Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня - Евгений Александрович Костин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Книга, которую читатель держит в своих руках, носит по-своему уникальный характер. У нее два автора – один из них известный врач, другой – исследователь литературы, филолог. Первый – анализируют перед нами обстоятельства смерти, ухода из жизни и – по факту – из самой культуры выдающихся художников – Байрона, Пушкина, Мицкевича. Второй – восстанавливает художественный, культурный, исторический контекст эпохи, в рамках которой творили три гения.
Врач (С. Шпокявичюс), привлекая максимально возможную медицинскую информацию, в том числе из редких источников, о симптомах заболеваний Байрона и Мицкевича или об особенностях ранения, как в случае с Пушкиным, производит свой анализ, опираясь на достижения современной лечебной практики. Он приходит к убедительным заключениям, что смерть величайших поэтов была во многом вызвана неразвитым состоянием медицины той эпохи, которая не могла адекватно оценить характер заболевания (ранения) своих пациентов и назначала лечение, которое только усугубляла ситуацию и ухудшала состояние своих пациентов.
Пускание крови, применение пиявок, сколь ни экзотично это выглядит сегодня для современного человека, представлялось для врачей той эпохи чуть ли не главной панацеей от основных болезней. Если в случае с Пушкиным, как убедительно показывает С. Шпокявичюс, шансов у поэта, при тогдашнем уровне медицины, выжить не было, то совсем другие возможности связаны с Байроном и Мицкевичем. У них был реальный шанс преодолеть свою болезнь при верно определенном диагнозе и соответствующем лечении.
Автор медицинской части книги в некотором смысле подводит черту под бесконечными спорами на тему, можно ли было спасти Байрона и Пушкина. И совершено по-новому диагностирует болезнь Мицкевича, указывая на явные врачебные ошибки. Можно заметить, что в этом отношении ему принадлежит «пальма первенства» и приоритет с медицинской точки зрения.
Марина Ивинская создала обширный литературоведческий и историко-культурный комментарий, посвященный творчеству Байрона, Пушкина и Мицкевича. Все они были современниками, представляли в своем творчестве одно из самых ярких направлений в европейской литературе того времени – романтизм. Пушкин и Мицкевич были знакомы, можно сказать, что их связывала взаимная симпатия, уважение друг к другу, несмотря на существенные разногласия по «польскому» вопросу.
Стереотипом для европейской культуры стало восприятие Пушкина как «подражателя» Байрону. Что это не так, достаточно много написано в специальной литературе. Но очевидно и другое – Пушкин с глубоким уважением и симпатией относился к творчеству английского поэта. Его произведения лежали у него на столе, мотивы произведений Байрона встречаются в текстах русского поэта, он часто делает прямые отсылки к нему, в том числе и в «Евгении Онегине». Но это и понятно, так как романтизм как мощное явление европейской и мировой литературы той эпохи обладал силой взаимопроникновения и взаимовлияния творческих миров поэтов-романтиков. Тут не приходится спорить. Но каждый из них выразил основные черты романтического героя, романтического мироощущения, связанного с утверждением в мировой истории периода интенсивного развития человеческой индивидуальности нового типа (эпоха Наполеона), через свою национальную специфику.
Обо всем этом обстоятельно и достоверно пишет М.Ивинская. Читатель и в этой, филологической, части найдет важную для себя информацию, особо его порадует солидная библиография, сопровождающая комментарии исследователя. Она сама по себе может выступать в качестве предмета отдельного внимания читателя, который интересуется вопросами истории европейской литературы начала девятнадцатого века.
С удовольствием рекомендую читателю оригинальную по замыслу и исполнению книгу вильнюсских авторов.
О России, книгах и немного о себе. Некоторые интервью автора
Необходимые предварительные уточнения
Нижеприводимые интервью были в разные годы опубликованы в разных изданиях – «Экспресс-неделе» (Литва), «Литературной газете», интернет-портале «Свободная пресса» (Россия) и других СМИ. Так или иначе, они увязывались с выходом в свет книг автора, участием его в международных книжных ярмарках и т. п. Потребность включения интервью в данное издание определяется тем, что их содержание выходит далеко за пределы проблематики книг, ставших предметом интервьюирования, или какого-либо литературного события. Их распределенность по времени (это последние 8–9 лет) позволяет видеть известную эволюцию взглядов автора, но не только. Стремление автора актуализировать более широкую проблематику, связанную с темами его исследований, представленных в интервью, выводит к лучшему пониманию содержания общественно-исторических и культурных процессов, проходивших на протяжении последнего десятилетия.
Поэтому связь приводимых интервью с предыдущими разделами данной книги очевидна, она привносит, к тому же, личностный аспект отношения автора к текущим вопросам действительности, позволяет разглядеть тот самый необходимый мостик между научным исследованием и собственной жизнью, а более широко – и судьбой своей родины.
Интервью у самого себя
О чем автор хотел, чтобы его спросили, но никто не спрашивал
Такой неожиданный жанр образовался в голове автора, когда, готовя к изданию данную книгу и решив поместить в нее свои интервью, связанные с выходом в свет его предыдущих книг, он вдруг обнаружил, что есть ряд вопросов, которые в этих интервью не освещены. Что и понятно, так как «первую скрипку» в данном случае играет интервьюер, а его «объект» отвечает на задаваемые вопросы. Поэтому родилась идея заполнить такие лакуны (скорее всего, они, более всего, располагаются в голове у самого автора), какие показались существенными с точки зрения дополнения того, что было уже высказано. Что из этого получилось, опять-таки, судить читателю. При этом стоит заметить, что автор специально помещает данное «идеальное» интервью перед другими, уже вышедшими в свет и прочитанными многими и многими читателями, как это можно судить по отметкам, сделанным на соответствующих интернет-портал ах.
Такое неосуществленнное интервью можно промоделировать, если, на самом деле, остаются какие-то вопросы, важные для автора книги. Ведь всегда кажется, что не высказалось важное, а самому автору внезапно приходят в голову отчаянные мысли: пропали суждения, остались незамеченными существенные нюансы в подаче материала, раскрытии темы и т. д. Собственно, любой автор, готов вслед за Львом Толстым, отдавая, конечно, отчет в разности масштабов и пр. и пр., повторить, используя выражение гения по отношению к роману «Анна Каренина»: «Если бы я хотел объяснить, о чем я написал свой роман, мне пришлось бы повторить его от первого до последнего слова» (вольный, но точный по духу пересказ суждения Толстого).
В самом деле, если книга пишется не просто так,
