Тень берсерка - Валерий Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бойко посмотрел на меня так, словно я сидел не в кабинете руководителя фирмы, а в той самой комнате, где даже потолок обит войлоком.
— Ну а если согласятся, то подскажи им одну идею, — воодушевился я. — Как всегда, ненавязчиво. Чтобы они сами до нее дошли. В Южноморске эта группа примелькалась, люди стали узнавать артистов, им тетерь гораздо тяжелее прикалывать прохожих. А если снять несколько программ в провинции?
— Можно подумать, там телевизоров нет, — толково возразил Бойко. — Их и в деревнях видели. Не все программы, но некоторые — наверняка.
— Ну да, так я тебе и поверил, — позволяю себе не согласиться с дельным замечанием, — вот что они там смотрят вместо телевизора.
Не без удовольствия демонстрирую Бойко кукиш и добавляю:
— Причем в абсолютных потемках. Керосин нынче кусается. Игорек, ты привык к роскошной жизни, когда свет отключают всего на несколько часов в сутки. Зато в провинции его на несколько часов в сутки включают. Я тебя убедил?
Мне бы пришлось удивляться, если бы Бойко стал противиться такому чересчур логическому доводу, покоящемуся на хорошей денежной основе. За свой будущий гонорар Бойко уже готов утверждать: несколько часов электрификации в сутки — чересчур жирно для сельских регионов. Потому что к проклятому будущему нет возврата. Ведь не зря великий вождь высказался: «Коммунизм — это есть советская власть плюс электрификация всей страны». От пути в коммунизм наш паровоз постройки братьев Черепановых отклонился не потому, что советская власть всем по-прежнему заправляет. Капут электрификации страны как нельзя лучше доказывает — путей в прошлое не бывает, и мы опять идем верной дорогой. В другом направлении. Приветствую изо всех сил, и мне подобные — тоже. Мы без света не сидим, нам не то что электрификация всей страны, персональные генераторы — и те по карману.
— Дальше, Игорек. В провинции люди несколько иные, чем в городе, так что и юморок должен быть по-настоящему пуповым.
— Например? — Бойко не решился высказывать свою концепцию будущей передачи, а элементарно ждал, как всегда, ценных указаний руководства. Эх, давало бы руководство страны указания при ценах на труд, как в «Козероге», мы бы Америку точно перегнали, всяких азиатских тигров пинками загнали в страны третьего мира. А так приходится самим в этот мир вгрызаться, лишь бы в четвертый не улететь.
Я прикурил сигарету, немного подумал и ответил:
— Например, идет по улице патруль. Не милицейский, а военный. Во главе с каким-то обер-лейтенантом, все с головы до ног в «Шмайсерах»...
— А может, лучше гестапо? — осмыслил мой план Бойко, как и положено творческому работнику.
— Вполне допустимо, — легко соглашаюсь на гестапо, а вовсе не бьюсь в судорогах, что это никак не укладывается в концепцию спонсора. — Значит, идет по улице оберштурмфюрер... Только не говори мне о полиции! Я уже согласен. Можешь даже обер-лейтенанта разжаловать в ротвахмистра полиции. Главное, чтобы патруль был вооружен до зубов и приставал к прохожим с вопросами. Естественно, на любимом нашими зрителями наречии оккупантов: «Матка, где есть штаб?.. Цюрюк! Хальт! Ти есть русски партизан! Их бин комиссар... Зольдатен...».
— Не тужься, — улыбнулся Бойко, — ты уже почти весь лексикон перечислил. Я все понял. Другие приколы должны быть аналогичными? То есть, как я понял, все они в той или иной мере должны быть связаны с оружием.
— Не только. Пиротехника нас тоже устроит.
— Нас-то устроит. Но ты же знаешь, начнутся рассказы про творческий поиск, видение передачи, вдобавок с оружием будут ходить артисты.
— И пусть ходят. Что до творческих поисков, так спонсор для начала отстегивает пятьдесят штук. Только не вздумай их переполовинить.
Бойко аж подпрыгнул в кресле, как будто я обвинил его в измене родине по безналичному расчету.
— Успокойся, Игорь. Значит, так. Возле них будет крутиться представитель спонсора — это раз. Дальше. Творческая группа, само собой, без изменений, но вот ее обеспечение — костюмеры, осветители... там их наверняка всех вместе человек двадцать наберется. Из них пять-шесть, ну, скажем, гример...
— Не годится. У них — свой, — безапелляционно заявляет Игорь, словно он уже нанялся работать председателем профкома «Розыгрыша».
— Это хорошо. Только, подозреваю, у него много свободного времени. Наверняка, будь у нас настоящая зима, чтобы навыки не потерять, сейчас бы снежных баб гримировал, если бы он на морковку мог заработать. Ладно, пусть будет их гример. Но, повторяю, пять-шесть человек кого угодно, хоть третьего помощника второго осветителя...
— Понял. Киностудия попросит предоставить кое-кому работу, когда даст напрокат «Розыгрышу» форму и оружие. Это моя задача, — блеснул высокой производительностью интеллектуального труда Бойко.
— Нет, это твоя работа. Интересная и высокооплачиваемая, — не позволяю руководителю пресс-группы повышать самомнение за мой счет.
— Кто представитель спонсора? — немного напрягся Бойко.
— Не переживай, не Рябов. Но из его службы.
— Андрей, что ли?
— А чем тебе Воха не угодил? Он что, тоже жадный?
— Ты его глаза видел? — выпалил Игорь. — Это же не человек, а какой-то робот-костолом! Еще идеальнее для убийства, чем белая акула.
— Это оттого, что акула по суше не ползает. Но скажи, Игорек, разве может быть другим представитель щедрого в наши-то дни спонсора, который платит кэшем?
Бойко не принялся вздыхать от реалий жизни, тем более, что я открыл сейф.
— Пятьдесят тысяч, Игорь. И еще десять. Пять будем считать премией за предыдущую операцию, когда ты работал с Зажимконторой Рябовым, а пять — аванс твоему Босягину.
— Что он должен делать?
— Быть у меня сегодня к концу дня. Нет, Игорь, о недоверии речи нет. Ему предстоит очень деликатная командировка, о которой я не имею права распространяться.
— Никому? — попытался поддеть меня Бойко и достиг своей цели. Я вздохнул и вполне откровенно ответил:
— Естественно, кроме коммерческого директора фирмы.
Бойко аккуратнейшим образом пересчитал купюры, сложил их в свой «дипломат» и с присущим интеллигентному человеку достоинством оставил меня в ожидании Рябова.
Стоило слегка расслабиться, как о своем существовании принялся напоминать козлобородый бухгалтер, постоянно вооруженный кипой бумаг под мышкой и валидолом в нагрудном кармане. В кабинет ему пробиться не удалось благодаря бдительности Марины, с помощью телефона бухгалтер до меня не добрался, однако хитрый старикан решил проблему дешево и сердито, использовав сотовую связь.
— Мне надо срочно тебя видеть! — без предисловий пошел в наступление маг цифири.
— Извини, обращайся к Голубенко. Я в отпуске, — решительно прерываю возможную агрессию козлобородого специалиста, в сравнении с которым немецкий патруль на провинциальной улице может показаться Божьей благодатью.
Отключив связь, я бесцельно покрутил в руках телефон. Вместо того, чтобы спрятать его в боковом кармане пиджака, погружаю свою экстренную связь в недра необъятного, согласно последнему воплю моды, пальто, которым при желании можно накрыть целый патруль.
Насчет патруля — неплохая идея, подчеркивающая верность выбора натурных съемок. Ну где еще могут быть партизаны, кроме лесов? И как привычно для наших киностудий снимать боевые действия среди сохранившихся с тридцатых годов развалин храмов.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Мне захотелось спрятаться в персональной комнате отдыха, чтобы хотя бы десять минут полежать со смеженными веками, когда вызов селектора напомнил: Марина продолжает доблестно нести охрану вверенного ей тела.
— Переключаю, — доложила секретарша, и вместо ее мелодичного голоса послышались дребезжащие нотки в исполнении герра Туловского:
— Алле, ну что ты решил? — без всякой надежды в голосе спросил старик.
— То, о чем вы подумали. Ответ по-прежнему отрицательный.
— Так мне что, звонить Мизе?
«Можно подумать, ты ему уже не позвонил», — усмехнулся я, а вслух заметил:
— Неужели Германия в вашем лице собирается выплатить России контрибуцию, как и другим странам?
Трубка отозвалась короткими гудками. Эх, дедушка, и чего тебе неймется, пора бы поумнеть на старости лет. Ведь в прошлое невозможно вернуться, это я по себе знаю, а ты снова собираешься раздражать господина Скитальского.
Даже сегодня для меня смешно звучит словосочетание: господин Скитальский, ранее бывший трижды то товарищем, то гражданином. А ведь известнейший в свое время человек, не то что теперь, когда в Думе заседает, миллионные дела ведет. О его подвигах, помню, даже фильм сняли в суперпопулярном цикле «Следствие ведут знатоки».
Там один поганый профессор с донельзя холеной бородатой мордой настоящего советского человека из себя корчил, чуть ли не в членах парткома состоял, а на самом деле скрывал свою гнилую мелкобуржуазную сущность за правильными словами. Салон у него на дому был, картинами обвешанный. В нем рефлектирующая интеллигенция била баклуши за пустыми разговорами, вместо того чтобы ударным трудом создавать материальные ценности. Мало того, гнусный профессор раздобыл где-то печать фирмы Фаберже, подцепил молодого непризнанного гения-художника, принялся лепить на его работы самое известное со времен кровавого царизма клеймо и спекулировать во всю мощь, отпущенную ему природой.