Пыльные солнца Волны - Илья Музыка

…В Бянчмане, на выезде, висит рекламный плакат, издалека кажется, что изображены две женские груди, и подписано: «баян». Поближе оказалось, это реклама куриных яиц. За яйцами монголы совершают набеги в Кяхту, на российскую территорию. Птицу, кроме беркутов здесь не уважают, как и рыбу.

– Поехали на Сэлэнгэ, – звал меня с собой монгол. – Там ррыба есть. Ррыбба! Вы же её любите!

А вот как обстоят дела в зосчид дэлгур (таверна, кафуга, и т.д.) Для знатоков поправлюсь: дэлгур – магазин. Просто слово мне понравилось, а разницы мало. Берём меню.

– Бууз идэх?

– Угуй (нет).

– Мантуун бууз?

– Угуй.

– Ямар асуулт байх вэ цуйгван? Энэ юу вэ?

– Цуйгван.

– Цай. Одонгтэй хуурга. Хонины мах?

– За. 6500 тугрик.

Содержательная беседа, и познавательная. Особенно третий вопрос и ответ (к вопросу о нежелании монголов суетиться). Переводится это примерно так: «что за хрень такая – цуйван? Ответ: это цуйван!». Что непонятно, орос? (орос – русский).

Китаец бы тут из кожи вывернулся, лишь бы продать и получить деньги.

Ну хуурга тоже ничего, вкусная. Хуурга – это в переводе «второе блюдо». Одонгтэй (удунгтей – тут передать это невозможно) хуурга подразумевает мясо с яйцом. Ага. Яйцо в Монголии редкость, и хуурга только с мясом. Мясо с мясом, очень вкусно.

Мясо, мясо мясо…. Каждый день мясо. Мясом потом у меня руки ещё два дня в России воняли, ел-то в основном руками. А потом их вытираешь о голову. У кого голова жирнее лоснится, тот и богаче, он мясо может себе каждый день позволять кушать. Вот так.

Изучив древнюю фреску, выполненную, разумеется, на коже, я несколько офигел от простоты и точности подачи информации. Жизнь народа представлена по-дикому, без прикрас. Хан пирует после победы. Лошадь играет с собакой, и воин падает с неё от лопнувшей подпруги, над ним смеются нукеры. Одну лошадь ловят арканом. Другую тут же разделывают, снимая шкуру. Мать с обвисшими грудями бьёт сына за опрокинутый чайник. В медном котле варится алкогольное пойло – архи, и голые мужчины и женщины лакают его из трещины. Размножаются овцы. Жизнь.

Теперь пройдёмся по языковому барьеру. Как пишут в интернете, и сказал мне Клаус, русский язык знают люди постарше, кто помладше знают английский.

…Подъехав к недавно открытому кафе, поставил мотоцикл на боковую подставку и вразвалку пошёл к двери. Белый шлем, лимонный жилет, сапоги, на бедре сумка. Навстречу быстро выскочил монгол средних лет крепкого телосложения.

– Сан байна уу! А я думал, цагдаагийн газар яух (полиция приехала)! Та орос?

– За, орос. (Да, русский).

Мы разговорились.

– Знаешь, я русский ещё помню, я в Усолье-Сибирском учился. А сейчас, – монгол расстроено махнул рукой, – никто ничего не учит. Раньше и русский учили так себе, теперь вот английский ввели. Всё равно не учат. Жизнь – песок. У нас всё – песок. Счастье, деньги, любовь. Ничего не остаётся, всё уходит в песок. Жизнь!

– И твоя жена?

К монголу в этот момент прильнула миловидная монгольская женщина.

– И моя жена и я, все уйдём в песок.

– А что останется?

– Останется? Наверное любовь останется. Она должна остаться и осветить другого. Такая наша жизнь. Что кушать будешь? Чем бы тебя накормить? Пельмени будешь?

– Без разницы. Только не пельмени. Надоели.

– Давай цуйгван с мясом? Цай липтон нет, наш будешь? Русский его не любят.

– Буду.

Это к слову. Захожу в газар, сидят кучкой мощные монголы, что-то пьют-жрут. Рожи у всех такие, ну бандитские, что ли. Сразу на меня уставились, что нехарактерно для монголов. Обедать здесь уже расхотелось. Что-то вроде истины путешественника: «закупаться „дошираками“ и пивом в сельпо деревни „Красный Ленин“ под пристальными взглядами местных обитателей, которые, вполне возможно, нетрезвы и весьма не прочь докопаться до редкого в их краях персонажа, пожалуй тоже не стоит».

Один расплывается в щербатой улыбке, наверно рассчитывая блеснуть знанием английского.

– Do you speak English?

– Оf course.

Монгол, видать ожидая услышать более привычную фразу, сразу замолчал и уткнулся в стакан.

– What is there to eat, friends?

Тишина.

– Эй, я из России, та угуй англи хун! Что тут у вас поесть можно? Та орос.… Би орос….

Да какого хрена я им на трёх языках распинаюсь, надо валить. Не, не всех, а самому отсюда валить.

Тишина в ответ…. И мёртвые с косами стоят…. Брехня….

Вот, ради прикола отрывок из интернета, совпадает? «В любой дом вам откроют двери и примут с таким участием и искренней доброжелательностью, что в вашей душе поднимется сентиментальный трепет и глаза окажутся на мокром месте.

Путешественникам из России, как никому другому, оказываются особое радушие и гостеприимство. Невзирая на то, что вы не успели предупредить о своем приходе, вас встретят с неизменной теплотой, без смущения, как будто здесь целый день только и ждали, когда же вы придете. Без промедления вас тут же угостят для начала превосходным, особенным монгольским чаем с баурсаками. Баурсаки – это ломтики сладкого или соленого теста, обжаренные в масле, этот вид «дежурной» закуски всегда присутствует на столе. И уже через полчаса вы очередной раз удивитесь разнообразию и неисчерпаемому богатству монгольского стола». Прикольно читать! Аж самому в ту страну, да с баурсаками хочется! И «превосходный, особенный чай» попробовать.

В реальности дочка хозяина очередного газара, взрослая монголка лет двадцати, пытается обсчитать меня. Отнимая 7500 от 20000 на калькуляторе и прекрасно видя цифры, она упорно суёт мне то 9000 то 11000 тугриков. Я указываю ей на косяк, она горячо добавляет к сдаче то 200, то 500 тугриков и снова смотрит на меня. Что этот глупый орос привязался? Ну подумаешь, на штуку обсчитываю его, ну на две….

…На остановке в торговом месте, пока я смотрел карты, ко мне подрулил подросток на велосипеде. Неподалеку стояла гопка таких же, как он подростков. Среди молодёжи нынче сильны антикитайские настроения. Китайцев в Монголии не любят исторически. Я конечно не китаец, лицом немного не вышел, но стало неуютно.

– Hello! – начал он.

А. вот оно, юное поколение, которое знает английский. Я напрягся, быстро выуживая из памяти небогатый словарный запас английского, чтобы не посрамить русский флаг, и осторожно ответил:

– Hello!

– Money! – монгольчик вытянул руку ладошкой.

– My young friend you’re too young to ask for money. (Рано тебе ещё просить мани).

Парень вытаращил на меня глаза и быстро произнёс:

– What’s your name?

– No, what’s your name? – Я сделал ударение на слове «your».

Монгол похлопал глазами и снова выпалил:

– Money!

Я достал пачку сигарет «Птица Чингиза».

– Take one cigarette and go fuck, на хрен! – Последнее слово я сказал, конечно же, более жёстко и нецензурно, после чего завёл мотоцикл и уехал.

Монгольчик исчез, не взяв предложенной сигареты. Вот такое знание языков.

– Хужир, хужир, шара айраг! – бормотал занюханный монгол сжимая в руке пачку мятых тугриков. Я как раз остановился выпить айрага.

Монгол тут же подскочил ко мне и схватив за рукав, потащил в юрту, где хозяйничала полная молодуха. Она резко и быстро что-то ответила мужику, я не смог разобрать. Перед эти м он говорил о пиве и соли, что к чему? А, так он спонсора ищет или бабла догнаться. Не, не буду тут айраг пить, поехал-ка я отсюда. Монгол выскочил за мной и с готовностью встал у заднего сиденья, махая рукой вдаль. Ага, щас. Я ещё пьяных монголов без шлема да в чужой стране не возил на мотоцикле. Моего знания монгольского не хватит, чтобы объясняться с полицией. Монголы, если хотят, могут говорить скороговоркой, которую я не успеваю понимать.

– Ты чё, дцц? Иди к бесу…. Шот явна.

– Э, э, – снова затянул монгол, – шара айраг, хужир…, – неожиданно он вспомнил русский и вставил абсолютную нецензурщину, которой обозначают внезапное окончание мечт.

Я включил передачу и аккуратно тронулся, стараясь не упасть на песке.

– Блин, слушаю тебя, и всё жду, когда же тебе по морде дадут, – встрял в рассказ Клаус. – А ты всё «взял да уехал». Неинтересно даже.

Ну вот и до водки добрались…. Часов в пять вечера, когда солнце уже палило неслабо, я ехал по городу, мечтая о холодном пиве. Меня догнал очередной Примус, и водитель из окошка закричал, что он тоже байкер. Я воткнул первую, и мы поехали рядом разговаривая. Поскольку так ехать было неудобно, монгол вежливо поинтересовался, не хочу ли я выпить чашечку кофе? Я согласился, хотя пиво стояло перед глазами, да и не по-байкерски это – приглашать друг друга на «чашечку кофе». В кафе к нам присоединился фашист в полной форме офицера вермахта. Я уже перестал удивляться, как и положено жителям степей. Под кофе поговорили. Тот, который байкер, учился в своё время русскому на «пять», в результате это было примерно на «три», но мой ломаный и его ломаный язык вполне себе сошли на «шесть с плюсом». Фашист учился на «четыре», в итоге это дало «два», но тоже ничего. Оказалось форму он носит для удовольствия, а так он просто представитель монгольских шовинистов, борющихся за чистоту нации.