Воин мочика - Лин Гамильтон

Мы с Сэмом познакомились несколько лет назад. Я посещала занятия, которые он вел в Торонтском университете. Тогда он был директором музея, но позже решил, по собственному выражению, удариться в коммерцию и открыл галерею на Западной Куин-стрит. Его музей специализировался на восточных древностях, и, когда я начала делать закупки в той части мира, Сэм очень помог мне наладить деловые связи. А я взамен давала ему советы, как вести дела в магазине, так что мы поддерживали связь. Мне нравился Сэм — с ним всегда было весело, он обладал даром превосходного рассказчика. Пожалуй, визит к нему — лучший способ слегка взбодриться.

Я с превеликой осторожностью уселась за руль машины и поехала на Куин-стрит. Там я застала Сэма с его молоденькой помощницей.

— Привет! — поздоровалась я. — Спасибо за сочувствие. Я тут временно осталась не у дел, вот и решила проверить, не выкроишь ли ты время на чашечку кофе. Можешь ненадолго оторваться?

— От чего? — хмуро вопросил он, обводя рукой пустую галерею. — Видишь ли ты покупателей? Или хотя бы одного покупателя? И ради этого я бросил низкооплачиваемую, зато стабильную работу в музее? Куда пойдем?

Мы оставили в галерее его помощницу — он звал ее Дженни — и отправились в «Старбакс».[3]

— Насколько я поняла, ты намекаешь, что дела идут не очень-то бойко?

Он засмеялся.

— Да нет, ничего. Конечно, ни тебе славы, ни тебе богатства, но я всегда хотел работать сам на себя — вот и работаю. Мне ужасно жаль, что так вышло с твоим магазином. Ужас, просто ужас. Вы застрахованы?

Я кивнула.

— Это хорошо, — сказал он. — Дай мне знать, если понадобится моя помощь.

Я ответила благодарной улыбкой.

Мы еще немного поболтали, а потом мне вдруг пришло в голову, что он и впрямь может помочь мне кое-какой информацией.

— Тебе говорит что-нибудь имя А. Дж. Смиттсон? И Смиттсоновская галерея?

— Да. Ты и сама наверняка помнишь.

— Звучит как-то знакомо, но, убей бог, вспомнить не могу, — покачала я головой. — Так что расскажи. Я же по лицу вижу — у тебя в запасе имеется хорошая история.

— История-то и впрямь имеется, а вот «хорошей» я бы ее не назвал, — возразил Сэм. — Смиттсон, Антон Джеймс Смиттсон — друзья, к числу которых я не принадлежал, звали его просто Эй-Джи, — торговал произведениями искусства и держал галерею на Западной Кинг-стрит, в одном из перестроенных промышленных зданий старой части города. А сам жил в роскошной квартире над галереей.

Дела у него шли очень успешно — мне, как я начинаю понимать, такого успеха в жизни не видать. Он устраивал всякие экстравагантные выставки. Я несколько раз бывал на открытиях. Этакие корпоративные вечеринки. Его галерея находилась всего в нескольких кварталах от моей. Шампанское, икра, устрицы — все самое лучшее. Но эти приемы в галерее ни в какое сравнение не шли с частными приемами, которые он давал у себя наверху. Я только раз удостоился приглашения, но это было незабываемо. Невообразимая роскошь. Всюду цветы, еда просто фантастическая, гости — сплошной блеск остроумия, кинозвезды, политики, все сливки общества.

У него было абсолютно все, что душа пожелает. Чудесный каменный домик за городом, зимняя резиденция в Сан-Мигель-де-Алленде. И безупречный вкус. Просто исключительный. Картины у него наверху висели — умереть можно. — Сэм на секунду умолк. — Прошу прощения, учитывая все произошедшее после, это не самое удачное выражение. Но в столовой у него висела пара Ротко,[4] за которые я бы руку дал себе отрубить.

К несчастью, у Смиттсона было несколько слабостей. Ну, во-первых, уж слишком, на мой взгляд, он преуспевал. Возможно, это и звучит из серии «зелен виноград», мою-то галерею никто слишком преуспевающей не назовет, но в нашем деле нужно очень разборчиво относиться к товару и не принимать краденого. А ведь, что греха таить, такое встречается сплошь да рядом, мы с тобой оба знаем. Ну например, когда ты покупаешь древности на Востоке, всегда надо удостовериться, что это не национальные сокровища и на них есть разрешение на вывоз.

Я кивнула, а Сэм продолжал.

— Конечно, тут нетрудно попасть впросак. Помнится, когда я пополнял музейную коллекцию, мне принесли совершенно исключительные серебряные украшения. Персия, тринадцатый век. Мне безумно хотелось приобрести их. Ты не хуже меня знаешь всю эту кухню. Канада — участница всевозможных соглашений ЮНЕСКО по правилам торговли предметами искусства, а также участвует в договорах с различными странами. Поэтому надо было удостовериться, что эти предметы покинули Персию или Иран еще до того, как Канада подписала соответствующие документы.

Я попросил у того, кто принес мне эти украшения, требуемые доказательства. Кстати, этот человек даже не требовал денег, что было крайне удачно, учитывая, что в наши дни у музеев практически нет собственных бюджетов и существуют они на пожертвования. Ему только нужно было скостить налог с оборота, что делается очень легко. И вот этот человек, который останется в рассказе безымянным, показал мне некие документы, из которых следовало, что украшения находились в Нью-Йорке уже в конце пятидесятых годов, а значит, мы могли безбоязненно принять их. Но мы-то с тобой знаем, что основной поток ценностей из Ирана хлынул после свержения шаха, когда множество древних богатых семейств уносили оттуда ноги, а заодно и фамильные сокровища. Я решил для очистки совести навести справки. И навел, о чем, наверное, буду жалеть до конца дней своих. Потому что выяснилось, что украшения эти вплоть до свержения шаха в 1979 году находились в Иране, а нью-йоркские документы — фальшивка. Конечно, я все равно мог бы принять поддельные свидетельства. Если бы история когда-нибудь всплыла на поверхность, что маловероятно, все решили бы, что я просто стал жертвой обмана. Но я не смог так поступить. Я знал, что принял правильное решение — но как же непросто было его принимать!

Рассказываю тебе это все лишь для того, чтобы ты поняла: у меня всегда складывалось впечатление, что Смиттсон бы на моем месте не стал наводить дополнительных справок. Вот и все, что могу сказать наверняка. Возможно, дело заходило и дальше и он вполне сознательно покупал нелегальные товары, но веских оснований утверждать это у меня нет. Когда я был у него на квартире, мне показалось, что иные из выставленных там древностей и украшений — очень, очень редких и ценных — едва ли имели право храниться в частной коллекции. Само собой, я бы не мог ничего доказать, даже и пытаться бы не стал. Живи и дай жить другим. Но всякий раз после этого вечера, когда я пожимал ему руку, мне казалось, будто я вымарался в грязи.

Такое вот длинное предисловие. А теперь и сама история, которую ты должна бы помнить. У Смиттсона были по крайней мере еще две слабости: кокаин и красивые юноши.

Он на несколько секунд замялся.

— Мы никогда не обсуждали эту тему, но, полагаю, ты заметила, что я гей.

— Конечно, — кивнула я.

— Так вот, Смиттсон обладал в сообществе геев вполне определенной репутацией. Как бы мне выразиться поделикатнее? Любил всякие грубые и рискованные штучки. В конце концов его и нашли, в буквальном смысле слова, со спущенными штанами. Полиция практически не разглашала подробностей, но, как я понял, кровавая вышла история. Согласно официальной версии, он ошибся с выбором партнера. А в крови у него обнаружили повышенное содержание кокаина, так что вторая версия гласила, что его убили в результате разборок среди наркодельцов.

— Ах, да! Теперь вспоминаю! — воскликнула я. — Газеты несколько дней только о том и шумели, но совершенно не помню, нашли ли в результате убийцу.

— Не нашли. У меня, разумеется, есть на этот счет своя версия. Вполне возможно, причиной всему и впрямь стали секс или наркотики. Но очень может быть, что и картины. Поскольку я и сам гей, то мне кажется, полиция просто ухватилась за вывод, какой ей больше нравился. Не то чтобы для него не было поводов. У Смиттсона и прежде случались неприятности из-за наркотиков — не продажи, а употребления, так что его не арестовывали, но протоколы сохранились. Однако у меня все равно сложилось впечатление, что элемент изначального предубеждения в этом деле был. Полиция рассуждала так: гей — значит, тут замешан либо секс, либо наркотики. Поэтому ничего другого и не искали. И вообще был во всем этом подтекст: мол, парень получил по заслугам.

— Интересно, а следователя звали не Льюисом? — саркастически полюбопытствовала я.

— Не знаю, — пожал плечами Сэм. — А почему ты спрашиваешь?

Я рассказала ему о сержанте Льюисе, его обрывистой манере изъясняться и туманных намеках.

— Меня больше всего тревожит не то, ЧТО он говорит, а то, КАК он это говорит. Считает Алекса в чем-то виновным, но прямо ничего не высказывает.

Сэм немного подумал и подался вперед — точь-в-точь, как я описывала Льюиса.