Крутое пике. Америка и новый экономический порядок после глобального кризиса - Джозеф Стиглиц

Словом, американские финансовые рынки не смогли выполнить свои основные социальные функции по управлению рисками, распределению капитала и мобилизации сбережений таким образом, чтобы транзакци- онные издержки оставались низкими. Вместо этого они сами создавали риски, нерационально распределяли капитал и способствовали созданию чрезмерной задолженности, что приводило к высоким транзакционным издержкам. На пике этой деятельности, который пришелся на 2007 год, на раздутые финансовые рынки приходился 41% прибыли всего корпоративного сектора Одной из причин, по которым финансовая система так плохо выполнила свою работу по управлению рисками, была неправильная их оценка рынком. «Рынок» не только неправильно оценивал риск дефолтов по высокорискованным ипотечным кредитам, но и совершил еще более серьезную ошибку — доверял рейтинговым агентствам и инвестиционным банкам, когда те переупаковывали высокорискованные ипотечные бумаги и присваивали новым продуктам рейтинг высшего качества — ААА. Банки (и инвесторы банков) также сильно недооценивали риск, связанный с большим размером используемых банками кредитных плечей. Из‑за этого рискованные активы, при покупке которых люди могли потребовать существенно более высокую доходность, реализовывались лишь с небольшой премией за риск. В некоторых случаях очевидные неправильные оценки и недооценка рисков во многом объяснялись результатами, полученными на основе «умного» подхода: банки исходили из того, что, если возникнут проблемы, Федеральная резервная система и Министерство финансов придут им на помощь, и в этом они были правы.

Федеральная резервная система, возглавляемая сначала Аланом Гринспеном, а затем Беном Бернанке, и другие регулирующие органы в те годы стояли фактически в стороне и не вмешивались в развитие событий. Они не только заявляли, что не могут сказать, существует пузырь или нет, так как это возможно только после того, как он лопнет, но и утверждали, что даже если бы они были в состоянии определить наличие такого пузыря, то ничего не могли бы с этим поделать. Но оба этих заявления ошибочны. Регулирующие органы могли бы, например, настоять на введении более высоких первоначальных платежей при покупке домов или на установлении более высоких резервных обязательств при совершении сделок с акциями. Обе этих меры привели бы к охлаждению перегретых рынков. Но регуляторы решили не вмешиваться. Что еще хуже, Гринспен, может быть, даже усугубил ситуацию, когда позволил банкам принимать участие во все более рискованном кредитовании и убеждать людей переходить на ипотеку с плавающей процентной ставкой, то есть на вариант, при котором платежи могли (а так в конце концов и произошло) взрывообразно увеличиваться, из‑за чего даже семьи со средним уровнем дохода потеряли право выкупа своего заложенного имущества".

Те, кто выступает за дерегулирование — и продолжает это делать и сегодня, несмотря на очевидные его последствия, — утверждают, что затраты на регулирование превышают получаемые в результате выгоды. После возникновения понесенных в результате этого кризиса глобальных бюджетных и реальных расходов, величина которых уже достигла триллионов долларов, трудно понять, почему сторонники этого подхода все еще выступают за его сохранение. Они, однако, продолжают утверждать, что фактической ценой регулирования является удушение инноваций. Горькая истина заключается в том, что на американских финансовых рынках инновации осуществлялись так, чтобы обойти правила регулирующих органов и стандарты бухгалтерского учета и налогообложения. Участники рассматриваемых здесь рынков создали продукты, которые были настолько сложны, что одновременно способствовали и увеличению рисков, и повышению информационной асимметрии. Поэтому неудивительно, что в таких запутанных условиях невозможно проследить, удалось ли этим финансовым инновациям привести хотя бы к каким‑то темпам устойчивого экономического роста (если не говорить о скорости раздувания фондового пузыря). В то же время финансовые рынки не занимались инновациями таким образом, чтобы предлагаемые новшества помогали рядовым гражданам решать простую задачу — управлять рисками, связанными со взятыми ими ипотечными обязательствами. Более того, эти рынки на самом деле сопротивлялись внедрению инноваций, которые помогли бы людям и странам управлять другими серьезными рисками, с которыми они сталкиваются. Хорошие регулирующие правила могли бы перенаправить инновации так, чтобы они повысили эффективность нашей экономики и безопасность наших граждан.

Поэтому неудивительно, что финансовый сектор попытался переложить вину на других, что проявляется в его утверждениях о том, что произошедшее — это всего лишь «несчастный случай» (своего рода буря, которая бывает лишь раз в тысячу лет), но подобные заявления не были услышаны.

Люди, работающие в финансовом секторе, часто обвиняют ФРС в том, что она слишком долго удерживает процентные ставки на очень низком уровне. Эта очередная попытка переложения своей вины особенно показательна. Какая другая отрасль утверждала бы, что причина, по которой ее прибыли являются столь низкими, а результаты ее деятельности столь плохими, заключается в низких издержках при использовании исходных ресурсов (например, стали или рабочей силы)? Основным «исходным ресурсом» в банковской деятельности является стоимость ее фондов, но банкиры, как складывается впечатление, жалуются, что ФРС сделала деньги слишком дешевыми! Если бы недорогие денежные средства использовались правильно и если бы эти средства шли на поддержку инвестиций в новые технологии и расширение действующих предприятий, наша экономика была бы более конкурентоспособной и более динамичной.

Слабое регулирование без дешевых денег, может быть, и не привело бы к созданию пузыря. Но, что более важно, при хорошо функционирующей и хорошо регулируемой банковской системе дешевые деньги могли бы привести к буму, как это бывало в другие времена и в других странах. (Еще одним доказательством этого является тот факт, что, если бы рейтинговые агентства хорошо выполняли свою работу, пенсионным фондам и другим институтам продавалось бы меньше ипотечных продуктов, а размер пузыря, возможно, был бы значительно меньшим. Этот вывод, скорее всего, был бы верен даже тогда, когда рейтинговые агентства так же плохо делали бы свою работу, как это происходило на самом деле, но при этом сами инвесторы должным образом анализировали бы риски.) Словом, сложилась комбинация из нескольких видов сбоев, которая и привела к столь масштабному кризису.

Гринспен и другие специалисты, в свою очередь, попытались переложить вину за введение низких процентных ставок на страны Азии, а поток ликвидности объясняли избыточными сбережениями в этом регионе мира. Здесь мы в очередной раз имеем дело с извращенными толкованиями: возможность импортировать капитал на более выгодных условиях должна считаться не бременем, а преимуществом, благоприятной ситуацией. Но своими утверждениями ФРС фактически заявляла, и это следует отметить особо, что она в сущности больше не может контролировать процентные ставки в Америке. Разумеется, она может это делать, но ФРС предпочла сохранять низкие процентные ставки, отчасти по тем причинам, которые я уже назвал13.