Зомбированный город - Сергей Самаров

— Вон там меня высадите… За той «Победой». Ни разу в жизни на таких машинах не катался. Хоть на старости лет попробую.

— Вас ждет? — спросил водитель.

— Меня.

— Осторожнее с этим журналистом, — сказал водитель, узнав, видимо, «Победу». — Он постоянно нос сует куда не следует. И очень бесцеремонный парень. У вас какие-то общие дела?

«Кэмри» остановилась там, где Страхов и просил. Но после вопроса водителя Игорь Илларионович выйти не спешил.

— А вы, простите, кто? — спросил он.

— Подполковник Нестеренко. Из управления ФСБ по Москве, — представился водитель.

Видимо, Арсен Эмильевич прочно завяз в связях с ФСБ. Но это личное дело профессора Торсисяна, и вмешиваться в эту ситуацию Страхов не имел желания.

— Да. У нас общие дела, — сказал Игорь Илларионович без стеснения. — Моя дочь собирается за него замуж.

— На мой взгляд — не лучший выбор, — Нестеренко был авторитетен и категоричен и, кажется, считал, что его советы должны давать информацию к действию.

— На мой взгляд — тоже, но право выбора принадлежит не мне, а дочери. Спасибо, что подвезли. До свидания.

Он вышел из машины, открыл тяжелую дверцу «Победы», увидел за рулем Бориса и сел как раз в тот момент, когда «Тойота Кэмри» обогнала их…

— Привет, молодой человек!

— Здравствуйте.

— Вижу, Алина тебе не дозвонилась. Она хотела с нами поехать, но ключи от квартиры не может найти. Не звонила?

— Нет. Но ей, наверное, с нами лучше и не ездить. Не женское это дело. А вообще я к ней недавно заезжал. Она ничего не сказала. Не просилась…

Ехать пришлось долго. Впечатление было такое, что едешь в танке, а не в автомобиле. Может быть, это впечатление создавалось за счет малого остекления, может быть, из-за тяжести самой машины, которая ощущалась даже пассажиром, может быть, из-за тяжелого гула двигателя и из-за невысокой скорости.

— На каком бензине ездит? — поинтересовался профессор со знанием дела, хотя сам ездил очень плохо и в свой «жигуленок» садился лишь изредка. В последний раз ездил, когда еще жена была жива. Потом в машине что-то затрещало, требовался ремонт, а до него все руки не доходили. Не те были у профессора руки, чтобы ими машину ремонтировать.

— Родной у нее «шестьдесят шестой», но такой сейчас не найдешь. Приходится «девяносто вторым» пользоваться. Ничего, не останавливается… Только аппетит повышается. Но это в городских пробках. По трассе так вообще меньше стандарта «ест».

— А максимальная скорость у нее какая?

— По паспортным данным сто пять. Я сколько ни пробовал, больше семидесяти не разгоняется. Пенсионный возраст не позволяет. Но все равно приятно на такой машине прокатиться. Едешь по Москве, все обгоняют и оборачиваются. Машина пятьдесят шестого года выпуска. Я тогда еще не родился. И отец с матерью еще друг друга не знали.

— Но в то время эта машина была с большой буквы, — сказал профессор. — Я сам тогда еще только родился. Но что через несколько лет было, помню. Машин на улицах мало. На нашей улице только один священник на такой проезжал. До церкви и обратно. А мы всегда на дороге в футбол играли. А зимой в хоккей.

С наступлением темноты то ли улицы стали казаться меньше, то ли машин в городе прибавилось и ехать было тесно. По пути дважды встречались небольшие аварии. Но Борис ехал аккуратно, машину берег, да и она сама себя берегла, не позволяя разогнаться. Хотя и разгоняться-то негде. Автомобили двигались сплошным медленным потоком.

— Вы когда о гибели Игоря Владимировича узнали? — спросил Страхов.

— Мы с Алисой проводили его до подъезда и ушли. До вокзала, он сказал, сам доберется. Электрички, говорил, часто ходят. А меня что-то дернуло с утра ему позвонить. Звоню, сотовый не отвечает. А домашний постоянно занят. Если занят, думаю, дома он. И поехал. Приезжаю, звоню в дверь, звоню, все без толку. А потом старушка из соседней квартиры вышла. Не из той, где этот… Прапорщик с топором… А с другой стороны, она и сказала…

— Так он прапорщик? Убийца…

— Да, бывший. Даже, кажется, старший прапорщик. Раньше в ФСБ служил. Я видел его однажды. Спокойный такой, невозмутимый белобрысый парень, небольшого роста. И не подумаешь… Что с ним такое происходило в эти моменты?..

— Происходило в эти моменты? — с нажимом произнес профессор. — Значит, бывало с ним такое? Прежде — бывало? Агрессивность или еще что-то…

— Три недели назад в их подъезде, только двумя этажами выше, молодую женщину-журналистку убили. Так же, топором. Тогда все на кавказцев валили. Она против них сильно в газете выступала. Думали, что отомстили. По всем последним ее материалам проверку проводили. Много чего накопали, и попутно при этом несколько преступлений раскрыли. А это — осталось «висяком». Найти ничего не смогли. Кого подозревали, у всех алиби стопроцентное.

— А ты, Борис, откуда все это знаешь?

— У меня профессия такая — все знать.

— А если серьезно.

— У нашей газеты в местном отделении полиции источник есть.

— С питьевой водой? — пошутил профессор. — Или с водой из тазика, где ноги моют?

— Так на нашем профессиональном сленге информаторов зовут. Я сегодня с ним созванивался. Ну вот, мы приехали…

Борис включил сигнал поворота и хотел заехать во двор, но из двора, из темной арки, мигнула фарами, выезжая, другая машина. Пришлось остановиться. Игорю Илларионовичу показалось, что из двора выехала та самая «Тойота Кэмри», что подвозила его до места встречи с Борисом. Но он тогда на номер не посмотрел. Однако машина была такого же черного цвета «металлик». Впрочем, мало ли в большой Москве подобных машин…

Игорь Илларионович был всего лишь психотерапевтом, доктором медицинских наук, ученым-теоретиком и одновременно экспериментатором. Но он не был экстрасенсом, способным чувствовать то, что не дано чувствовать другим. Тем не менее он остановился перед дверью подъезда, стремясь вслушаться в местную атмосферу и хоть что-то из происходящего понять. Один знакомый, крупный специалист по экстрасенсорике, утверждал, что любой человек может обучиться этому, хотя и в разной степени, как любой человек может научиться играть на пианино, но не каждый станет виртуозом. Однако Страхов не учился экстрасенсорике за недостатком времени, а от природы организм профессора не обладал той же чуткостью, какой обладали создаваемые институтом приборы. В последние годы в международных научных кругах часто говорили о том, что уже назрела необходимость в создании боевого человекоподобного робота, и это не было фантастикой, как знал Страхов. А уж о роботах-экстрасенсах и говорить нечего. То, чем занимались в своих смежных лабораториях Страхов и Торсисян, как раз и являлось экстрасенсорикой, только не ручной, а машинной. Как в магазине, бывает, продают пельмени ручной лепки, а бывает, и машинной. Но разница там ощущается в пользу ручного метода, а в работе лабораторий все наоборот. Там, где может ошибиться экстрасенс, чуткая машина не ошибется. Она снимет только нужный импульс с человеческого мозга. Хотя в сравнении с экстрасенсами возможности машины ограничены. Экстрасенс может почувствовать ситуацию, поскольку он работает на уровне торсионных полей[15], а машина может уловить только импульсы-сигналы человеческого мозга. То есть практически сиюминутные или образовавшиеся совсем недавно сигналы. Вот, например, ощутить перед дверью, что в этом подъезде совершено за короткий промежуток времени два убийства, экстрасенс может, а машина — нет. Но способности экстрасенсов не развиваются такими темпами, как у машин. В самом начале своей работы Страхов и Торсисян пригласили для сотрудничества целую группу экстрасенсов. Но те же машины быстро показали, что две трети из них или простые шарлатаны, или люди, которые лишь мечтают стать экстрасенсами и сумели внушить себе, что у них что-то получается, хотя у них ничего не получалось. Экстрасенсов изучали, но их услугами не пользовались. Их услугами пользовались в разной степени другие службы и другие лаборатории.

А по поводу создания человекоподобных боевых роботов не так давно выступил курирующий военно-промышленный комплекс вице-премьер правительства. После этого выступления начальник первого отдела института[16] беседовал персонально со всеми руководителями лабораторий по очереди. Выяснял, откуда прошла утечка информации.

У всех на слуху была работа бывшего министра обороны Сердюкова, которого не ругает и не костерит разве что ленивый или глухонемой. Но под руководством Сердюкова и с его личной подачи долго и упорно в прессе обсуждались неудачи предприятий военно-промышленного комплекса, которые вместо создания нового современного танка занялись модернизацией старого танка «Т-90». Сам Сердюков поднимал вопрос о возможности закупки для вооружения Российской армии зарубежных танков. А потом оказалось, что уральские оружейники под тем же названием «Т-90», только с приставкой «С», выпустили совершенно новый танк, по своим боевым качествам превосходящий все зарубежные аналоги. И это при том, что на так называемую модернизацию старого танка после многочисленных критических выступлений министра обороны иностранные разведки вообще не обращали внимания. Дезинформация, прошедшая через министра обороны, подействовала хорошо, как и должна была подействовать.