Испытание огнем. Сгоравшие заживо - Одинцов Михаил Петрович

Прокладка маршрута на картах, уточнения по деталям разведывательного полета, расчеты и выяснение деталей совместного полета требовали времени и внимания. Мелочей тут не было. Когда вышли из палатки, уже рассветало. На восточной окраине аэродрома, над опушкой леса показалась красная горбушка солнечного диска. Роса на траве сразу ожила, заблестела и заиграла разноцветными красками. Матвею было жаль наступать сапогом на эту россыпь драгоценных камней. Но как иначе попадешь к самолетам? Под ногами бриллианты рассыпались в прах, оставляя мокроту и ярко-зеленый цвет своей жизни.

Техник самолета Иванов встретил экипаж обычным уставным докладом:

— Товарищ командир, самолет к боевому вылету готов! Подвешено четыреста килограммов. Пулеметы заряжены, фотоаппарат исправлен, кассета с пленкой установлена.

Поздоровавшись, Осипов представил нового штурмана:

— Лейтенант Червинов. Наш новый член экипажа. Носов назначен штурманом эскадрильи.

— Командир, сколько еще до вылета?

— Двадцать минут.

— Я принес две бутылки чая и два бутерброда с маслом. Попейте. Натощак лететь не особенно приятно.

— Спасибо, друг. Давай, только быстро.

Забота товарища, который спал, наверное, меньше, чем они, летающие, и все же не забыл, что они ушли за получением задачи голодными, была дорога и приятна Осипову. Доверительность, взаимная товарищеская привязанность за дни боев у них еще больше укрепились.

…Утренняя тишина была нарушена выстрелом из ракетницы от штабной палатки: пора запускать моторы.

Закончив пробу, подумал: «Хорошо, что у нас с Ивановым всегда все в порядке…» Показал технику, стоящему у крыла, большой палец.

Техник и механик нырнули под крыло и убрали из-под колес колодки.

— Штурман, выруливаем. Ты готов?

— Готов, командир.

…Два Су-2, сделав низко над землей правый разворот, легли курсом на юго-запад. Прошли около тридцати километров — и сверху поплыли облака. Солнечное разноцветье оттенков несущегося под крылом ландшафта сразу пропало. Земля стала спокойно-трехцветной: зеленое принадлежало лесам и перелескам, золотисто-желтое — хлебам, черно-коричневое — дорогам. Иногда в зеленом белели искорки украинских хат.

Пока нигде не было видно дыма, огня и пыли — фронт сюда еще не дошел.

Осипов все чаще посматривал вверх, на облака, и прикидывал их возможную высоту и плотность. Он уже был уверен, что они в этом полете будут ему помощниками, в них можно будет спрятаться, если будет трудно.

И тут он увидел впереди под облаками самолеты: группа появилась где-то на пределе видимости, быстро выросла до натуральных размеров и пропала сзади,

Осипов не успел предупредить штурмана, но рассмотрел, что это были немецкие бомбовозы — две девятки «юнкерсов».

— Ю-88, бомбить кого-то пошли.

— Видел, командир! Сволочи, уверены в себе. Идут на чужую территорию без сопровождения истребителей.

— Мы так летаем от бедности, а немцы от безнаказанности и наглости.

Впереди по курсу показалась река Случь, а за ней деревушка с крестом расходящихся в разные стороны дорог. Это пункт расхождения Осипова и Логинова в свои районы разведки. Самолет Логинова перешел с правой стороны строя на левую, потом качнул крылом и с отворотом влево пошел вверх.

Теперь каждый экипаж мог рассчитывать только на свои силы.

Осипов не торопился с набором высоты. Сначала решил выйти в свой район. Промелькнула река, за ней плотные перелески бело-зеленых берез, и впереди показалась пыль.

Штурман этого еще не видел, и поэтому Осипов сказал:

— Впереди пыль, готовься смотреть! Пойдем вверх, поближе к облакам.

Самолет взмыл с разворотом вверх.

А Осипова интересовало уже другое: что там сзади, за хвостом. Продолжая разворот, он посмотрел назад. Сзади самолетов врага не было. Но совсем близко к самолету тянулись всполохи разрывов снарядов. Трудно было понять: догоняют они или отстают от машины. Все же Осипов резко изменил сторону разворота, и все разрывы проскочили справа.

— Василий, что там внизу?

— Танки и машины. Две колонны. Давай курс 180 градусов, пойдем на юг. Вот под нами шоссе. Ровно — Корец тоже занято. Голову колонны отметил.

…Осипов развернул самолет на юг и пошел со снижением, чтобы самому было видно, что делается впереди. Да и скорость все увеличивалась.

Земля, как веснушками, была усыпана отдельными домиками и хуторками. В этой пестроте врага, если он не в колонне, найти очень трудно… Но вот впереди, вдоль железной дороги, опять появилась жирная черная змея танковой колонны, и по ней побежали огненные зайчики. Стреляли в лоб. Матвей опять положил машину в разворот и решил снова уходить вверх.

В это время по самолету дробно стукнуло снарядом или осколками. Запахло порохом.

Осипов снова сменил сторону разворота. И отметил про себя, что оборудование работает исправно.

…Впереди показался лес, а перед ним вдоль речушки по опушке — новая колонна врага. Лес был границей разведки. Развернувшись на север, Матвей пошел восточнее своего первого маршрута и решил больше не снижаться, а идти под облаками. Нужно было сбросить на врага бомбы…

— Штурман, готовься к бомбометанию. Надо заканчивать работу, а то нас отсюда немцы не выпустят. Наверно, сейчас придут истребители.

Впереди показалось шоссе. Правее оно упиралось в небольшой городок

По шоссе и параллельно ему в три ряда шли колонны. Чьи они?… Пока еще не было ясно. Но тут вверх от них пошли огненные нити, и сразу все определилось… Это тоже враги.

— Командир, вправо десять градусов. Буду прицеливаться и бросать бомбы. Держи высоту и скорость, какие есть.

Осипов, выполняя команды штурмана, одновременно осматривал воздух и ждал самого приятного для летчика слова: «Сбросил». Тогда он опять хозяин положения, у него будет союзник — маневр, который поможет уклониться от встречи со снарядом.

Вдруг огонь сразу прекратился. Осипов уже знал, что это не к добру. Где-то рядом истребители. Посмотрел беспокойно назад.

— Вася! Тебе долго там? В хвосте слева, километров пять, четверка «мессеров».

— Сейчас-сейчас. Градусов пять до сброса… Бросил.

Мотору полную мощность, и самолет с разворотом пошел вверх.

Немцы поняли, что разведчик сейчас от них уйдет, и начали стрелять с очень большой дистанции. Но это уже ничего не могло изменить. Белое молоко облачности скрыло от врага одинокий советский самолет.

Осипов летел в облаках. Они еще раз выручали экипаж, сохраняли жизнь людям и их машине. Осипов уже не отвлекался на рассматривание этого бело-серо-голубого моря, все внимание сосредоточил на приборах и убеждался, что в союзе с ними летчик может спокойно управлять самолетом. Время шло медленно, и минуты слепого полета казались неимоверно длинными…

— Червинов! Может, пора уже выходить из облаков вниз?

— Потерпи, командир, еще минуты три-пять. Раз справляешься с пилотированием, зачем торопиться. Теперь мы как полная чаша. Нас сейчас беречь надо. У нас данных о противнике полный мешок

Осипов и сам понимал, что торопиться с выходом не надо, но привычка видеть в полете землю, а также необычное напряжение полета по приборам заставляли его если и не выходить из облаков вниз к земле, то хотя бы поговорить об этом. Кроме того, в разговоре со штурманом была и своя хитрость: когда в наушниках был слышен спокойный голос Василия, Осипов еще раз убеждался, что все идет нормально, что он как летчик справляется со своими обязанностями.

…Наконец облачное море кончилось, и через несколько минут показался аэродром, но вид его был необычным: зеленое летное поле было изрыто черными оспинами воронок, на опушке леса что-то горело, а там, где стоянки были расположены вдоль пшеничного поля, догорали два самолета. Посадочного знака выложено не было.

Осипов вел машину в вираже, чтобы осмотреться и принять решение на посадку. Но на земле, едва завидев самолет, сразу выложили посадочное «т», только наискось от прежнего направления взлета и посадки, по наиболее широкой, целой между воронками полоске земли.