Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

Вдруг лицо короля озарилось радостью, глаза заблестели.

— Госпожа графиня Дюбарри! — прокричал привратник главному распорядителю.

— Госпожа графиня де Беарн!

При этих именах все сердца дрогнули, но от чувств самых противоположных. Толпа придворных, влекомых непреодолимым любопытством, подалась к королю.

Так случилось, что ближе всего к королю оказалась г-жа де Мирпуа.

— О, как она хороша! Как хороша! — воскликнула г-жа де Мирпуа и сложила руки, словно готовясь к молитве перед образом поклонения волхвов.

Король обернулся и одарил маршальшу улыбкой.

— Это не женщина, это фея! — сказал герцог де Ришелье.

Улыбка, которая еще не сошла с лица короля, досталась и старому придворному.

Действительно, никогда еще графиня не была так хороша. Никогда выражение ее лица не было столь нежным, никогда ей не удавалось лучше разыграть волнение, взгляд не был столь кроток, фигура благороднее, походка изящнее. Ей удалось вызвать непоказное восхищение присутствующих, а ведь все это происходило — напомним — в салоне королевы, который был местом представлений ко двору.

Обворожительно-прекрасная, одетая богато, но не вызывающе и, что особенно важно, восхитительно причесанная, графиня выступала рука об руку с графиней де Беарн, которая не хромала и не морщилась, несмотря на страшные муки, но высохшие румяна крупинка за крупинкой осыпались с ее лица: жизнь уходила с него, каждая жилка болезненно вздрагивала в ней при малейшем движении больной ноги.

Все взгляды были прикованы к этой странной паре.

Старая дама была декольтирована, как во времена своей молодости. С прической, не менее фута высотой, глубоко посаженными глазами, блестевшими, как у орлана, в великолепном туалете, двигавшаяся, как скелет, она казалась воплощением прошлого, поддерживавшего под руку настоящее.

Это надменное и холодное достоинство, рядом с изысканной и полной неги грацией, вызвало восхищение и удивление большинства присутствующих.

Королю показалось — так велик был контраст, — что г-жа де Беарн привела к нему его любовницу более юной, более свежей, улыбающейся лучезарнее, чем когда-либо.

Вот почему в то мгновение, когда, согласно этикету, графиня Дюбарри преклонила колено, чтобы поцеловать руку короля, Людовик XV схватил ее за руку и заставил подняться одной лишь фразой, которая стала ей вознаграждением за все выстраданное в течение последних двух недель.

— Вы у моих ног, графиня? — сказал король. — Это я должен был бы и хотел бы пасть к вашим ногам.

Затем король раскрыл объятия, согласно предусмотренному церемониалу, но, вместо того чтобы сделать вид, что целует, на сей раз действительно поцеловал графиню.

— У вас очень красивая «крестница», сударыня, — чуть слышно обратился он к г-же де Беарн. — Но у нее к тому же благородная «крестная», которую я очень рад вновь увидеть при дворе.

Почтенная дама поклонилась.

— Поприветствуйте моих дочерей, графиня, — чуть слышно посоветовал король графине Дюбарри, — и покажите им, что вы умеете делать реверансы. Надеюсь, их ответным реверансом вы будете удовлетворены.

Обе дамы продвигались в свободном пространстве, которое возникало вокруг них по мере того, как они шли; казалось, присутствовавшие готовы были испепелить их взглядами.

Видя, что графиня Дюбарри направляется к ним, все три дочери короля подскочили как на пружинах и застыли в ожидании.

Людовик XV не сводил с них глаз. Его взгляд, прикованный к принцессам, призывал их к проявлению изысканной вежливости.

Слегка взволнованные принцессы ответили реверансом на приветствие г-жи Дюбарри, склонившейся перед ними гораздо ниже, чем того требовал этикет, что было признано свидетельством отменного вкуса, и это так растрогало принцесс, что они расцеловали ее, как перед тем король, причем с сердечностью, которой его величество, казалось, был восхищен.

С этого мгновения успех графини превратился в триумф, и наиболее медлительным или наименее ловким придворным пришлось ждать целый час, прежде чем им удалось принести поздравления королеве празднества.

Графиня принимала поздравления без высокомерия, без гнева, без упреков. Казалось, она забыла об изменах. В этой великодушной приветливости не было ничего наигранного: ее сердце переполняла радость, в нем не оставалось места для других чувств.

Герцог де Ришелье недаром стал победителем при Маоне: он умел маневрировать. Пока другие придворные оставались на своих местах и ожидали окончания церемонии представления, чтобы воспеть хвалу или очернить идола, маршал занял позицию за местом графини. Подобно предводителю кавалерии, который находится в засаде в доброй сотне туазов в долине и ожидает разворачивающуюся цепь противника, герцог поджидал графиню Дюбарри, чтобы в нужный момент оказаться рядом с ней, не затерявшись в толпе. Госпожа де Мирпуа, зная, как удачлив в военных действиях ее друг, в подражании его маневру незаметно придвинула свой табурет к табурету графини.

Придворные разбились на группы, и среди них завязались разговоры; они перемывали косточки графине Дюбарри.

Графиня, ободренная любовью короля, благосклонным приемом, оказанным ей принцессами, и поддержкой своей «крестной», смотрела уже менее робким взглядом на придворных, окружавших короля. Уверенная в своем положении, она искала глазами врагов среди женщин.

Что-то заслонило от ее взгляда залу.

— А, герцог! — сказала она. — Мне стоило прийти сюда хотя бы ради того, чтобы наконец увидеть вас.

— В чем дело, графиня?

— Вот уже целую неделю вас не видно ни в Версале, ни в Париже, ни в замке Люсьенн.

— Я ждал удовольствия видеть вас здесь сегодня, — отвечал старый придворный.

— Может быть, вы это предвидели?

— Я был в этом уверен.

— Неужели? Что же вы за человек, герцог! Знать и не предупредить меня, вашего друга, а ведь я пребывала в полном неведении.

— Как же так, сударыня? Вы не знали, что должны были сюда прибыть?

— Нет. Я была почти как Эзоп, когда судья остановил его на улице. «Куда вы идете?» — спросил судья у Эзопа. «Не знаю», — ответил Эзоп. «Ах, так? Тогда отправляйтесь прямехонько в тюрьму». — «Вот видите, я действительно не знал, куда шел». Так и я, герцог: надеялась, что поеду в Версаль, но не была в этом уверена. Вот почему вы оказали бы мне услугу, если бы навестили меня заранее… Но… теперь вы приедете ко мне, не правда ли?

— Графиня, — сказал Ришелье, нимало не смущенный ее насмешками, — я не понимаю, почему вы не были уверены, что приедете сюда.