Редактор Линге - Кнут Гамсун

— Войдите, войдите! Я нисколько не обиженъ тѣмъ, что вы говорили противъ меня въ кружкѣ рабочихъ, я уважаю всякое честное убѣжденіе!

Хойбро усмѣхнулся и спустился по лѣстницѣ.

— Вотъ медвѣдь! — сказалъ Бондезенъ спокойно. — На любезность онъ отвѣчаетъ смѣхомъ.

Вдругъ кто-то позвонилъ. Илэнъ самъ пошелъ отворять. Онъ оставилъ дверь въ прихожую открытой; — это, по всей вѣроятности, почтальонъ. Пожалуйста!

Но это не былъ почтальонъ, — это былъ редакторъ Линге.

Илэнъ, удивленный, отступилъ назадъ. Линге улыбается и говоритъ, что у него къ нему маленькое дѣльце, онъ какъ разъ проходилъ мимо и вотъ зашелъ.

Смущенный оказанной ему честью, Илэнъ крикнулъ въ открытую дверь.

— Мама, это редакторъ Линге, не хочешь ли ты…

Фру Илэнъ сайчасъ же вышла и радушно попросила его войти. — Она очень рада, это такая честь для нихъ…

Линге, наконецъ, соглашается.

Дѣло въ томъ, что спекуляція съ именемъ Илэна оказалась удачной. Уже не говоря о томъ, что люди удивлялись неизвѣстному дотолѣ генію и тому, что раціональная культура ягодъ можетъ любого сдѣлать капиталистомъ и обогатить страну двумя милліонами, но, кромѣ того, всѣ обратили вниманіе на безпристрастность Линге, признававшаго даже человѣка противоположной партіи. Одинъ Линге, и только Линге могъ это сдѣлать! Онъ былъ и оставался безподобнымъ. Впрочемъ, безпристрастность этого человѣка была засвидѣтельствована и раньше: напримѣръ, когда онъ открылъ писателя Ойзна, о которомъ онъ ровно ничего не зналъ, кромѣ того, что онъ геній. Несмотря на это, вѣдь онъ могъ бы быть самымъ ужаснымѣ реакціонеромъ въ мірѣ. А какъ Линге выдалъ своего же Лепорелло, когда тотъ пустился въ ночныя приключенія? Да, Линге, дѣйствительно, исполнялъ высокое призваніе прессы. И, благодаря этому, онъ пріобрѣлъ еще новыхъ подписчиковъ.

Теперь у него явилась еще новая идея, удивительная идея, — вотъ почему онъ безъ всякихъ дальнѣйшихъ разсужденій зашелъ къ Илэну. Правда, ему пришлось пропустить изъ-за этого собраніе въ политическомъ клубъ, гдѣ долженъ былъ говорить президентъ одельстинга; но нельзя же быть вездѣ сразу. Онъ уже былъ на большомъ собраніи рабочаго союза. Есть же, наконецъ, границы тому, что можно спрашивать съ человѣка.

Онъ обращается къ Илэну и тотчасъ же переходитъ къ цѣли своего визита; онъ совсѣмъ забылъ объ этомъ, когда Илэнъ былъ у него въ бюро въ послѣдній разъ; онъ хотѣлъ узнать, нельзя ли напечатать въ «Новостяхъ» статью Илэна о чистой культурѣ дрожжей, прежде чѣмъ она появится въ брошюрѣ, а если онъ не можетъ предоставить ему всей статьи, то, по крайней мѣрѣ, хоть часть, главное содержаніе. Онъ пришелъ къ нему съ этой просьбой, имѣя въ виду булочныя и пекарни; ему хочется, по мѣрѣ возможности, ввести нововведенія и въ эту область.

Но Илэнъ уже отослалъ свою статью въ одинъ журналъ, очень незначительный популярный журналъ; онъ надѣялся, что ее тамъ примутъ. Ему пришлось сказать Линге, что она уже отослана.

На это Линге возражаетъ:

— Такъ верните ее телеграммой. Разумѣется, за все будетъ заплачено.

Илэнъ съ благодарностью обѣщаетъ телеграфировать.

Добродушная фру Илэнъ не могла больше сдерживаться; она благодарила Линге съ сіяющими глазами за все, что онъ сдѣлалъ для Фредрика. Онъ сдѣлалъ этимъ всѣхъ такими счастливыми, и они всѣ обязаны ему; это такъ неожиданно и незаслуженно.

— Многоуважаемая фру Илэнъ, мы исполнили только свой долгъ, — отвѣтилъ Линге.

— Кромѣ васъ, никто вѣдь не считалъ этого своимъ долгомъ.

— Да, — сказалъ онъ, — большинство редакторовъ имѣетъ довольно смутное понятіе о задачахъ прессы.

— Мы всегда будемъ благодарны и никогда не забудемъ, что вы первый поддержали насъ.

Шутя и улыбаясь Линге возразилъ:

— Меня радуетъ, фру Илэнъ, что на этотъ рать моей задачей было воздать таланту должное. Мы, либералы, — не людоѣды!

На это Андрей Бондезенъ громко разсмѣялся и ударилъ себя по колѣну. До этого времени онъ сидѣлъ и молчалъ отъ удивленія; онъ былъ немного навеселѣ, но какъ только вошелъ Линге, это сейчасъ же прошло. Хорошо еще, что они не все выпили, не всѣ бутылки были опустошены. Когда они предложили Линге стаканъ вина, тотъ взялъ его, не отказываясь, и поблагодарилъ. Онъ былъ сегодня въ хорошемъ настроеніи.

Шарлоттѣ онъ сказалъ комплиментъ насчетъ ея элегантной ѣзды на велосипедѣ. Она покраснѣла. Два раза онъ нагибался къ ней и восхищался ея работой; но, въ общемъ, онъ былъ очень сдержанъ и говорилъ больше съ мужчинами, чтобъ показать, что пришелъ не съ какой-нибудь другой цѣлью, а только по поводу статьи Илэна. Всѣ его взгляды на Шарлотту ничего не говорили. Какъ она была красива, молода, цвѣтуща! Эти рыжеватые волосы блестѣли какъ золото при свѣтѣ лампы, — онъ никогда не видѣлъ ничего подобнаго, а брови ея сходились надъ носомъ. Даже маленькія розовыя пятнышки на ея лицѣ приводили его въ восторгъ; молодость заговорила въ немъ, его молодые еще глаза блестѣли, и онъ все время улыбался. Какъ хорошо чувствовалъ онъ себя въ этомъ семейномъ кругу, въ этой комнатѣ, гдѣ были молодыя дѣвушки и ихъ поклонники. Хорошее происхожденіе сказывалось во всемъ въ этой семьѣ: и въ рѣзьбѣ старой мебели, въ двухъ-трехъ фамильныхъ портретахъ по стѣнамъ, въ каждой фразѣ этихъ людей; они родились благородными, культурность была у нихъ въ крови. Но Линге не замѣчалъ, какимъ все это было изношеннымъ и стертымъ, онъ не видѣлъ недостатковъ. Панно стѣнъ были, разумѣется, старинной, гордой, художественной работы, а стаканы, изъ которыхъ онъ пилъ дешевое шампанское, были красивые, граненые стаканы. И какъ вкусно было вино въ граненыхъ стаканахъ!

Нехотя онъ поднялся, поблагодарилъ отъ всей души за оказанное ему гостедріимство и направился къ дверямъ.

— Итакъ, я надѣюсь, что вы пришлете мнѣ, какъ можно скорѣе, вашу статью, — сказалъ онъ Илэну. — До свиданья!

Линге отправился дальше по Хагдехангену, мимо своей собственной квартиры, туда дальше, въ противоположную часть города, гдѣ улицы постепенно переходили въ поле, а дома были разбросаны въ одиночку. Онъ искалъ нѣкоего господина Конгсфольда, товарища по гимназіи, который теперь служилъ въ канцеляріи суда. Линге хотѣлъ выпытать отъ него одну тайну. Эта счастливая мысль пришла ему въ голову, когда онъ сидѣлъ у Илэновъ. Даже тамъ, въ импонирующей ему средѣ, лицомъ къ лицу съ молодой женщиной, произведшей на него такое сильное впечатлѣніе, даже тамъ онъ вполнѣ владѣлъ собою и заставлялъ работать свою изобрѣтательную голову. Онъ не напрасно былъ великимъ редакторомъ.

Наконецъ, онъ нашелъ скромную квартиру Конгсфольда.

— Не бойся, — сказалъ онъ входя и улыбнулся; онъ былъ все еще въ хорошемъ расположеніи духа и шутилъ: — я не для того пришелъ, чтобы тебя интервюировать.

Конгсфольдъ чувствовалъ себя очень польщеннымъ этимъ визитомъ, онъ былъ смущенъ и стоялъ молча; онъ никогда не могъ рѣшиться говорить редактору «ты». Линге пожалъ ему по-товарищески руку; онъ былъ обворожителенъ, какъ всегда. Послѣ этого оба друга сѣли за столъ и начали болтать.

Ихъ судьба была очень различна. Счастье улыбнулось Линге. Онъ былъ однимъ изъ извѣстнѣйшихъ и самыхъ вліятельныхъ лицъ въ странѣ, однимъ своимъ словомъ онъ заставлялъ гнуть шеи и подчинялъ своей волѣ. А Конгсфольдъ вотъ уже двѣнадцать-четырнадцать лѣтъ сидѣлъ въ министерствѣ, исписалъ себѣ всѣ пальцы, но зарабатывалъ попрежнему гроши; рукава его лоснились и были совсѣмъ изношены. Нѣтъ, повышенія въ министерствѣ приходится долго ждать.

Линге спросилъ:

— Ну, какъ ты поживаешь?

— Не важно, — отвѣчалъ Конгсфольдъ.

— Вотъ какъ!

Линге осмотрѣлся въ комнатѣ. Для служащаго въ королевской канцеляріи квартира была недостаточно элегантна. Эта довольно большая комната была и единственная. Когда онъ сидѣлъ дома, ему постоянно приходилось быть среди этихъ стульевъ, этого стола, этого шкапа и постели. На стѣнѣ висѣло его пальто, оно было въ пыли.

— Мнѣ кажется, что ты очень медленно подвигаешься, Конгсфольдъ! — сказалъ Линге.

— Да, къ сожалѣнію, — отвѣтилъ тотъ, — это могло бы итти скорѣе!

— Ну, теперь пойдетъ лучше, — министерство падетъ на этихъ дняхъ, а виды твои вѣроятно лучше при консервативномъ составѣ министровъ. Ты, по всей вѣроятности, консерваторъ?

— Да.

— Министерство выйдетъ въ отставку, оно должно это сдѣлать. Мы не пощадимъ его.

— Да вы и такъ этого не дѣлали до сихъ поръ.

— Нѣтъ, слава Богу, настолько-то мы еще единодушны. Мы можемъ простить либеральному министерству, если оно колеблется, если оно по слабости своей заблуждается, мы можемъ простить честный проступокъ, совершенный по слабости. Но здѣсь рѣчь идетъ о личномъ безчестіи, объ измѣнѣ закону, объ оскорбленіи личности, — этого мы никогда не простимъ.

Линге говоритъ затѣмъ, что, между прочимъ, пришелъ попросить у него маленькаго одолженія; не напрасно ли онъ пришелъ?