Белоснежка и Аллороза - Эд Макбейн

— Мистер Хоуп? — спросил он. — Простите, что заставил вас ждать. Входите, прошу вас.

Мы вошли в кабинет.

По документам в рамках, развешанным по стенам, я узнал, что Хелсингер был студентом в Принстоне, посещал медицинскую школу в Колумбии, работал в Колумбийском пресвитерианском госпитале, а затем — в одном из нью-йоркских госпиталей, получил свидетельство от Американской коллегии психиатров и невропатологов и патент с правом на психиатрическую практику в штатах Нью-Йорк и Флорида. Помимо дипломов и свидетельств об окончании учебных заведений и месте работы на выкрашенных белой краской стенах не было ничего. Мебель офиса состояла из письменного стола, двух стульев и кушетки. Окно открывалось в небольшой сад. Ярко-красный кардинал[13] сидел, чирикая, на ветке лаванды. Он улетел, едва я уселся на стул для пациентов — по другую сторону стола от доктора.

— Итак, — начал Хелсингер, — когда я разговаривал с вами по телефону, вы сказали, что представляете Сару Уиттейкер.

— Да, сэр.

— Вы считаете ее дееспособной? Пытаетесь добиться ее освобождения из «Убежища»?

— Если факты подтвердят это, — сказал я. — В данный момент я пытаюсь узнать…

— Вы разговаривали с мисс Уиттейкер, я полагаю?

— Да, сэр. Несколько раз по телефону, а один раз…

— Вы разговаривали с ней лично? Встречались с ней?

— Я как раз хотел рассказать об этом… да, сэр. Я ездил в «Убежище», и мы долго беседовали. — Я колебался, но добавил: — Она показалась мне вполне нормальной.

— Мужчина, который только что вышел отсюда, тоже кажется вполне нормальным, — возразил Хелсингер, — но в его голове весь год штормовая погода. — Он тяжело вздохнул. — Сару Уиттейкер нельзя считать «вполне нормальной», мистер Хоуп. Она очень больная молодая женщина.

— Мы провели вместе два часа. Она мыслила и говорила совершенно ясно, логично и здраво, доктор Хелсингер. Допускаю, что я не…

— Вот именно, — тотчас вступил Хелсингер. — Во время разговора с вами она упоминала о своем отце?

— Она сказала только, что унаследовала значительную сумму денег после его смерти.

— Шестьсот пятьдесят тысяч долларов — для точности.

— Да. — Я снова заколебался. — Эта же цифра фигурирует в бумагах об опекунстве.

— Мать Сары назначена опекуном над ней и ее собственностью, — подтвердил Хелсингер.

— Это большая сумма, — сказал я.

— Да? А что вам известно о семействе Уиттейкеров, мистер Хоуп?

— Фактически ничего.

— Тогда позвольте мне ввести вас в курс дела. Гораций Уиттейкер приехал сюда из Стамфорда, штат Коннектикут, когда был еще молодым человеком. Как раз в это время в Сарасоте Ринглинг воздвигал виллы и отели для многих своих приятелей. В городе начался строительный бум. Если такое могло произойти в Сарасоте, то чем хуже Калуза? Гораций скупил всю землю, которую сумел прибрать к рукам, — на ней тогда выращивали арахис. Само местечко ничего особенного из себя не представляло. Небольшая рыбацкая деревушка, ограниченная на западе Мексиканским заливом, а на востоке — бухтой Калуза. После войны Гораций начал продавать недвижимое имущество — участки земли. Я говорю о второй мировой войне, мистер Хоуп, единственной настоящей войне, в которой мы сражались за последние сорок лет. Земля, которую Гораций купил, уплатив двести долларов за акр, продавалась уже за две тысячи долларов за акр. Сегодня недвижимая собственность вокруг залива стоит уже пять тысяч долларов, и цены растут. Семейство Уиттейкеров все еще владеет отборными землями, их пока не хотят продавать. Алиса Уиттейкер унаследовала все это, когда умер ее муж. Состояние было оценено почти в миллиард долларов.

— Понимаю.

— Для сравнения: Гораций оставил своей единственной дочери шестьсот пятьдесят тысяч долларов. Вам все еще представляется эта сумма огромной?

Я промолчал.

— Что может разрушить весьма искусно спланированную систему иллюзорных, искаженных восприятий, которую сконструировала Сара, — трудно сказать, — заметил Хелсингер. — Но во всяком случае иллюзорное восприятие — единственный индикатор из так называемых симптомов первого ряда, характерных для шизофрении.

Я не знал ничего о душевных заболеваниях. В моем понимании «иллюзорное» восприятие реальности — это когда женщина, к примеру, воображает себя королевой Елизаветой или Екатериной Великой. Сара Уиттейкер, напротив, утверждала, что она — Сара Уиттейкер, и считала себя совершенно нормальным человеком.

— Каковы же другие симптомы? — спросил я.

Хелсингер посмотрел на часы.

— Если у вас есть время, — добавил я.

— В сущности, вы просите меня защищать мой диагноз, — вздохнул Хелсингер. — А также подтверждающие его диагнозы — доктора Бонамико из Добрых Самаритян и медицинского персонала из «Убежища», которые анонимно и порознь пришли к заключению, что у Сары Уиттейкер — параноидальная шизофрения.

— Если у вас есть время, — настаивал я, — то я действительно хотел бы узнать, на чем основывается ваш диагноз.

Хелсингер снова вздохнул. На этот раз он не взглянул на часы, но как профессор, терпеливо читающий лекцию аудитории, состоящей из тупиц, начал «отсчитывать» симптомы шизофрении, зажимая пальцы на одной, а потом на другой руке.

— Первое, — сказал он. — Подумав о чем-то, человек слышит собственные мысли, словно они произнесены вслух. Второе: страдает галлюцинациями, постоянно слышит голоса, которые либо спорят с ним, либо соглашаются. Третье. Опять-таки слышит голоса, комментирующие его действия. Четвертое. Воображает, что его тело находится под влиянием или контролем сверхъестественных сил. Пятое. Воображает, будто мысли его тоже контролируются. Шестое. Считает, что его мысли — не его собственные. Мы, психиатры, называем этот симптом «прокладка мысли». Седьмое. Воображает, что его мысли транслируются по всему миру. Восьмое. Полагает: то, что он делает, чувствует, думает, испытывает, контролируется кем-то или чем-то извне. И наконец, иллюзорное восприятие реальности, о котором я уже говорил.

— Как это проявляется, каким образом? Я продолжаю считать, что Сара Уиттейкер и вела себя, и говорила — адекватно, то есть была тем лицом, за которое я ее принимал.

— Позвольте мне процитировать Меллора. В своих комментариях к работе Шнайдера, — Курт Шнайдер сформулировал критерии диагноза, которые я только что назвал, — так вот, Меллор заявил: «Шнайдер описал иллюзорное восприятие как феномен, состоящий из двух стадий. Иллюзия возникает из восприятия, которое для пациента обладает всеми свойствами нормального восприятия и которое, как он полагает, будет рассматриваться как норма любым другим лицом. Это восприятие, однако, имеет частное значение. Затем, почти без перерыва, наступает вторая стадия, которая представляет собой интенсивное развитие и формирование системы иллюзорных представлений. Кристаллизация этой системы зачастую происходит неожиданно, как бы внезапно, застает нас врасплох. Иллюзорному восприятию нередко предшествует иллюзорная, нереальная атмосфера». Это объясняет вам что-нибудь, мистер Хоуп?

Я не чувствовал себя особенно просветившимся.

— И Сара Уиттейкер обнаружила все эти симптомы, когда вы ее осматривали?

— Многие из них, — ответил Хелсингер. — Необязательно выявить все симптомы первого ряда, чтобы поставить диагноз: шизофрения. — Он снова взглянул на часы. — Достаточно, чтобы такие симптомы были.

— И эти симптомы включали иллюзорное восприятие?

— Да, это так.

— Кем же Сара воображает себя?

— Простите?

— Разве система иллюзорных…

— О, Наполеон, вы имеете в виду? — Хелсингер усмехнулся. — Да, конечно, это распространенный вариант, но представления Сары более изощренные. Вы должны понять, мистер Хоуп, что иллюзорное отношение к миру воплощается в некоей развернутой концепции. Это не точка зрения, не эмоция, не мимолетное чувство, но твердое убеждение, мнение, которое не имеет опоры в действительности, но тем не менее непоколебимо, несмотря на реальные факты, опровергающие его.

— В чем же убеждена Сара?

— Она считает, она уверена в том, что ее преследуют, обманывают, шпионят за ней, надувают и даже гипнотизируют — ее собственная мать или люди, которых она нанимает.

— Вы сказали недавно, что система иллюзорных представлений могла сложиться при относительно незначительном генетическом импульсе…

— Возможно. Но ирреальная атмосфера должна была присутствовать задолго до того, как умер ее отец.

Я вздохнул.

— Доктор Хелсингер, — сказал я, — я не вижу никаких свидетельств, указывающих на присутствие какой бы то ни было системы иллюзорных представлений в поведении Сары Уиттейкер.

— Она говорила вам, что психически здорова, не так ли? Она хочет, чтобы вы забрали ее из больницы? Ее держат там против ее воли. Ее мать совершила несправедливость по отношению к ней, такова ее история?