О Туле и Туляках с любовью. Рассказы Н.Ф. Андреева – патриарха тульского краеведения - Александр Лепехин

В.А. Жуковский

– Биографические ваши заметки были бы не лишними и в словарь писателей, сказал старик.

Мы продолжали:

– Лет пятнадцать тому назад, случай познакомил нас с покойным Н. П. Свечиным, нашим Тульским гражданином и помещиком. Это тот самый Свечин, автор нескольких комедий, имевших в свое время порядочный успех, который (не тем-то он будь помянут!) написал эпическую поэму под названием «Александроида». Пресловутая Александроида, младшая сестра несчастнейшей Петриады Грузинцова, которых, вероятно, никто и никогда не читал от доски до доски, по причине очень натуральной: на второй песни этих скучных, длинных поэм страдалец непременно засыпает. Коротко знавшие Н. П. Свечина, Веселаго, любезного, даже подчас остроумного, человека хорошо образованного, с эстетическим вкусом, до сих пор не решают задачи: как мог он написать такое странное, нелепое создание? Мы имели прощальные стихи Свечина под названием «К друзьям», написанные им по случаю отъезда его из Тулы в Москву, отколь он уже не возвращался. Они так прекрасны, что сам Шенье охотно признал бы их за свои стихи. Неизвестно, кто завладел его бумагами, оставшимися после его внезапной смерти; а что Свечин писал записки и читал их друзьям своим, это не подлежит ни какому сомнению… Жалко! Свечин был принят в лучшем обществе обеих наших столиц, и говорят, очерки его некоторых характеров сняты с натуры. Сверх того в его записках рассыпано было множество анекдотов, остроумия и забавных положений.

– У нас, в Туле, переведен с Французского роман Валтера Скотта «Маннеринг или Астролог» В. Б. Броневским, служившим тогда в здешнем кадетском корпусе инспектором. Кроме перевода, он в это же время издал «Письма морского офицера», Коробки. И. Якубович также долго жил в Туле, где начал мыслить и писать. Все его произведения иногда согреты чувствованием, но никогда чувством; из них брызжут громкие слова, но не глубокие мысли. Якубовича убил небольшой его талант, правда поэтический, но он не мог создать ни чего замечательного, а поэту хотелось выйти из колеи посредственности.

– Но вы, оба, как нарочно сговорились рассказывать о покойниках! подхватил Мардарий и прибавил, обращаясь к Тульскому старожилу. Нельзя ли, дедушка Аристарх, повести речь о живых литераторах? Это, я полагаю, немножко развеселит вас, а то вы что-то все задумываетесь.

– Изволь, друг мой, отвечал старик с редким простодушием. С чувством, которому нет названия, скажу вам, что общество дворян Тульской губернии с патриотическою гордостью указывает на знаменитое имя одного из своих членов, имя, глубоко врезавшееся в сердце каждого Русского. Я говорю о Василии Андреевиче Жуковском, первоклассном писателе нашего отечества, которого сочинения все знают наизусть. Но он наш, хотя и живет на берегу Невы, мы ни за какое благо мира не уступим его славного имени, украшающего список дворян Тульской губернии; мы готовы, как Греки за Гомера, оспаривать его у кого бы то ни было; мы наперед знаем, что благодарное потомство соорудит ему материальный памятник в одном из уездных городов нашей губернии, как соорудило оно Ломоносову. 1837 год останется памятным, незабвенным годом для знаменитого нашего писателя. В бытность наследника Престола в Туле, В. А. Жуковский, сопровождавший Царственного Путешественника, представлялся Его высочеству вместе с дворянами Белевского уезда, в котором он родился, и где имеет небольшое поместье. С очевидным удовольствием и приятною улыбкою подошел к нему цесаревич, и сказал поэту несколько приветливых слов, которые, вероятно, записаны им не в одних путевых его заметках. В Белеве ожидали его почести беспримерные. Поэту воздвигли триумфальные ворота среди бульвара, под которыми, при стечении многочисленной публики, Белевцы поднесли на серебреном блюде хлеб и соль именитому своему уроженцу. Ничего не могло быть лучше придумано этого приветствия. Обо всем об этом знают многие, но едва ли кому известно, что знаменитый наш поэт, ещё в детском возрасте, некоторое время воспитывался в доме Статского Советника Д.Г.Постникова в Туле; потом Василий Андреевич, обучаясь в дворянском училище, жил один на квартире, находящейся на углу Беляевой улицы, упирающуюся в площадь рядом с Экзарцицгаузом. Скромный домик, где он жил, сломали; на его месте построили новый, но с десяток сирени и акаций, колодец во дворе и полувековая высокая груша у ворот, в обхват толщиной, своевольно раскинувшая длинные свои ветки, поныне существуют. Они, они только остались немыми свидетелями поэтические его вдохновений! Разлука с родными, одиночество, совершенно уединённая жизнь. Всё это взятое вместе, не имело ли влияние на нравственное развитие В.А.Жуковского; другими словами, не заронили ли они в душу его наклонности к меланхолии, которою проникнуты почти все дивные художественные создания нашего поэта? Вы знаете ли что Греева элегия «Кладбище» переведена была им ещё в 1803 году: не оправдывает ли она моих догадок? Хозяйка домика, о котором я разумею, любит рассказывать, как в один ясный день позвали её к приехавшему к ней барину. «Это было в пятом часу утра, говорила она. Солнышко только что взошло, я молилась Богу, но поспешила выйти к тому, кто меня спрашивал, думая про себя: видно, сон-то мой сбывается: домишко наш сломают под манеж… Приехавший барин сам пожаловал ко мне в горницу. «Кто он?» опять думала я, едва окинув его глазами. Знать, какой-нибудь случайный чиновник, придворный, приближенный к Наследнику. И вот я оробела, оробела так, сударь, что и ноги у меня подкосились… Но когда он заговорил со мною ласково, приветливо, даже извинился, что потревожил меня, старуху, не вовремя, то конфуз мой, как рукой, сняло. Тут уже я осмотрела его без страха. Лицо у него доброе. Он расспрашивал меня о прежних хозяевах домика, которого давно нет. Я отвечала ему, что знала; он пожелал видеть наш садик, я повела его туда. «Не была ли здесь канава, а вон там не протекал ли маленький ручей?» спросил он меня, указывая на то место, где мы тогда стояли. «Канава была, но мы её закопали, а ручья не помню, – отвечала я. Потом осмелилась прибавить:

– Сосед наш рассказывает, что здесь в саду был небольшой прудок, около которого они в ребячестве игрывали». Собираясь выйти со двора, барин пожаловал мне ассигнацию, сказав:

«Возьмите эту безделку за беспокойство, которое я вам сделал». И он уехал. Вот тут он сидел, а там и здесь прохаживался», говорит эта словоохотливая старушка о знаменитом своём госте. Долго гулял Василий Андреевич по саду, вспоминал о былом, бросал продолжительные взгляды на ветвистую грушу, на акации, на сирень и оставил прежнее своё жилище в самом грустном расположении духа. Неужели поэт жалел о прошедшем, поэт, которому улыбаются ещё грации, о котором гремит слава и которого гений ввёл в царские чертоги?..

От милых Лир своих отторженный поэт,В чертоги Августа судьбой перенесенныйЖалел о вас, ручьи отчизны незабвенной!О древней хижине, где юность провождал….

– Живейшее воспоминание сохранили туляне и о С. Д. Нечаеве, занимавшем у нас одно из почтеннейших мест гражданских, продолжал старик. Это было в двадцатых годах. Он перевёл в Туле из Виланда «Пифагорейские жены». Если я не ошибаюсь, то это был первый опыт его примечательного труда. Поэтические его создания, о которых он теперь, вероятно, забыл, но мы их помним, печатались в разных журналах. Мы помним его стихи под названием «Время любить». Наша молодёжь знала их наизусть. Мы помним, что время, которое С.Д. прожил в Туле, принадлежит к самому поэтическому времени его жизни.

– Благодарность, как память сердца, обязывает меня упомянуть о А.Г.Глаголеве, получившем первоначальное воспитание в нашем городе. Он не забыл своей родины Тульской губернии. Сколько могу упомнить, произведения пера А.Г.Глаголева находятся во многих периодических изданиях. Он печатал их в «Трудах Общества любителей российской словесности» и в «Вестнике Европы». Первого он был действительным членом, во втором принимал участие как сотрудник. Что он не забыл своей родины, это доказывает учёная статья его под названием «Исторические сведения о Туле», помещённая в «Журнале Министерства внутренних дел» 1836 года. В другом сочинении видим, именно в «Записках Русского путешественника», А.Г.Глаголев говорит о жителях нашего города со всею откровенностью наблюдателя, который хорошо изучил нравы и обычаи тех граждан, между коими он долго жил. Много сказал правды о тулянах «Русский путешественник», и за это мы все скажем ему: благодарим, благодарим! Но важнейшее сочинение А.Г., без сомнения, есть «Умозрительные и опытные основания словесности», напечатанное ещё в 1834 году.

– Известно ли вам, продолжал старик, что «Бенгальский тигр» и «Досуги пустынника» принадлежат перу Е.Н.Воронцова – Вельяминова. Посвятил всего себя отечественной словесности, Е. Н. приготовил много собственно литературных и немало чисто учёных сочинении. Из прежних его переводов я знаю большую статью, напечатанную в «Вестнике Европы» под рубрикою «О египетских мумиях». Но огромное количество своих трудов он тщательно храпит в портфелях… К чему такая скромность анахорета? Писателям, слишком осторожным, не надобно забывать горестную истину, что в продолжение некоторого времени формы стареют, вкусы и слог изменяются, требования становятся взыскательнее, и то, что хорошо и даже прекрасно теперь, делается впоследствии вялым, скучным, бесполезным. Но что всего грустнее, добросовестные труды его могут утратиться, совсем погибнуть, как погибли, кажется, сочинения И.С.Покровского, о котором я вам говорил. Не менее прискорбна мысль, если по какому-нибудь непредвиденному обстоятельству этими трудами завладеет какой-нибудь литературный партизан, и выдаст чужое за своё. Разве таких бесстыдных, чёрных хищений не бывало? Может быть, у литературного партизана не достало бы ума написать одну страницу без двадцати всяческих ошибок, а о нём кричали, его хвалили, не подозревая своего забавного заблуждения. Время обнаруживает истину, и того шарлатана, который чванился чужим умом, стоял на высоком пьедестале литературной известности, неумолимое потомство накажет забвением; презрения для него много: презрение орудие современников. Да! Пора, пора подумать об этих вещах Е.Н. Не должно в землю зарывать таланта: талант дан от бога.