Редактор Линге - Кнут Гамсун

Теперь фру Илэнъ очень мрачно смотрѣла на будущее.

Она такъ много ждала отъ Фредрика, когда онъ окончилъ свое ученіе. Правда, она знала, что онъ не геній, — это былъ обыкновенный молодой человѣкъ съ средними способностями; это внушила ей Софи, которая въ своемъ родѣ была не глупа. Но человѣкъ, сдавшій экзаменъ, не можетъ же сидѣть сложа руки, долженъ же онъ предпринимать что-нибудь со своей ученостью, зарабатывать кусокъ хлѣба и скромно поддерживать свое существованіе. Фру Илэнъ была въ отчаяніи, что Бондезенъ и дочери возлагали такія большія надежды на статью Фредрика, а ему такъ не повезло. У нея явилась даже мысль отправить Фредрика въ Америку, если здѣсь изъ него ничего не выйдетъ; было много прекрасныхъ людей, которые тамъ выбивались на дорогу, — она знала такихъ.

И вдругъ все сразу приняло совсѣмъ другой оборотъ. Въ одинъ прекрасный день появился цѣлый номеръ «Новостей», весь посвященный Илэну, — тутъ была и статья Фредрика, а потомъ еще замѣтка о немъ самомъ.

Весь домъ переполошился; даже у Хойбро было странное выраженіе лица, когда фру Илэнъ разсказала ему, что случилось. Бондезенъ шумѣлъ, былъ въ восторгѣ, гордился, что всему причиной онъ. Во всякомъ случаѣ, долго имъ пришлось ждать; даже вѣра Бондезена начала понемногу исчезать, но какъ только пришелъ этотъ номеръ, онъ вскочилъ на велосипедъ и полетѣлъ стремглавъ къ Илэнамъ.

— Ну, вотъ видите! Что онъ говорилъ все время?! Онъ ни одного дня не сомнѣвался въ Линге! Развѣ видано когда-нибудь, чтобы Линге не исполнилъ своего долга! Развѣ не онъ нашелъ студента Ойзна, писателя Ойзна, развѣ не онъ поддержалъ его талантъ? Ничто не могло избѣгнуть вниманія Линге; тотъ, кто утверждаетъ противное, — не читаетъ «Новостей».

Бондезенъ въ особенности гордился тѣмъ, что относительно заглавія случилось такъ, какъ онъ сказалъ. Статья больше не называлась: «Нѣчто о сортахъ нашихъ ягодъ», такое заглавіе «ничего не говорило людямъ». Теперь было три заглавія, одно другого громче, одно подъ другимъ: — Ягоды. — Два милліона экономіи. — Національный вопросъ. — Посмотрите, вотъ заглавія, бросающіяся въ глаза; благодаря имъ редакторъ сдѣлалъ статью всѣмъ понятной, облагородилъ ее. Пусть-ка люди пропустятъ ее, если могутъ; но они не могутъ этого сдѣлать, потому что это — національный вопросъ, — вопросъ двухъ милліоновъ; это — сама жизнь.

А рядомъ съ этой внушительной статьей, на первой страницѣ была очень тонкая, но сильная замѣтка редакціи о самомъ Илэнѣ. — Господинъ Илэнъ, чью сенсаціонную статью о ягодахъ печатаетъ сегодня наша газета, помѣстилъ въ послѣднемъ номерѣ журнала Леттерштедта статью о грибахъ, строго научную и безусловно выдающуюся, она произвела сильное впечатлѣніе. Это блестящій анализъ грибовъ съѣдобныхъ, ядовитыхъ, грибовъ съ запахомъ и самой удивительной окраски. Если господинъ Илэнъ будетъ писать подобныя статьи, то въ Норвегіи однимъ ученымъ больше.

Илэнъ былъ честенъ и чувствовалъ себя совсѣмъ маленькимъ. Онъ прочелъ эту замѣтку съ удивленіемъ и безпокойствомъ. Бондезенъ разсѣялъ его сомнѣнія. Какъ, онъ еще не доволенъ? Онъ теперь участвуетъ въ «Новостяхъ»! Бондезенъ объявилъ, что будетъ телеграфировать своему отцу, помѣщику, чтобъ получить нѣсколько лишнихъ кронъ, — отпраздновать это событіе.

Между тѣмъ, друзья рѣшили, что Илэнъ долженъ пойти къ Линге и поблагодарить его за замѣтку. Илэнъ пошелъ. Но внизу въ городѣ онъ встрѣтилъ Хойбро. Хойбро принялся разубѣждать его:

— Не дѣлайте этого, — сказалъ ему Хойбро. — Я право не знаю, развѣ это такъ нужно?

Но оказалось, несмотря на слова Хойбро, что это нужно было сдѣлать. Линге принялъ его вообще очень любезно. освѣдомился, надъ чѣмъ онъ теперь работаетъ, и попросилъ новыхъ статей. Въ заключеніе Илэнъ получилъ изъ кассы очень высокій гонораръ за статью. Да, Илэнъ былъ очень доволенъ, что пошелъ поблагодарить Линге.

У Хойбро всегда свои особыя мнѣнія обо всемъ. Но онъ не замѣчалъ, что, благодаря этому, онъ казался страннымъ, почти смѣшнымъ. Съ того вечера, когда онъ привлекъ общее вниманіе своей неудачей въ кружкѣ рабочихъ, Хойбро сдѣлался совсѣмъ неузнаваемъ — онъ сталъ блѣднымъ, тихимъ и пугливымъ. Дома всѣ старались сдѣлать такъ, чтобы онъ забылъ о своемъ фіаско, но Хойбро улыбался этимъ дѣтскимъ попыткамъ.

Какъ-то разъ утромъ онъ встрѣтилъ Шарлотту на лѣстницѣ; машинально они оба остановились, и она покраснѣла. Хойбро не могъ удержаться, чтобы не спросить ее съ улыбкой:

— Какъ, фрёкэнъ, вы все еще не въ синемъ платьѣ? — потомъ онъ посмотрѣлъ на часы и прибавилъ иронически:- Вѣдь уже половина девятаго!

Это было черезчуръ. Можетъ быть, въ сущности, синее платье доставляло ей не такое большое удовольствіе, какъ всѣ это думали. Но что же ей было дѣлать? Бондезенъ предложилъ прокатиться, велосипедъ былъ вычищенъ и готовъ, нужно же ей было надѣть платье. Она молчала, углы ея губъ дрожали.

Онъ видѣлъ, что оскорбилъ ее и хотѣлъ поправить дѣло. Она, вѣдь, была самая красивая, самая лучшая на всемъ свѣтѣ. Несмотря на то, что онъ былъ золъ на нее, она простила ему: она стояла около перилъ и не уходила. Этого онъ не заслуживалъ.

— Простите меня! — сказалъ онъ. — Я не хочу сказать, что не имѣлъ намѣренія васъ оскорбить, потому что я имѣлъ это въ виду. Но я раскаиваюсь въ этимъ.

— Мнѣ кажется, вамъ должно быть совершенно безразлично, сѣрое или синее на мнѣ платье, — возразила она.

— Да, да.

Это были лишь слова. Онъ приподнялъ шляпу и хотѣлъ итти.

— Я думала только, — сказала она опять, — что для васъ это безразлично. Вы совсѣмъ больше не приходите ко мнѣ.

Онъ понялъ, что она сказала это изъ вѣжливости, чтобы замаскировать предшествующія слова. Онъ отвѣтилъ осторожно, тоже хладнокровно:

— У меня масса всякихъ мелкихъ дѣлъ, я очень много работаю теперь.

Онъ улыбнулся и низко поклонился.

Въ этотъ вечеръ вся семья отправилась въ театръ; Хойбро одинъ остался дома. Онъ уставился въ книгу, но не могъ читать. Шарлотта стала такой блѣдной. Это не портило ея, нѣтъ, — ея красивое лицо съ полными губами стало еще красивѣе, еще нѣжнѣе, благодаря этому; не было ничего такого, чтобы не шло къ ней. Но, можетъ быть, ее что-нибудь мучило, безпокоило. Хойбро казалось, что произошла какая-то перемѣна въ ея обращеніи съ Бондезеномъ; они стали какъ-то ближе другъ съ другомъ, — какъ-то разъ онъ видѣлъ, что они шептались въ прихожей. Ему нечего было больше здѣсь дѣлать. Это не изъ-за него она покраснѣла на лѣстницѣ сегодня утромъ; объ этомъ можно было заключить изъ того, что она сказала потомъ. Ну и что же? Остается одно: — стиснуть зубы, Лео Хойбро, и сжать кулаки. Теперь онъ только ради самого себя будетъ приводить въ порядокъ свои печальныя дѣла въ банкѣ, а потомъ будетъ стараться чтеніемъ и работой вернуть себѣ снова покой. Впрочемъ, онъ могъ бы скоро покончить съ банкомъ, если бъ не пришла къ нему однажды въ комнату фру Илэнъ и не попросила одолжить ей денегъ до полученія полугодовой пенсіи. Хойбро не могъ отказать ей въ этой услугѣ; онъ видѣлъ, что это было довѣріемъ съ ея стороны къ нему, и это его очень обрадовало. Какъ-нибудь онъ справится съ банкомъ; можетъ быть, онъ сможетъ еще ограничить свои расходы; кромѣ того, у него еще были часы и пальто, въ которыхъ онъ не видѣлъ особой надобности. Во всякомъ случаѣ, банкъ получитъ все во-время.

Отецъ Бондезена, помѣщикъ, не прислалъ сыну денегъ столько, сколько онъ просилъ, но тотъ не пришелъ въ отчаяніе. И этихъ денегъ хватило все-таки на покупку необходимаго. Правда, Бондезенъ не отложилъ мы одного хеллера, но зато пиръ удался на славу.

— Нѣтъ, оставь, предоставь мнѣ откупоривать бутылки, — сказалъ онъ и отнялъ у Илэна штопоръ, — въ земныхъ дѣлахъ я столько же свѣдущъ сколько ты въ духовныхъ. Ха-ха-ха!

Всѣ были въ превосходномъ настроеніи. Фру Илэнъ предложила уговорить Хойбро присоединиться къ нимъ; но Хойбро, вѣроятно, уже слышалъ хлопанье откупориваемыхъ бутылокъ. Онъ собирался уйти изъ дому, и шляпа у него была уже надѣта, когда фру Илэнъ вошла къ нему въ комнату.

— Онъ очень благодаренъ, но никакъ не можетъ, онъ приглашенъ въ городъ и вернется очень поздно…

Бондезенъ крикнулъ ему черезъ открытую дверь:

— Войдите, войдите! Я нисколько не обиженъ тѣмъ, что вы говорили противъ меня въ кружкѣ рабочихъ, я уважаю всякое честное убѣжденіе!

Хойбро усмѣхнулся и спустился по лѣстницѣ.

— Вотъ медвѣдь! — сказалъ Бондезенъ спокойно. — На любезность онъ отвѣчаетъ смѣхомъ.

Вдругъ кто-то позвонилъ. Илэнъ самъ пошелъ отворять. Онъ оставилъ дверь въ прихожую открытой; — это, по всей вѣроятности, почтальонъ. Пожалуйста!

Но это не былъ почтальонъ, — это былъ редакторъ Линге.

Илэнъ, удивленный, отступилъ назадъ. Линге улыбается и говоритъ, что у него къ нему маленькое дѣльце, онъ какъ разъ проходилъ мимо и вотъ зашелъ.