Кровавая графиня - Йожо Нижнанский

— Ни с места! — угрожающе предостерег Дрозд. — Кто из вас дотронется до меня, тому смерти не миновать! Хозяйка Чахтиц, — продолжал он, грозно выпрямившись, — я пришел сюда по собственной воле, как посланец. С послами так не поступают!

— Ха-ха-ха! — злобным смехом ответила она. — Мне следовало сразу же, как ты явился сюда, велеть тебя вздернуть на ближайшем дереве, а не заводить с тобой разговоры. Разбойник собирается нас учить хорошим манерам! Ну погоди, мы тебя сами научим!

Стараясь угодить ей, Фицко собрал все силы и кинулся на Дрозда. Но тот ударил его железным кулаком. Горбун отлетел на несколько метров. Он визжал от боли и злости, но встать на ноги так и не смог.

— Отдаюсь в ваши руки добровольно. Измарали вы мой ментик, истоптали кармазиновые сапожки. Но видано ли, чтобы в таком благородном наряде драться по-мужицки на кулачки. Саблю, к сожалению, я дома забыл. А то нанизал бы я на нее ваши головушки, точно дыни, — смеялся Дрозд. — Верно говорю: сдаюсь добровольно, но прежде выслушай, госпожа.

Гайдуки испытывали явное облегчение, все равно никто из них не надеялся одолеть великана. Графиня удивленно уставилась на него.

— Добровольно отдамся в руки твоим гайдукам, — повторил Дрозд спокойным, рассудительным голосом, — но сперва взвесь, что тебе дороже: моя жизнь или твои чахтицкие и миявские дома и дворы.

Госпожа не сразу сообразила, о чем речь.

— А дело вот какое, — продолжал он. — Ежели я к полудню не ворочусь к своим или не дам понять, что со мной ничего не стряслось, вечером на твоих поместьях запоют красные петухи и небо заалеет от пламени!

Гайдуки передернулись, представив себе горящие замки, дворы, амбары и стога. Но чахтицкую госпожу эта картина вовсе не ужаснула, гнев ее, похоже, улетучился.

По ее лицу пробежала загадочная улыбка, и она спокойно сказала:

— Мне твоя жизнь дороже всех надашдивских и баторивских владений!

— Что ж, я слову своему хозяин. Отдаюсь в ваши руки. Гайдуки, вот он я, вяжите!

Служители недоверчиво смотрели на руки Дрозда. Неужто он и вправду даст себя связать, не оказывая сопротивления? Ведь ему же уготована виселица!

— Рядом с «кобылой» лежат веревки! — присоветовал силач гайдукам, и лишь теперь они поверили, что он и впрямь поддается.

Вскоре он уже лежал, связанный, на земле. Боясь, что Дрозд шутит над ними и что, того и гляди, подымется и опять полезет в драку, гайдуки крепко-накрепко связали его — сами аж запыхались. Лукавая улыбка госпожи сменилась насмешливой ухмылкой.

— Силы тебе не занимать, — обратилась она к Дрозду, — но ума у тебя ни на грош. Немного же труда потребовалось, чтоб схватить тебя, ха-ха! Но не бойся, на виселице тебя не вздернут, но как только твои люди подпалят какой-нибудь из моих дворов или стогов, я велю тебя заживо изжарить. А заодно с тобой и старуху Калинову и Маришу Шутовскую. Но ежели ты над ними сжалишься и предпочтешь виселицу, то вели своим дружкам смириться с тем, что им тебя уж не видать.

— Смеется тот, кто смеется последним, — спокойно возразил пленник. — Стоит мне дернуть руками, и я окажусь на свободе, словно меня связали нитками.

— Хвастун! — рассмеялась госпожа.

Но гайдукам было не до смеха — они уже кое-что знали о невиданной силе Дрозда и вполне допускали, что ему ничего не стоит освободиться.

— Я и вправду не прочь освободиться, раз ты обманула меня и обещаешь повесить или заживо сжечь. Вели гайдукам притащить из маслобойни жернов и положить на меня, а то как бы мне не упорхнуть.

Не дожидаясь приказа, гайдуки наперегонки помчались за жерновом.

Между тем смех хозяйки замка сменился растерянностью. Не веря своим глазам, она оглядывала Дрозда, который вдруг зашевелился, сел, после чего произнес:

— Сейчас, еще немного, и я управлюсь!

В следующее мгновение из уст госпожи вырвался крик ужаса: Дрозд освободился от пут и угрожающе встал перед ней.

— Видишь, кто смеется последним. Я ведь хорошо знаю тебя и всю господскую свору. Я понимал, что рискую жизнью, отправляясь в замок, а вот же — оказался здесь хозяином не только своей, но и твоей жизни. Вот этими руками проще простого задушить тебя…

И он протянул к ней руки. Она ахнула от страха, словно уже почувствовала его сокрушительную силу.

Утреннюю тишину вдруг заполнил колокольный звон: били в набат. С самой большой башни на западной стороне храма и с башни поменьше, что над санктуарием[24], на Чахтицы низвергался тревожный звон. Это звонили Анна и Илона, да так, будто полгорода пылало в огне.

Люди собирались на улицах, испуганно допытываясь, что же такое случилось.

Владелица замка прислушивалась к колокольному звону, точно к сладостной музыке, и ее страх мало-помалу стал рассеиваться.

Когда гайдуки, тащившие жернов, увидели свободного силача, они уронили ношу и замерли как вкопанные. Так они стояли бы до самого вечера, если бы госпожа снова не приказала схватить разбойника.

Колокольный звон ничуть не смутил Дрозда. Он подскочил к ближней телеге, молниеносно выдернул дышло и, сжимая его обеими руками, стал спокойно дожидаться приближавшихся слуг.

— Кто смеет подойти ко мне, пусть сперва закажет себе гроб по размеру! — крикнул он наступавшим.

Испуганные гайдуки, чахтицкие подданные, слуги и мужики, прибежавшие с улицы, образовали круг, границы которого определил дышлом силач.

Вдруг он заметил за спинами людей, окружавших его, знакомого коня. Это был Вихрь, любимый скакун чахтицкой госпожи. По нескольку раз на дню она и сама следила за тем, чтобы он был хорошо обихожен. И больше всего батогов доставалось слугам именно из-за него. Всегда находилось что-то, что ее не устраивало. Этот вороной скакун с блестящей, словно шелковой, шерстью был гордостью графини. Она гладила его с необыкновенной нежностью, говорила ему ласковые слова, когда вскакивала на него, каждое ее движение выдавало особое блаженство. И Вихрь, благодарное существо, словно бы читал ее мысли: пришпоривать его не надо было — он и без того угадывал ее настроение. То пружинил шаг, словно сопровождаемый музыкой, то пускался вскачь с ветром наперегонки. Знатные хозяева ближней округи, да и дальних краев завидовали ей. Однажды на большой охоте граф Криштоф Эрдёди, сын Тамаша Эрдёди[25], владельца града Добрая Вода, залюбовался Вихрем. Ничто уже не занимало его — ни охотничья слава, ни обильная добыча. Весь день он не отрывал глаз от скакуна, а вечером, когда веселая толпа развлекалась во дворе замка, восторженно воскликнул: «Отдаю целую деревню за Вихря, дорогая графиня!» И старый граф не осадил сына, потому что и он вместе с ним восхищался Вихрем. «Лопашов, Ланчар, Добрая Вода, Радошовцы, Осускре, Градиште, Верхние Дубовые, Нагач, Ясловцы, Падеровцы, Катловцы и Стеруш — все это наши деревни. Какую из них — заодно со скотом и подданными — желаешь получить за Вихря?» — горячился молодой Эрдёди. Но хозяйка Чахтиц ответила: «Да хотя бы все свои деревни вы предложили за него, я все равно не отдала бы коня. Ни за что на свете!»

Вихрь с раннего утра ждал в стойле наготове. Получив приказ Алжбеты, конюх должен был оседлать коня. Но, ошеломленный событиями в замке, он забыл о седле. Андрей Дрозд не сводил глаз со скакуна, который то и дело бил копытами и ржал.

Досыта насладившись красотой прославленного коня, он обратился к графине:

— Великая честь для меня, госпожа, что встречаешь под звон колоколов. После такого почетного звона — сама понимаешь — не могу я идти по Чахтицам пешком, будто простой смертный. Одолжи своего коня!

И с дышлом в руке направился прямо к Вихрю. Толпа почтительно расступалась перед ним. Конюх стоял возле скакуна, точно столб. Андрей Дрозд ловко вскочил на коня. Вихрь поначалу упирался, дергался, словно бы желая сбросить непривычного седока, но тут же почувствовал крепкую руку. Через мгновение он уже летел стремглав со двора.

Никто не осмелился помешать бегству, одна Алжбета Батори с криком бросилась вдогонку за своим конем, но тщетно. Андрей Дрозд уже скакал по улице.

Разъяренная неудачей, униженная разбойником, потерявшая Вихря, чахтицкая госпожа схватилась за сердце, зашаталась и рухнула наземь. Служанки подскочили к ней, подняли, усадили в кресло.

Пока они приводили ее в чувство холодными примочками, Андрей Дрозд мчался из замка. Перед приходом он увидел Яна Поницена, выбежавшего на улицу, чтобы узнать причину набата. Когда священник узнал на Вихре разбойника, догадка осенила его — он нахмурился. Дрозд уважительно сорвал с головы шляпу, церковнослужитель молча ответил поклоном.

Долго стоял перед приходом Ян Поницен, глядя вслед беглецу. Смотрели ему вслед и жители Чахтиц, взволнованно толпясь на улицах. Люди гадали, что происходит, коль разбойники не прячутся по лесам, а осмеливаются проникать в замок.