О Туле и Туляках с любовью. Рассказы Н.Ф. Андреева – патриарха тульского краеведения - Александр Лепехин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я даже и не подозревал таких мудрецов в нашем городе, заметил Мардарий, качаясь на кресле и перелистывая Тульские губернские ведомости.
Быстро взглянул на него Тульский сторожил и, кажется, подумал: молодой гладиатор ты намерен, по-видимому, вызвать меня на литературный бой; но на этот раз я, пожалуй, останусь с моими запоздалыми понятиями о вещах.
– Не спеши, друг мой, осуждать то, чего ты еще не видал, и, следовательно, не читал, отвечал старик, добродушно улыбаясь.
– Да и читать никогда не буду, если бы прожил два века с половиною, сказал вполголоса ветреник, посмотря в окно.
– И вы не потаите от нас имена этих трудолюбивых литераторов. Что они написали? Где хранятся их сочинения, и важны ли они для науки? спросили мы Тульского старожила.
– Кто они? Люди ученые и почтенные, заслуживши уважение тех, которые имеют на него право, произнес он с гордым достоинством. И. С. Покровский был одним из ученейших наставников здешней семинарии, и в тоже время одним из деятельнейших Тульских литераторов. Покровский воспитывался в Коломенской семинарии, потом обучался в Петербургской духовной академии, отколе прибыл в Тулу в 1799 году вместе с Преосвященным Мефодием, и занял кафедру Греческого и Латинского языков, которые знал превосходно. Уже в звании кафедрального протоиерея двадцать три года обучал он юношество Философии и богословия. Важнейшее сочинение его, известное мне, под названием: «Иерархия восточной и западной церкви», находящееся в рукописи, и состоящее в четырех больших томах, в лист, переписанное набело. Труд огромный и добросовестный. Он важен в отношении драгоценных фактов, собранных им из тысячи редких книг, изданных на иностранных языках. Многие смешивают эту «Иерархию» с «Древностями церковными», также находящимися в рукописи, при сочинении которых Покровский руководствовался известным творением Бентама, но такое мнение несправедливо, потому что эти два сочинения одного автора носят два различных названия. Сверх того «Иерархия восточной и западной церкви» в четырех, а «Древности церковные» в двух томах, следовательно, это не одно и то же. Я знаю, что у Покровского было еще «Собрание проповедей», говоренных в Тульском соборе. Там находилось и то примечательное «слово» Архимандрита Киприана, сказанное им Архиепископу Амвросию, когда он, простившись со своею Тульскою паствою, растроганный и в слезах, шел из собора, чтобы ехать к другой пастве, в Казань. Слово, о котором я вам говорю, проникнуто глубоким чувством и написано необыкновенно-увлекательным слогом. Ничего подобного я не знаю в этом роде. Мне не известно: куда девалась богатая библиотека и сочинения Покровского. Если верить слухам, молве, то они очень неутешительны. Говорят, что книги расхищены, а рукописи погибли….
– Другой Тульский писатель, оставивший нам свое сочинение, был директор здешней гимназии Ф. Г. Покровский. В 1823 году он напечатал «Дмитрий Иоаннович Донской, историческое повествование», потом написал «Историю Тульской губернии» в трех томах, находящуюся в рукописи. Она все-таки труд немаловажный. Это, если хотите, не история, а материалы для истории Тулы. Видно, что автор собирал факты с необыкновенным терпением, видно, что он хотел сделать все, что от него зависело; но статистические его известия уже утратили свое официальное достоинство – они устарели, потому что теперь многое изменилось, историческая часть хороша, но в ней часто заметно отсутствие критики, а такой недостаток отнимает у сочинения десять процентов. За то, по мнению моему, геогнозтические изыскания и топографические сведения никогда, не потеряют своей свежести. Особенно любопытно в первом томе довольно подробное описание, во-первых: окаменелостей найденных, по берегам реки Прони, Веневскаго уезда, в окрестностях села Гремячева; а во-вторых описание провалищей и подземелий близ села Дедилова. Одним словом: «Истории Тульской губернии», о которой я вам говорю, сочинение чрезвычайно замечательное, и тот, кто намерен писать историю нашей губернии, должен, во что бы то ни стало, приобрести полезный труд Ф. Г. Покровского.
– К этим ученым, уже окончившим земное свое поприще, надобно присоединить и штабс-лекаря Ф. М. Грамницкаго. Он известен публике как хороший переводчик медицинского сочинения Шпюрцгейма, а нам известен как ревностный Броунианист, производивший здесь практику слишком двадцать лет. Но прежде нежели познакомил он публику с Шпюрцгеймом, Грамницкий издал небольшую брошюру под названием: «О камфаре в сухом виде». Это был плод долговременных его практических опытов. Мне удавалось просматривать труды этого медика, находящиеся в рукописи. Вот оглавление одного «Анатомико-Физиологическое исследование организма человеческого тела и его жизненного процесса», сочинения Григория Прохаски, доктора анатомии и Физюлопи в Вене. Перевод с Латинского». К нему приложены несколько рисунков, тщательно сделанных. Грамницкий перевел с Французского известные историческая записки Марии Терезии Ламбаль. Сверх того он начал было писать собственные записки довольно отчетливо, но автобиограф остановился на сорок девятом листе, и не успел кончить своей исповеди. Редакция энциклопедического лексикона желала иметь некоторые сведения о Грамницком, и относилась к родственникам покойного, но желание ее не удовлетворено.
– И сочинения доктора Балка и штабс-лекаря Любека, производивших практику в Туле в последние года своей полезной жизни остались в забвении. Имя первого из них известно всякому, кто занимается медициною: оно знаменито, второго знал только ограниченный круг его пациентов, из которых многие уверяли меня, что у Нюбека остались рукописи, назначенные, кажется, к печати и состоящая в несколько десятков тетрадей, но какого содержания были произведения его – Бог знает. Добрый, честный Любек был чрезвычайно внимателен к своим больным, и до крайности скромен в отношении обширных своих сведений в медицине.
Тут собеседник наш умолк и потом задумался…. Желая поддержать разговор, по-видимому, начинавший истощаться, мы начали так:
Княгиня К.Р. Дашкова
– В 1807 году один шестнадцатилетний студент Московского Университета, юноша с признаками дарования, издавал в Москве журнал под названием «Весенний цветок». Это был родной брат наш, К. Ф. Андреев, родившийся 1 Ноября 1790 года в Туле и получивший первоначальное воспитание в здешнем училище. Беспристрастно смотрев на периодические книжки, им изданные, мы не можем похвалить редактора ни за направление журнала, неопределительность которого вредна ему, ни за выбор статей, которые могли нравиться только тогда, а не нынче. Этот цветок теперь завял, и листочки его едва ли у кого находятся. Он – библиографическая редкость…. Как бы то ни было, а «Весеннего цветка» разошлось более двух сот экземпляров. Он, или лучше сказать, его редактор, едва вышедший из детского возраста, обратил на себя особенное внимание статс-дамы княгини К. Р. Дашковой, жившей в Москве, на Никольской улице, в собственном доме, также Попечителя Московского Университета, М. Н. Муравьева. Они пожелали видеть брата нашего, так смело выступившего на скользкий и опасный путь писателя. Княгиня Дашкова присылала за ним свою парадную карету, запряженную в шесть лошадей. Можете вообразить восхищение шестнадцатилетнего студента-стихотворца, ехавшего в таком богатом экипаже к одной из знаменитейших женщин своего времени! Это был торжественный день в его несчастной жизни…. Когда он приехал к ней в дом, мецената его не было в комнатах. На вопрос «где княгиня?» служитель отвечал: «изволит прогуливаться по цветнику. Брат посмотрел в окно, и увидел высокую, стройную женщину лет шестидесяти, со смуглым, серьёзным, но благородным лицом, выражающим ум необыкновенный. Движения ее обнаруживали крепость сил телесных, осанка – непринужденность и даже некоторую приятность, а взгляды – какую-то гордость, смешанную с проницательностью. Одетая во вкусе того времени, она имела на голове своей круглую белую шляпу с большими полями, что впрочем придавало ей странный вид. Тихо шла она по извилистой дорожке, оканчивающейся почти у самой лестницы, ведущей в главный корпус здания. То была К. Р. Дашкова. Ее сопровождал Г. Р. Державин. Они о чем-то вели разговор. Четверти часа не прошло, как брата попросили к хозяйке дома. Юношу ввели в кабинет княгини, которая продолжала разговаривать с Державиным, бывшим у нее в гостях. Увидев брата, она встала, подошла к нему и отвечала на его торопливые, застенчивые два поклона, поклоном величественным и важным, напоминавшем этикет двора Екатерины Второй. Тут он поднес ей экземпляр своего «Весеннего цветка», переплетенный с атлас. Княгиня взяла книгу и сказала: «Благодарю». Потом она прибавила, посмотрев внимательно на брата: «Но вы так молоды, вы– дитя, а издаете журнал! Впрочем, упражнения ваши в Русской словесности заслуживают поощрения». Расспросивши брата о его родителях и о прочем, княгиня обратилась к Державину, стоявшему в это время у шкафа, и, подавая ему «Весенний цветок», говорила: «Гаврила Романович! это по вашей части: он стихотворец». Бессмертный поэт развернул книжку, прочитал несколько стихов и, взглянув на юного сочинителя, сказал: «Очень рад!» Но когда брат наш, откланявшись, хотел выйти из кабинета, княгиня Дашкова подарила ему «на книги» красивый шелковый кошелек, в котором находилось двадцать новеньких червонцев. В 1811 году брата произвели в кандидаты университета, в следующем году он вступил в ополчение и служил в конно-артиллерийской роте, командуемой храбрым майором А. И. Кучиным. Все литературные и чисто-ученые труды его сгорели в Московском пожаре вместе с его библиотекою. После он почти ни чего не писал, долго страдал изнурительною болезнью, и в 1836 году тихо скончался в селе Торхове.