Порочные удовольствия - Меган Марч

Закутавшись в мягкий халат, висевший в ванной, я приоткрываю дверь, просовываю голову в щель и вижу мужчину, разгружающего тележку с блюдами и накрывающего на стол.

Воспоминание о том вечере, когда мы ели суши, снова всплывает у меня в голове. Судя по тому, как разворачиваются события сегодняшним вечером, я могу смело предположить, что мы не будем сидеть на столе, поедая наши стейки. Но, учитывая, как давно я не ела стейки, меня вполне устроит сидеть, как положено, за столом и наслаждаться едой. Я говорю себе, что я это заслужила. Если я на один вечер откажусь от диеты, которую соблюдаю, чтобы оставаться стройной и хорошо выглядеть на сцене, это не убьет меня.

Официант снимает крышки с блюд, открывает вино и предлагает обслуживать нас и далее, но Крейтон благодарит его и отсылает прочь. Я не покидаю свой пост у двери в спальню, пока не слышу, как закрывается входная дверь.

Когда я вхожу в гостиную, я обнаруживаю, что Крейтон разливает вино. Протест, готовый сорваться с моих губ, замирает, когда я вдыхаю дразнящий запах еды. Я знаю, что многие люди из моральных или других соображений отказываются от мяса, но я простая девушка из Кентукки, которая любит хороший стейк.

Крейтон выдвигает мой стул, и я опускаюсь на сиденье. Это что, его способ попытаться загладить свою вину? Если бы ему был нужен от меня только секс, он принял бы мое предложение. Так что, может быть, мне изобразить спокойствие и посмотреть, как все обернется?

Мне не хочется задумываться о стратегии, но рядом с Крейтоном я чувствую, что должна быть готова ко всему. Как насчет того, чтобы быть нормальной, Холли? Но что такое нормальное поведение в данной ситуации? И я решаю просто быть собой. Но только той, которая ведет себя прилично, а не бросает в голову мужчине свои сапоги.

– Пахнет удивительно.

– Я рад, что ты оценила.

Я улыбаюсь.

– Я, может быть, не стану даже жаловаться на то, что ты сделал заказ за меня, потому что ты повел себя, как настоящий ковбой. Но будь уверен, – говорю я, взяв в руки вилку и нож, – в первый же раз, когда ты закажешь паштет или икру и будешь ожидать, что я буду это есть и хвалить, ты лишишься привилегии заказывать мне еду быстрее, чем я вытаскиваю сорняк из бабушкиного огорода.

– Я запомню это.

Я бросаю быстрый взгляд на Крейтона, а потом начинаю разрезать филе. Поднеся кусочек мяса ко рту, я впиваюсь в него зубами и, начав жевать, не могу сдержать стон. Помимо того ужина у Джонни Юта это первый раз, когда я позволяю себе лишнее.

Проглотив первый кусок, я бормочу:

– Четырнадцать месяцев без красного мяса. Это настоящее преступление.

Крейтон удивленно смотрит на меня.

– И почему ты четырнадцать месяцев обходилась без красного мяса, если ты так явно любишь его?

Я поглощена этой роскошной трапезой и поэтому рассеянно говорю ему абсолютную правду.

– До конкурса я жила на бутербродах с арахисовым маслом и джемом и на японской лапше, потому что экономила каждый цент, чтобы оплатить счета за лечение бабушки. И все это время я говорила себе – не смей даже думать о мясе.

Крейтон берет бокал и делает маленький глоток.

– Тогда я рад, что оно у тебя сегодня есть. Расскажи мне…

Я прерываю его, потому что уверена, что он задал бы мне вопрос о моей бабушке. Я, конечно, сама заговорила о ней, но я не хочу продолжать этот разговор. Я уже обнажила свое тело этим вечером и не думаю, что смогу выдержать еще и душевный стриптиз.

– Только не говори об этом моему менеджеру или костюмерам. Они взовьются. Мне не разрешают поправляться. Наоборот, предполагается, что я скину еще десять фунтов перед вручением наград Академии кантри-музыки. Но я ненавижу физические упражнения, а теперь, снова попробовав стейк, я не уверена, как смогу вернуться к цыпленку с тушеными овощами.

Крейтон со стуком бросает вилку на тарелку.

– Это нелепо, черт возьми. Я запрещаю это.

На моем лице написано: «Что ты, черт возьми, только что сказал?»

– Э-э-э, прости, но ты не в том положении, чтобы запрещать мне что-либо, – говорю я, переставая быть «приличной Холли».

– Похудей хотя бы на фунт, и я позабочусь о том, чтобы это был последний фунт, который ты потеряешь.

Ну и ну, это звучит зловеще.

– И опять-таки ты не в том положении, чтобы говорить такое.

– Холли!

– Крейтон!

Мы оба погружаемся в упрямое молчание на несколько минут, и я снова обращаю свое внимание на мою тарелку. Он делает то же, и я надеюсь, что он собирается оставить эту тему. А потом я беру в рот еще один кусочек мяса, и все остальное перестает иметь значение.

Я почти заканчиваю ужин, когда звонит телефон Крейтона. Он вытаскивает его из кармана джинсов и извиняется:

– Я должен ответить.

Он выходит из комнаты, и я не слышу, что он говорит, за исключением отдельных обрывков, типа «этот ублюдок» и «мы никогда не согласимся на такое». И ни одна из этих фраз не указывает на то, что это приятный для него звонок.

Пока его нет, я приканчиваю стейк и салат, и в моей голове начинают звучать слова песни, которые стали складываться еще раньше этим вечером. И когда Крейтон возвращается, я сижу за письменным столом и поспешно заношу свои идеи в блокнот.

Его волосы взъерошены, словно он снова и снова запускал в них пальцы. Еще одно подтверждение того, что этот звонок был не из приятных.

Это тот момент, когда настоящая жена прекращает делать то, что делала, и спрашивает, что случилось. Я заканчиваю со словами песни и решаю попробовать вести себя, как настоящая жена.

– Что происходит?

Ну хорошо, я готова признать, что это не самое гениальное начало разговора, но я приглашаю его поделиться со мной и рассказать, что означали все эти проклятия.

– Ничего, о чем тебе нужно было бы беспокоиться.

И вот опять – разница между нашим браком и тем, в котором муж и жена на самом деле пытаются делиться друг с другом. И почему-то при этой мысли у меня внутри что-то ломается. Что именно, я отказываюсь анализировать.

– Не говори так. Милый, это ужасно. Я так хотела бы тебе помочь. – Мой сумасшедший, несвязный ответ заставляет Крейтона пристально посмотреть на меня. – Что? Я пытаюсь притвориться, что я та жена, с которой муж только что поделился своими