Классициум (сборник) - Коллектив авторов

– Откуда вы знаете русский?

– Это особое место. Единственное в своем роде. Такие мелочи, как языковой барьер, здесь несущественны.

– Вот как. А я думал – это телепатия.

– Нет-нет. Хотя способность проникать в чужое сознание также доступна нам.

– Вы загипнотизировали меня? Тогда на берегу.

– Я всего лишь успокоил ваши чувства. Сильные эмоции переполняли вас, порождая противоречивые желания. Вы собирались в одиночку напасть на хорошо вооруженный отряд и в то же время не хотели никого убивать – это было глупо.

– Со мной был человек. Еще один землянин.

– Он тоже здесь. Однако об этом мы сейчас говорить не будем, – теплая волна благодарности к этим странным долговязым существам затопила мой разум. Значит, Максим жив! Его доставили сюда. Если бы не странная умиротворяющая магия места, в которое меня привели, я бы вскочил и пустился в пляс.

– Отчего вы называете себя ничтожными?

– В давние годы мир был другим. Мы строили города, покоряли пространство. Уверенные в своем превосходстве над бездушной материей, мы смело внедрялись в саму суть бытия. Потом случилась беда, которую мы не смогли предотвратить. Часть нашего мира, которую мы считали данностью, необратимо изменилась.

– Вы говорите о слизнях?

– Да. Небольшая инфекция, едва заметная перестройка в организмах, и наша память стала источником вещества, вызывающего агрессию и помешательство. Мнящие себя властителями мира, мы не смогли предотвратить беду в собственном доме. Это ли не признак ничтожности? Часть из нас избавилась от симбионтов, вернувшись к первобытному существованию. Другие остались в контакте со слизнями и медленно сходили с ума. Их агрессия росла. Война захлестнула планету.

Мы, носители знания, сохранили то немногое, что осталось от прежнего мира. Здесь, за стенами Олимпа, изолированные от внешних воздействий, ученые продолжали искать возможности спасения народа. Это, – тут марсианин сделал обнимающий жест руками, – устройство, созданное древними жителями платформ. Мы называем его Колокол Миров. Если говорить грубо – огромный резонатор, труба, в которой звучат частицы бытия. Весь космос пронизан ими, мельчайшими из мельчайших. Они – строительный материал вселенной. Обычно вихри частиц разрознены. Но есть возможность собрать их в устойчивый мощный поток. Калека, наш неказистый спутник, который вы называете Фобосом, являет собой идеальную фокусирующую линзу. Древние в невыразимой мощи своей исторгли этот огромный камень из сердца нашего мира. Ценой огромных жертв они создали машину, подобной которой нет и не будет.

Когда Фобос восходит над кратером Горы, мощный поток частиц устремляется сюда. Мы принимаем его, заставляем гулять в стенах пещеры. Собирая и приумножая энергию вселенной. Экспериментируя с первоосновой, мы нашли ключ к спасению народа и, окрыленные знанием, обратились вовне, но было поздно. Если вы включите свое оборудование на прием – я покажу вам.

Я активировал солидарность и увидел, как прямо передо мной открывается окно динамической мнемограммы. Мы с паромщиком стояли на узкой смотровой площадке, вознесенной над марсианской пустошью. Меня поразил цвет небес. Красно-бурый, болезненный, подсвеченный многочисленными вспышками. Внизу на равнине кипела битва. В тени циклопических развалин древних платформ тысячи жгутоногих машин рвались в бой. Чадящие снаряды падали на броню, раскалывались, выплескивая сгустки едкой зеленоватой слизи. Машины стремились к большому укрепленному городу. Отлично спланированный, охваченный концентрическими кругами окружных дорог, разделенный лучами радиальных проспектов – этот плод марсианской архитектурной мысли, точно сургучная печать на конверте, лежал на равнине, являясь центром соединения сразу пяти каналов. У меня в голове возникло слово «столица». Устроенные вокруг города укрепления принимали на себя удары боевой техники. Тщетно. Врагов было слишком много. К жгутоногим машинам присоединились огромные бронированные тараны. Эти сухопутные крепости вонзались в стены укреплений, разрушая всё на своем пути. По каналам к городу двигались корабли, выпускающие в защитников струи раскаленного газа.

Внезапно земля содрогнулась, и над городом стала подниматься причудливо изогнутая черная мачта. Словно нога колоссального жука, она вознеслась на огромную высоту. На вершине мачты суетились долговязые фигуры марсиан. Минуту ничего не происходило. Всё замерло на равнине, а затем обстрел возобновился с еще большим ожесточением. Но зловещий обелиск уже оделся парусами лилового сияния. Нестерпимая вспышка озарила равнину. Ударная волна раскрошила фортификации, смешала в единый бесформенный ком защитников и нападавших. Спаяла вместе их боевые машины, ружья и стяги. А затем я увидел, как вздыбилась земля, приняв подобие океанской волны, и двинулась прочь от города, набирая скорость, уничтожая на своем пути всё живое. Вот взбунтовавшаяся твердь достигла опоры города древних, пошатнула ее, подхватила и понесла, словно могучий древесный ствол, увлеченный бурным потоком.

Трансляция прервалась.

– Они все погибли, – марсианин повел рукой, нарушив кружение прозрачных медуз, и те, ускользая от опасности, вспыхнули ярче. – Оружие, которое поклялись не использовать, было пущено в ход. Рукотворный катаклизм вызвал эффект цепной реакции. Волна страшных землетрясений пронеслась по планете. Нам оставалось лишь беспомощно взирать на то, как умирает мир.

– Но позвольте. Там же есть жизнь, – я недоуменно посмотрел на своего собеседника. – Вы же сами видели. Деревня у канала и эти… кочевники.

– Когда Фобос достигает наивысшей активности, мощность потока частиц усиливается многократно, – марсианин легко поднялся и указал в центр кольцевой галереи. Там было устроено нечто вроде неглубокого бассейна. – Луч проходит здесь и, отразившись от вод внизу, приобретает небывалую силу. Используя ее, мы способны листать страницы бытия, странствуя между мирами. Осознав, что наш народ уничтожен, мы привели машину в действие и оказались здесь. Мы стали исследовать местность вокруг и выяснили, что в этой вселенной оружие так и не было пущено в ход. И болезнь симбионтов не дает такого страшного эффекта, как в покинутом нами мире. Те, кого вы называете кочевниками, – остатки городского населения. Они жестоки и несговорчивы, и всё же надежда есть. Мы пока не можем излечить весь свой народ, но вам мы поможем.

– О какой помощи вы говорите? Человеческая цивилизация переживает пору расцвета. В нашем мире нет войн и…

– Я говорю не о вашей расе, – мягко прервал меня марсианин, – я говорю о вас, – он подошел к краю площадки и долго смотрел на игру света, отражающегося от тонких конструкций подвесных галерей вертикального города. – Наши миры связаны между собой: древний дом моего народа, планета туманных лесов, из трех она ближе всего к солнцу, и, наконец, ваш родной мир – обитель юных, стремящихся покорять космос. Изменения в одном из домов влекут перемены в двух других. Так было всегда. Когда Колокол открыл дорогу между мирами, вместе с городом Ничтожных в новую вселенную перешло еще кое-что.