Новые идеи в философии. Сборник номер 4 - Коллектив авторов

Непосредственно данным мы называем то, что непосредственно очевидно, как факт. Не следует удивляться тому, что относительно непосредственно данного можно спорить: ибо существование какой-нибудь вещи может быть вне всякого сомнения, а между тем описание ее ближайших подробностей все-таки может представлять затруднения. Так обстоит дело также относительно непосредственно-очевидных общих законов, логических аксиом. Описание непосредственно данного с исчерпывающей полнотой я считаю возможным только тогда, когда сюда причисляют: 1) явления, 2) функции и, наконец, 3) отношения между элементами каждого из этих родов и между элементами разных родов. Неполным описанием, несомненно, будет, например, такое, когда говорят, что «суждение» всегда состоит в простой наличности суммы явлений, правильно связанных между собою или находящихся в каких-либо других отношениях. Когда мы хотим описать, что мы внутренно узнаем в акте суждения, то при простом перечислении явлений (также и явлений второго порядка) и их взаимных отношений, всегда получается остаток, как бы полно мы ни старались это сделать. С арифметическими остатками его, конечно, сравнить нельзя, поскольку его нельзя получить отдельно от явлений. Мы находим, таким образом, теснейшим образом переплетенные с явлениями и соотносительные с ними функции. И мы находим также специфические и общие различия функций: расчленение, соединение, утверждение и отрицание, желание и отклонение – суть качественные различия в психическом состоянии, – в способе работы душевного организма.

В этом смысле со времени Локка и Лейбница (не говоря уже о более древних мыслителях) часто говорят о восприятии и наблюдении психических функций. В новейшее время такой точки зрения в Германии придерживались Зигварт, Лотце, Фр. Брентано и все, исходившие от него17; далее – Дильтей, Фолькельт, Б. Эрдманн, Т. Липпс18решительно стоят на этой точке зрения. Они не считают для себя убедительным возражение, что мы не можем видеть нашего видения, а, напротив, именно из этого обстоятельства делают вывод, что о нем мы узнаем путем иного направления сознания, чем о цветах. Они отрицают, что сознание видения сводится к возникающим одновременно с цветовыми ощущениями явлениям памяти, дающим нам образ органа зрения и т. п. Еще менее возможными они считают такие толкования относительно сознания процесса суждения или хотения. Они считают, что схватывают душевную жизнь и деятельность в самих себе, цвета же и звуки только как содержания актов восприятия, т. е. особого класса душевных функций. Содержание и акт по этому учению друг с другом связаны, как мы в дальнейшем подробнее опишем, но не сводимы одно к другому.

Многочисленные новейшие психологи, признающие различие по существу между ощущениями и только представлениями, также допускают, в этом пункте по крайней мере, данность функциональных различий. Ибо так как воспринимаемый зрением цвет отличается от только представленного не своим цветовым тоном, светлостью, интенсивностью или каким-нибудь другим признаком, относящимся к содержанию, то что же имеют в виду, когда говорят о различии по существу, качественном или специфическом, как не функциональное различие, различные способы психического отношения к одинаковым явлениям? А так как это различие причисляется к фактам сознания, то в этом пункте принимают, если я не ошибаюсь, функциональные различия, как непосредственно данные.

Необходимо подчеркнуть, что утверждение возможности восприятия психических функций, как таковых, не содержит в себе необходимо отрицания бессознательных психических функций. Так, третья из приведенных выше четырех точек зрения допускает, что интеллектуальные функции протекают бессознательно. Но и четвертая не исключает a priori, что бывают такие бессознательные состояния и деятельности, которые во всем равны воспринимаемым психическим деятельностям, но лишены признака сознательности. Относительно этого пункта мы ограничимся этими краткими замечаниями.

Мы не касаемся здесь также волюнтаризма и вопроса «о чувстве деятельности» и о понятии «я». Как бы мы ни отвечали на вопрос, представляет ли волевой акт основную функцию, и как бы ни истолковывали многозначное чувство деятельности, здесь речь идет только о сознании хотения и деятельности, а этот последний вопрос не зависит от того, какую позицию мы занимаем по отношение к первым. То же самое относится и к понятию «я». Сознание психических функций не есть тем самым сознание субстанции позади функций. Функциональная психология уживается с воззрением, что душа есть целое из функций и предрасположений; при этом, конечно, тело тоже рассматривается лишь как целое из физических процессов, свойств, сил, предрасположений – независимо от взгляда на отношения обоих комплексов друг к другу19. Если при этом полагают, что все же имеют основание к этому целому психических функций и предрасположений, которое мы называем душой, примыслить не данную нам постоянную, или же рассматривать ее, как хотя данную, но в отдельности незамечаемую часть этого целого, то все же она всегда лишь выводится путем умозаключения, а не дана непосредственно в указанном нами смысле. Что непосредственно очевидно, как факт, должно быть доступно восприятию20.

С проблемой свободы воли занимающий нас вопрос связан лишь постольку, поскольку феноменалистическая психология может понимать волевой акт только детерминистически (ибо иначе она должна была бы искать свободу в каких-нибудь бессознательно-психических актах). Напротив, представитель функциональной психологии не должен быть в качестве такового вместе с тем детерминистом. Если самое существенное в душевной жизни – функции, явления же – лишь их материал, то все же функции могут быть строго и законосообразно связаны с явлениями, друг с другом и со своими внесознательными или внепсихическими условиями. Признание функций, как факторов сознания, означает лишь признание некоторого числа переменных, которые помимо данных в самих явлениях (качества, интенсивности и т. д.), необходимы для описания непосредственного состава вещей и его изменений. Формулы, которые эти переменные дают, могут быть весьма различны, а также могут вообще не поддаваться количественным определениям. И все же положение, что при совершенно равных условиях должны наступить совершенно равные последствия, может и тут иметь силу; по крайней мере, введенное понятие психических функций само по себе не дает поводов для его отрицания.

Прибавлю еще вкратце, как я понимаю отношение непосредственно данного к понятию реальности; не потому, что это могло бы иметь положительное значение для дальнейшего изложения, а лишь для того, чтобы предупредить возможные недоразумения.

Совокупность непосредственно данного реальна, ибо она есть то, из чего мы вообще получаем понятие реального, чтобы затем лишь перенести его на другое21. Явления реальны, как содержания, к которым относятся функции, функции реальны, как функции, которые выполняются в явлениях, отношения – как отношения между явлениями или между функциями и т. д. Мы не можем говорить о «явлениях только» в таком смысле, как если бы они были, безотносительно к внешней действительности, совершенным ничто. Явления не принадлежать только к той действительности, к которой наивное мышление сначала их относит, а именно, к действительности, независимой от сознания22.

Но явления и функции не только реальны, каждое в своем роде и в своем положении относительно другого, но и образуют между собою реальное единство, ибо они даны в теснейшей связи друг с другом и в одном и том же неподдающемся определению сознании.

Мы хотим исследовать, можно ли определить психические функции посредством каких-либо предикатов из самого круга явлений и, наоборот, не является ли что-нибудь от психических функций имманентным явлениям, или же связанным с ними необходимой логической связью, и, далее, не изменяются ли отношения и функции, по крайней мере, в известных границах, независимо друг от друга.

Что функции неразложимы без остатка на явления, может, как мне кажется, служить для нас предпосылкой, после того, как все попытки в этом направлении со времени Гоббса оказались почти чудовищными натяжками. Такие попытки можно поставить рядом с приготовлением золота и исканием perpetuum mobile и даже еще гораздо ниже. Каждый опыт лишь вновь бросал свет на своеобразие каждой области сравнительно с другой. И даже тот, кто считает, что функции прямо не даны в сознании, по крайней мере, в этом пункте согласен с представителями функциональной психологии.

И это различие самое резкое из всех, какие нам известны. Ни один предикат мира явлений (разве только время) не относится к психическим функциям. Даже интенсивностью они обладают, во всяком случае, не в таком смысле, как звуки, запахи. Мы различаем в них особого рода признаки, как ясность восприятий, очевидность суждений, ступени общности понятий. Мы не должны на этом основании отрицать, что эмоциональные функции могут быть аналогичны силе чувственных впечатлений, но мы должны также помнить, что здесь речь идет именно об аналогии, а не об интенсивности в тожественном смысле слова23.