Кровь ворона - Александр Прозоров

— Класс! — вскинул большой палец Олег. Значения этого слова и жеста девушка знать не могла — но поняла, что ее хвалят, зарделась, подбежала, поцеловала гостя в губы и выскочила из бани. Середин усмехнулся: приятно всё-таки доставлять людям удовольствие! Поднялся, выпил принесенного чуть сладковатого сыта, пироги трогать не стал — не чувствовал пока голода.

Учитывая праздничные ожидания деревенских, Олег надел синюю шелковую рубаху, что была куплена в Белоозере уже так давно — и не вспомнить, опоясался саблей, собрав лишнюю ткань рубахи на спине в одну складку. После небольшого раздумья накинул на плечи не престижный, по местным меркам, бобровый налатник, а изрядно потертую косуху — неудобно всё-таки без карманов обходиться. В правом, как всегда, лежал тяжелый серебряный кистень с выведенной наверх петлей, в левом — кисет с оставшейся новгородской «чешуей». Пригладив волосы, ведун вышел во двор, где опять собралось изрядно соседей, присел на чурбачок на солнышке. И почти сразу услышал шепоток:

— Идут! Идут…

Середин встал, подобрался поближе. Любопытство, как говорится, не порок — особенно если делать ну совершенно нечего! За оградой показались неспешно топающие вдоль вала сваты, которые, словно преданные телохранители, окружали жениха. У ворот они остановились, поклонились па все четыре стороны, шагнули во двор и… И ведун ощутил, как примотанный к запястью крест отозвался на их приближение теплом.

— Может, заговоры какие охранные используют? — пробормотал он себе под нос, но поверить в подобное предположение не мог. Ведь сваты приехали уже в третий раз — и до сего освященный крестик никакой магии в гостях не отмечал. — Электрическая сила, что же это происходит?

— Здравствуй, хозяин, и пребудут долгими года твоей жизни, да наполнятся до краев твои амбары, и да будет твое пиво пенным, а стада — тучными, — поклонился один из сватов. — Прибыли мы на твой двор, дабы получить товар дорогой, товар сладкий, товар редкостный, да отвести к хранилищу прочному, в коем отныне он от чужих глаз храниться станет…

Слова были обычные — уважительные, витиеватые, как и полагалось для торжественного случая, доброжелательные. Вот только чересчур витиеватые для сватов, что прежде вели себя не так… старательно. И крест — крест пульсировал на запястье жаром, чуть не крича: «Здесь появилось нехристианское колдовство!».

— Ох, и высмеют меня, как последнего идиота… — пробормотал Середин.

Отступив назад, он за спинами наблюдающих за встречей деревенских быстрым шагом прошел к навесу, к своим вещам, подобрал щит, кинул его за спину. Петлю кистеня выпустил из кармана наружу, развязал узел кисета.

— Ох, не в свое ведь дело опять лезу…

У крыльца Севар уже ответил сватам столь же витиеватым приветствием, вывел за руку дочь, голову которой покрывал тонкий, почти прозрачный льняной платок, а плечи — подбитая лисой шуба. Сам шорник ради такого случая нарядился в высокую горлатную шапку и слегка потертый малиновый зипун с шелковыми шнурами. Как же иначе — впервые в дом к будущим родственникам собирается! И свое достоинство уронить нельзя, и невесту надобно лицом показать.

Ведун прокрался к воротам, приблизился к сватам, чувствуя, как крест наливается нестерпимым жаром, и громко спросил:

— А я могу жениху от себя подарок дорогой сделать?

— Подарок? — развернулись к нему не ожидавшие такого вопроса гости, и Олег, воспользовавшись кратким замешательством, схватил жениха за руку, повернул ее ладонью вверх и спешно прихлопнул своей.

— В-в-ва-а-а-а-у-у-у! — сорвался на звериный вопль гость, рванул конечность к себе. В воздухе пахнуло паленым, на землю упали две серебряные монетки.

— Что же ты драгоценный металл так не уважаешь? — усмехнулся Середин и перекинул щит из-за спины в руку.

— А-а-а! — Распахнув пасть с длинными клыками, жених ринулся вперед, но Олег, готовый к такому раскладу, рванул саблю из ножен лезвием вверх.

Стремительный клинок, молнией блеснув в воздухе, срубил ему кисть чуть выше запястья и макушку черепа. Ведун отскочил, покосившись на землю, и с облегчением перевел дух: никакой крови вокруг обрубка не растекалось. Значит — нежить!

— У-у-у! — кинулись к Олегу сваты справа и слева.

Навстречу одному Середин выставил щит, другого располосовал сталью, тут же упал на колено, рубанул саблей под нижним краем щита, снося чьи-то ноги. Нежить — она нежить и есть, убить ее почти невозможно. Но вот на кусочки раскромсать — запросто. Пусть все эти ступни, голени, руки, головы продолжают шевелиться, ползать, пытаются укусить толкнуть или щипнуть — но лучше сотня маленьких огрызков, чем один большой дракон.

Середин придавил пяткой ползущую пятерню, хорошенько растер и тут же отскочил, подперев щит плечом и эфесом сабли. Удар одновременно прыгнувших сватов оказался силен — но опрокинуть ведуна им не удалось. Олег из-за края щита опять рубанул нежить, снося с плеч голову с бельмами вместо глаз, пнул ногой щелкающий зубами сапог и, отступив еще на шаг, глянул по сторонам. Деревенские созерцали происходящее, отвесив челюсти, словно зрители в кинотеатре, — ничего не предпринимая и не сдвигаясь с места.

— Волхва зовите!!! — заорал Середин во всю глотку. — Волхва! Один я…

Щит содрогнулся от тяжелого пинка, заставив ведуна отступить еще на шаг, сбоку выросла темная фигура. Олег выбросил вперед клинок, легко погрузившийся едва ли не по самую рукоять, — нежить резко повернулась вокруг своей оси и довольно загоготала. Застрявшая в теле свата сабля вырвалась из рук своего хозяина, не причинив твари видимого вреда.

— Ты победил? — хмыкнул ведун, отступая еще на шаг и запуская руку в петлю кистеня. — Доволен?

Нежить зарычала, бросаясь вперед. Олег рванул кистень, резко крутанул и впечатал его в совсем близкий лоб.

— У-а-а-у!!! — Серебро не просто размозжило кости черепа — голова нежити зашипела, задымилась, опрокинулась за спину, увлекая за собой всё тело.

И в этот миг щит содрогнулся, ударил Олега в грудь, и не ожидавший нападения ведун откинулся на спину. Злое утробное мычание, длинные клыки у самого лица — Середин и сам не понял, как ему удалось так глубоко втянуть голову в плечи, чтобы нежить не смогла вцепиться в лицо. В следующий миг ведун поддернул под деревянный диск ноги, каким-то шестым чувством осознав, что им грозит опасность. Щит затрещал, прижимая Олега к земле с такой силой, словно сверху на него наехал тяжелый танк, и…

Тяжесть внезапно исчезла. Олег мгновенно вскочил, увидел, как кувыркается прочь одетая в косоворотку бесформенная тварь, а за ней, держа наизготовку оглобли, поспешают трое мужиков. Повернулся, кинулся вслед за другой нежитью, убегающей на четвереньках с вывернутой на спину головой, впечатал кистень в середину хребта. Послышался треск, шипение, глаза монстра вспучились, он кувыркнулся — Олег в прыжке дотянулся до рукояти сабли, одновременно выбрасывая вперед щит и дробя его окантовкой ребра гадкому порождению колдовства, рухнул в пыль двора, давя какие-то мелкие шевелящиеся куски, катнулся через правый бок, снова вскочил, выставив щит и помахивая саблей.

Вроде пока спокойно — одно из странных порождений оглоблями гоняют по двору мужики, не давая ни убежать, ни кинуться на кого из людей, другое ползает на руках, волоча обрубки ног, третье — бьется, переломанное в пыли. Четвертое лежит, недвижимое, неподалеку от ворот. Притворяется, наверно — но оно и безопаснее. Угрозы от него нет, и ладно.

Олег перехватил клинок зубами, сунул свисающий с запястья кистень в карман, снова сжал в ладони рукоять сабли:

— А где еще одна?

— А-а-а!!! — С навеса крыльца на него рухнула и близко не похожая на человека тварь — с вытянутой, похожей на крокодилью, мордой, под которой болтались на тонких ниточках человеческие глаза, с длинными шипами вместо кистей рук и перепончатыми ногами.

Ведун успел рубануть навстречу саблей, отсекая левое плечо, прикрыться щитом. В тот же миг древесина сухо треснула, толстый белый шип, пробив доску, впился Олегу чуть ниже ключицы. Настала очередь ему взвыть от страшной боли. Однако самообладания он не потерял и дернул щит вверх, заставляя тварь поднять верхнюю конечность — назвать это рукой язык не поворачивался, — и боковым ударом поперек брюха рассек тушку на две части. Ноги нежити отбежали на несколько шагов, потеряли равновесие и упали, продолжая молотить землю кончиками ступней, верхнюю половину Середин бросил сам — уж больно тяжелой оказалась. Она плюхнулась на спину и затрясла единственной конечностью, пытаясь стряхнуть щит.

— Не давайте им сближаться! — указал Середин на копошащиеся тут и там обрубки. — Срастись могут.

Некоторые из отрубленных ног, рук, кусков тел обзавелись когтями, глазами и пастями — но всё равно оставались слишком уродливыми и неуклюжими, чтобы причинить людям вред. Деревенские мужики на удивление хладнокровно пинали их сапогами, давили, растирали в пыль, в то время как бабы, непрерывно визжа, отсиживались, забравшись с ногами на лавки, перила крыльца, кадки с водой, а две девки ухитрились даже вскарабкаться на верх загородки, за которой хрипели серединские кони.