На скосе века - Наум Коржавин

В сибири

Дома и деревья слезятся,И речка в тумане черна,И просто нельзя догадаться,Что это апрель и весна.А вдоль берегов огороды,Дождями набухшая грязь…По правде, такая погодаМне по сердцу нынче как раз.Я думал, что век мой уж прожит,Что беды лишили огня…И рад я, что ветер тревожит,Что тучами давит меня.Шаги хоть по грязи, но быстры.Приятно идти и дышать…Иду. На свободу. На выстрел.На всё, что дерзнёт помешать.

Чумаки

Деревня под названьем Чумаки.Вокруг лежит Сибирская Россия.Какие с Украины мужики,Ища земли, зашли в края такие?Они прошли тяжёлый долгий путь.Им ноги жёг сухой песок и камень.И, чтобы вышутить свою судьбу,Они село назвали Чумаками.Стояло солнце очень высоко.Почти не грея… Только степь горела.А все дороги вольных чумаковЛежали там, где это солнце грело.Где не осталось больше ничего.Лишь только боль.Лишь только соль, пожалуй.А тут земля лежала без всего,На сотни вёрст вокруг земля лежала.Лежит земля — и вовсе нет людей.Лишь только коршун замер в смертном круге.Паши и сей! и заводи коней! —Непрочной хатой заслонясь от вьюги.

* * *

Идут, мычат коровы томно,А сбоку, высунув языкИ словно силясь что-то вспомнить,Стоит кастрированный бык.Так я, забыв про жажду славы,Что раньше жгла огнём мой дух,Смотрю на камни, лес и травы,На зеленя —       на всё вокруг.

Петух

Красноголовый. Белый.Как ему хорошо.Его, конечно, зарежут,Но срок ещё не пришёл.И он стоит и гордится.И что ему до того,Что на свете бывают птицы,Чья участь приятней его.Он так не умеет думать.Он водит цыплят и кур.Он деятельный и умный.Ему — фавор и амур.

Из ссылки. Другу

Пришёл бы сейчас ты и руку пожал.Но всё это глупость, мечта.Как будто я сам из себя убежал —Такая во мне пустота.Болит целый день у меня голова,А день равнодушно стоит.И чьи-то чужие твержу я слова,И мысли во мне — не мои…Как будто я спутал вражду и любовь,Добро и всесилие зла…И мутная чья-то, ленивая кровьПо жилам моим потекла…Привык я, что кровь, горяча и легка,Кружится по жилам моим.А к мыслям привык — как вода родника —Прозрачным и чистым таким.Я болен, а ты от меня убежалИ спрятал куда-то глаза.Пришёл бы сейчас ты и руку пожал,О правде бы мне рассказал.Я болен… Но ты всё равно не придёшь.И может, под тяжестью днейИ сам ты без правды, но как-то живёшь,И думать боишься о ней.

…Я буду работать, как черти в аду,Зубами от злости скрипя.Я буду работать. Я правду найду —Себе возвращу я себя.

Транссибирский экспресс

Поля пролетают, проносится лес,Идёт на Москву транссибирский экспресс.Быстрее сибирского плотного ветра,Всего от меня сорок пять километров.И может, в нём едет угрюмый майор,Который подвёл меня под приговор,Который открыл во мне залежи зла,Которых юстиция вскрыть не смогла.Вскрывала, вскрывала, не вскрыла — тогда,Чтоб всё было тихо — заслала сюда —Откуда до этого поезда-ветраПолзти на быках: сорок пять километров.А может, в нём едет московский поэт,Которому век вдохновения нет.Он ездил халтурить, и деньги в кармане,И нынче как бог он сидит в ресторанеИ слушает речи за водкой и чаем,И, слушая речи, он жизнь изучает, —Что скажет один и что скажет второй.Ему положительный нужен герой.А рядом директор сидит леспромхоза,Пропахший поэзией будничной прозы,Сознанием силы — своей и людей,И ясным понятьем величья идей.Здесь пилам не петь, топорам здесь — не крякать,И он совершенно не прочь покалякать.О разных вопросах, о бабах, — о том,Откуда мы шли и куда мы придём.Директор завода, где тыщи рабочих,С начальником главка сидит, озабочен.И хочет за рюмкою вымолить онДве тысячи тонн вместо тысячи тонн.

А Главка начальник прилежно внимает,Но хитрость лица говорит: понимаю.Директор смеётся, начальник смеётся,Теньтенькают рюмки, и поезд несётся.Геолог, который спешит с Колымы,Доволен, что август, а нету зимы.Искрой голубой до Москвы донесутсяВагоны, — и все по делам разойдутся,И только почерпнувший жизни поэтУ Кудринки в клубе закажет обед.Расспросит, кто нынче особо в ходуИ темы какие особо идут.Пройдёт полчаса или час, и во всём онСебя по привычке почувствует: дома,Слегка в оппозиции, а вообщеВполне безразличным к теченью вещей.И будет… А в общем-то, дела мне нету.До всяких исканий такого поэта.Но поезд несётся, и завидно мне,О поезде зная, сидеть в стороне.Да, завидно мне… Я рождён не калекой.Я сын середины двадцатого века,Привыкший к тому, что и скуку, и горестьВсегда побеждает огромная скорость.

* * *

Если ты вдруг откроешь,            что поэзия вся — химеры,Сочтёшь размышления — бредом,             и лишним — призванье своё,Пусть всё говорит об этом, —                но ты не давай тому веры.Это —    «эпоха реакции»,           а не прозренье твоё.

* * *

Не изойти любовью, а любить.Не наслаждаться жизнью — просто жить.Я не люблю безмерные слова,Все выдумки не стоят естества.

Любить нельзя сильнее, чем любить.А больше жизни — и не может быть.А смысл безмерных слов, пожалуй, в том,Чтоб скрыть бессилье в чём-нибудь простом.

Друзьям

Бог помочь вам, друзья мои.

Уже прошло два года,          два бесцельныхС тех пор, когда        за юность в первый разЯ Новый год встречал от вас отдельно,Хоть был всего квартала три от вас.Что для меня случайных три квартала!К тому ж метро, к тому ж троллейбус есть.Но между нами государство всталоИ в ключ замка свою вложило честь.Как вы теперь? А я всё ниже, ниже.Смотрю вокруг как истинный дурак.Смотрю вокруг — и ничего не вижу!Иль, не хотя сознаться, вижу мрак.Я не хочу делиться с вами ночью.Я день любил, люблю делиться им.Пусть тонкий свет вина ласкает очи,Пусть даль светла вам видится за ним…Бог помочь вам.        А здесь, у ночи в зеве,Накрытый стол, и всё ж со мною вы…Двенадцать бьёт!        В Москве всего лишь девять.Как я давно уж не видал Москвы.Довольно!      Встать!         Здесь тосковать не нужно!Мы пьём за жизнь!          За то, чтоб жить и жить!И пьём за дружбу!          Хоть бы только дружбуВо всех несчастьях жизни сохранить.

К моему двадцатипятилетию

Я жил. И всё не раз тонулоИ возникало вновь в душе.И вот мне двадцать пять минуло,И юность кончилась уже.

Мне неудач теперь, как прежде,Не встретить с лёгкой головой,Не жить весёлою надеждой,Как будто вечность предо мной.

То есть, что есть. А страсть и пылкостьСойдут, как полая вода…Стихи в уме, нелепость ссылкиИ неприкаянность всегда.

И пред непобеждённым бытомОдин, отставший от друзей,Стою, невзгодам всем открытый,Прикован к юности своей.

И чтоб прижиться хоть немного,Покуда спит моя заря,Мне надо вновь идти в дорогу.Сначала. Будто жил я зря.

Я не достиг любви и славы,Но пусть не лгут, что зря бродил.Я по пути стихи оставил,Найдут — увидят, как я жил.

Найдут, прочтут — тогда узнают,Как в этот век, где сталь и мгла,В груди жила душа живая,Искала, мучилась и жгла.

И если я без славы сгину,А все стихи в тюрьме сожгут, —Слова переживут кончину,Две-три строки переживут.

И в них, доставив эстафету,Уж не пугаясь ничего,Приду к грядущему поэту —Истоком стану для него.

* * *