат. Жандарм кивком подтвердил.

– Мы проверим со своей стороны, – заверил подполковник.

Итак, Фарабо действительно умер: никакого подвоха тут быть не могло. Клетки изъяли до его смерти? Или сразу после?

Эрван разглядывал Мсье Престарелого Студента: он легко мог допустить, что тот проводит несанкционированные психиатрические эксперименты, но история со спинномозговыми пересадками – это из другой весовой категории. К тому же Эрван чувствовал, что Ласей впал в искренний ужас: врач ничего не понимал в происходящем.

– А дальше, что вы сделали с телом?

– У Тьерри Фарабо не было семьи, и его… его сожгли.

– Где?

– В крематории Бреста, в нежилой зоне Верна. А пепел развеяли над кладбищем Кэрверека. Повторяю, все есть в его карте.

Новый взгляд в сторону Верни, новый кивок. Позади него Крипо тоже подал едва заметный знак. Тут он был в курсе: эльзасец уже навел справки.

Но был возможный разрыв между подтвержденной кончиной убийцы и его сожжением. Клетки могли быть изъяты до кремации.

– Старайся быть точным, – продолжал настаивать Эрван. – Значит, между констатацией, сделанной врачом, и приездом комиссара тело оставалось в вашей лечебнице?

– Да. А почему вы спрашиваете?

– Где оно хранилось?

– В морге нашей больницы.

– Там ничего особенного не произошло?

– Какого рода?

Эрван жестом отмел все вопросы:

– Кто потом обеспечил транспортировку тела? Вы или похоронное бюро?

– Мы. В карете «скорой помощи».

– У вас есть имена санитаров, которым это было поручено?

– Можно выяснить. Но зачем такие подробности?

– Ты знаешь, что такое пересадка костного мозга?

– Я врач.

– У вас есть все необходимое для проведения такой операции?

– Мы психиатрический институт!

– Во время моего первого посещения ты говорил о вашем исследовательском центре.

– Исследования мозга! Ничего общего с изъятием клеток.

– Некоторыми инструментами можно пользоваться и не по прямому назначению, верно?

– Полагаю, что так, но… – Ласей нахмурился. – На что вы намекаете?

– Спинномозговая трансплантация может изменить группу крови реципиента и даже его ДНК. Тело Человека-гвоздя для некоторых фанатиков было чертовски удобным случаем.

– Каким еще случаем? Фарабо провел две трети жизни в приюте для душевнобольных. Кому могли понадобиться его клетки? Вы просто бредите.

Эрван расхаживал по комнате, злой полицейский Верни охранял дверь, Крипо делал записи.

– «Бессмертные линии» – вам это знакомо?

– Модная штучка. Заморозить клеточные штаммы, чтобы вырастить культуры в случае необходимости.

– У вас здесь есть морозильные емкости, которые позволяют их хранить?

Казалось, Ласей больше не испытывает ни страха, ни гнева, его просто ошеломили предположения Эрвана.

– На каком языке мне с вами разговаривать? Мы – психбольница специализированного типа. Что вы себе навыдумывали? Что мы здесь проводим опыты в духе Франкенштейна? Нам и так сложно держать их в спокойном состоянии. – Он встал и презрительно уставился на Эрвана. – Хватит с меня. – Он бросил взгляд в окно. – Вторжение, вооруженные типы – это же смешно. Зря тратите и свое время, и мое.

– Это все, что ты можешь мне сказать?