Рождение (СИ) - "Мария Птица-Кошка"

— Ты очень общителен для падшего, — невозможно ветхо проскрипел Тиасуд. Надо же! Не спит! А ведь выглядел подрёмывающим в ореоле спутанных волос.

— Я хорошо пою. Это нравилось клиентам. Поэтому я несколько болтлив, простите великодушно ничтожного! — начал оправдываться получеловек. Зелёный взор мечется, стараясь по мимике присутствующих расшифровать, насколько чревато нынешнее положение.

— И они позволяли тебе заниматься со своими детьми?

— Нет, конечно, господин. Я ниже грязи, по которой они ступают. Если бы я приблизился к ребёнку, меня бы усыпили, — даже встрепенулся от высказанной идеи урождённый бесправным, заметно ёжась.

— Так с чего ты вдруг решил, будто способен заниматься с детьми? Будто это тебе… понравится? — подал о себе знать Раттаилу, теребя бесформенную бороду пепельного цвета.

— Я… Я люблю возиться с детьми.

— Но ты сказал: тебя к ним не пускали! — напоминание произнесено весьма грозно — допрашиваемый безотчётно задрожал.

— Гибриды тоже рождаются детьми. Мне нравилось общаться с ними. Наше развитие таково… Они знают ненамного меньше меня. И не обидят. С ними мне просто, — Лаури трясёт всё заметнее, ибо посчитал собственную реплику страшно резкой, хотя не пытался дерзить специально. Все заметили, насколько побледнел даже в неверном освещении пещеры.

— Понятно. Следовательно, ты находишь для себя возможным заняться обучением? — снова перехватил инициативу разговора Маруа.

— Да… Нет… Простите! Пожалуйста, простите! Я всё понял! Не наказывайте меня! — освобождённый раб нервно принялся кусать губы, жалобно прижимая заломленные руки к груди. Его страх уже начал тревожить Осилзского. Ещё немного, и начнётся истерика из-за давления дознания старейшин.

— Его следует отпустить, а то он начинает чересчур волноваться! — попросил наследник Аюту. Окружающие согласно закивали.

— Хорошо! Пусть выйдет. Мы выслушали его. Выйди, Лаури! — велел Лун. Новый житель подземного города тяжело рухнул на колени, скукоживаясь в приступе паники:

— Я понял! Простите! Я… Простите! — вскочил и выбежал из зала, стремясь поскорее скрыться от тех, кто может покарать. Несмело пробудившаяся надежда увяла. Заметив далеко впереди несколько весело болтающих человек, обхватил себя за плечи и тяжело вздохнул. Следует успокоиться. В самом-то деле… Что изменилось-то? Всегда являлся предметом, им и останется. Всего лишь: здесь не сразу выяснилось, кто новичок. Чтобы не быть наказанным, надо привести себя в подобающее состояние. Почему-то пальцы столь сильно трясутся! Почему? Крепко стиснув челюсти, Лаури кинулся в купальню. Здесь никого нет. Раздевшись, поспешил под самую тяжёлую струю в центре, стараясь спрятать за ней выражение лица. Хочется заплакать навзрыд. Но взял себя под контроль и начал тщательно оттирать кожу, словно бы пытаясь смыть неуместную зарождавшуюся веру в возможность равного с вольными существования. Сдирал её с себя ногтями, выдирая из сердца с корнем, готовясь снова отдать собственное тело мерзким чужим прикосновениям.

Маруа проводил взглядом гибрида и тихо обратился ко всем:

— Я хочу сразу же высказать свою точку зрения. Я уже пришёл к определённому мнению. Я считаю решение Осилзского вполне верным. Я с ним согласен, но при одном условии: поначалу надо периодически заглядывать к новому наставнику и проверять его методы обучения. Может неверно расценивать кое в чём свою новую роль. Я своё слово сказал. Другого мнения не будет, — Ланакэн с благодарностью глянул на обычно настолько предвзятого к нему старика, но уроженец Жотула демонстративно поджал губы и отвернулся. Остальные немного посовещались, но тоже выказали одобрение.

Именно тогда Лаури вышел из купальни и буквально налетел на крепкого худого мужчину со шрамом вдоль нижней челюсти и крайне едким взглядом светлых глаз. Тиннарис посмотрел на незнакомца и в бешенстве хрипло отметил:

— Это и есть полукровка? Холёный! Голода, наверное, никогда не знал, да?

— Нет. Не знал. Не понравилось бы клиентам, — невзначай отозвался расстроенный гибрид.

— И ты этим хвалишься, ничтожество! — Гаур в бешенстве отвесил крепкую оплеуху зеленоглазому существу, от одного облика которого сердце заполняет чёрная злость.

— За что?.. Я лишь ответил! — растерянно обронил слова, отлетев в противоположный угол, но они оборвались под резким окриком мучителя:

— Заткнись! Одной не хватало, так ещё тебя приволокли! И даже подпустили, слышал, к детям! Совращать детей обществом с таким, как ты! Ты не для того ведь здесь, чтобы учить кого-то грамоте! Кое-что умеешь получше!

Странно изменившийся взгляд григстанской игрушки вызвал недоумение. Плотно сжав губы по старой привычке повиноваться, заискивающе улыбнулся и стал трясущимися пальцами стягивать с себя рубашку.

— Ты… чего возишься? Что ты делаешь?

Привыкший к унижению бесправный воспринял фразу, как жалобу на медлительность. Часто закивал и непослушными пальцами вцепился в ставшую такой упрямой затянувшуюся верёвку на штанах. Тин почувствовал, словно бы сходит с ума. Такого не может быть! Не может его ровесник так поступать!

В этот момент и вошёл Боир. Он застыл, натолкнувшись на застонавшего от беспомощности в борьбе с непокорным узлом Лаури, готового уже разрыдаться от предчувствия новых побоев из-за неуклюжей нерасторопности. Бывший слуга сразу же угадал всё, заметил опешившего своего учителя и бросился к тихо скулящему новичку. Сжал его ладони, останавливая, и начал утешать:

— Не надо этого. Не надо, ладно?

Недоумение на побледневших чертах выразило то, насколько запутался бедолага.

— Говори! — угадал Миатс.

— Я… Я не понимаю… Они говорили, что я здесь тоже свободный, но… Я запутался, я поверил!.. Простите! Я буду послушным! Я ласковый! Не надо бить! Не надо бить! Если я останусь изуродован, меня ведь усыпят! Я… Я хорошо сделаю! Понравится! Я старательный! Только не так сильно бить! Я не специально… Узел затянулся… Я сейчас разденусь! Я всё сделаю! — зачастил в полубреду от охватившего ужаса получеловек.

— Почему он так себя ведёт?! — поражённо спросил Тин, уставившись на раздосадованного ученика, ласково гладящего, словно ребёнка, по голове абсолютно непонятное существо. — Тебе жаль его? Ведь он же григстанин! Один из тех, кто уродовал твои руки!

— Он не григстанин. Он падший гибрид. Самое нижнее звено в иерархии общества григстанов. Приравнивается к мебели. Хотя стоит довольно много. Как дорого инкрустированный стул, например. Уж не знаю, что ты сделал, но он считает тебя клиентом, которого прогневил. Ты ударил его? Ударил этого беспомощного? Он же безобиднее ребёнка! Как же ты мог! — кузнец всё продолжает водить по блестящим густым волосам уже откровенно хнычущего Лаури. — Всё хорошо. Видишь мои руки, малыш?

— Вы… слуга?..

— Да. Я здесь стал свободным.

— Они и мне сказали, будто я свободен, будто могу учить детей… А потом стали бранить, он ударил… Я не должен был верить? Я… Я запутался! Я глупый совсем! — жалкий лепет предательски срывается. Ведёт себя совершенно как маленький провинившийся ребёнок, а не мужчина, почему-то.

— Тин погорячился. Он привык к григстанам, а не к таким, как ты. Всё будет хорошо. Он не обидит. Если кто обидит, то ко мне обращайся. Хорошо? Меня зовут Боир. Хорошо? Успокаивайся и иди к себе. Отдохни. Просто отдохни! Меня в кузнице найти легко.

Миатс встал, собираясь уйти, но гибрид вскочил и торопливо пошагал следом, вызвав горький смешок у защитника. Остаться наедине с Гауром, судя по всему, показалось чудовищно страшным. Могучий человек заботливо схватил увязавшегося за ним за локоть и ощутил, как колотит полукровку.

Тиннарис немного постоял, собирая воедино рассыпавшиеся мысли, а затем бросился за ними. Нагнав ученика, преградил ему путь и буквально приказал:

— Объясни! Мне неясно! Объясни, почему даже ты так относишься к нему?

— Объяснить? Хм… Ладно. Лгать они не умеют. Я покажу тебе кое-что. Как тебя зовут, падший? — хмуро начал вдруг откровенный допрос кузнец.