Кто моя мама - Аделаида Котовщикова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Именно у Тони Галя стала понимать, что такое деньги.
Поселившись у Поликеевых, она вскоре спросила задумчиво:
— А кто вам столько всего дал?
— О чем ты, Галя? — спросила Калерия Дмитриевна.
И Павел Федотович смотрел с недоумением.
— Ну, все это… Диван. И стулья. Большое зеркало…
— Как так «дал»? — слегка раздражилась Калерия Дмитриевна. — Мы все это купили. На свои деньги.
— Купили? Где?
— В магазинах, конечно.
Павел Федотович стал объяснять Гале, что люди работают, за работу свою получают деньги, а потом на эти деньги покупают все, что надо: еду, одежду, мебель.
— Ну что за наивность! — пожала плечами Калерия Дмитриевна. — Бесхитростность, простодушие… это даже приятно. Но такое уж слишком!
— Чего ты удивляешься? — отозвался Павел Федотович. — В детском доме ведь все дают: ботинки, простыни… Откуда ей знать? Вот эта фарфоровая собачка, например, стоит тридцать рублей, — попытался он объяснить Гале.
— Как дорого! — ужаснулась Галя. — Ведь она такая маленькая.
— А за этот ковер мы заплатили полторы тысячи.
— Мало за такой большой, — серьезно заметила Галя.
Павел Федотович расхохотался.
Тоня и ее мама ничего Гале не объясняли. Но они при ней советовались, что купить, как истратить полученную зарплату, чтобы хватило до следующей получки. И Галя сама поняла, что заработанные рубли это — хлеб, и теплая шапочка Тоне, и яблоки, и школьные тетрадки…
Вскоре она удивила своих опекунов, вдруг заявив:
— Дядя Паша, вы с тетей Калей уж очень много денег на меня тратите, вдруг у вас не хватит до конца месяца?
— Прогресс! — изумился Павел Федотович. — Не беспокойся, маленькая, хватит.
Однажды Калерия Дмитриевна подозрительно спросила вернувшуюся с прогулки Галю:
— Где ты гуляла? На улице дождь, а у тебя пальто сухое.
Галя вспыхнула.
— Я под аркой стояла, где ворота…
В это время зазвонил телефон. Калерия Дмитриевна занялась разговором с приятельницей, и расспрашивать не стала, у нее было столько своих дел. Она жила своей жизнью, а Галя — своей. Тетя Каля приказывала, Галя подчинялась. Они приспособились друг к другу. И, может быть, так бы все и шло мирно и гладко, если бы не лилии.
Белые лилии
Сослуживец Павла Федотовича подарил Калерии Дмитриевне большой букет лилий. Он привез их с юга, где проводил отпуск. Лилии прилетели в Ленинград на самолете в продолговатом ящичке. Длинные стебли были засунуты в пробирки с водой, пробирки обложены сырым мохом, каждый цветок обернут тонкой папиросной бумагой. Так лилии упаковали в цветочном питомнике. Они прекрасно сохранились.
— Какая прелесть! — Тетя Каля была в восторге.
Лилии и правда были очень красивы. Белоснежные, причудливо изогнутые лепестки казались фарфоровыми. Вся комната стала нарядной от этого ослепительного букета.
Калерия Дмитриевна поставила лилии в свою любимую вазу из чешского хрусталя. Ваза красовалась на круглом тонконогом высоком столике. И так странно было видеть лилии на фоне окна: снаружи на подоконнике толстым слоем лежал снег.
Тетя Каля меняла воду в вазе, подсыпала туда немного сахарного песку и чуть-чуть аспирина. Прошла неделя, потом полторы недели, а лилии стояли все такие же свежие.
А потом наступил тот день… Сколько бы ни прожила Галя на свете, она никогда его не забудет.
Немножко Галя простудилась, и в школу ее не пустили. Часов в двенадцать дня тетя Каля уехала по своим делам. Перед уходом из дому она попросила Галю вымыть чайную посуду, не добавив всегдашнее: «Только, пожалуйста, осторожнее. Не разбей чего-нибудь!» И посмотрела она на Галю ласково. Галя подумала: «Все-таки тетя Каля хорошая. Просто уж такой характер у нее… совсем другой, чем у дяди Паши. Чем же она виновата? Может и сама не рада, что она не такая, как он…»
В этот раз тетя Каля так торопилась куда-то, что не успела заняться утренней приборкой. Чтобы сделать ей приятное, Галя по собственному почину осторожно смахнула воображаемую пыль с мебели, только не тронула безделушки на туалетном столике и на буфете. По столику, на котором стояла ваза с лилиями, она, чуть дыша, слегка провела тряпкой. Потом стала подметать щеткой пол.
Подметая возле окон, Галя посмотрела во двор.
Ребятишки играют. До чего смешные! Как неуклюжие медвежата! В зимних пальто руки поворачиваются плохо, торчат в стороны. На санках сидит Юрка, ему еще трех лет не исполнилось. А везет санки Катенька, она на будущий год в школу пойдет. Витьке второкласснику неймется. Весь снегом облеплен, на одной ноге конек, лезет к малышам, толкает санки сзади. Ой, да он хочет их отнять!
Галя бросила щетку и постучала пальцем по стеклу. Нет, не слышат. Тогда она влезла на подоконник, распахнула широкую форточку, высунулась:
— Витя! Зачем маленьких обижаешь?
Чистый, холодящий воздух потек в комнату. Запахло снегом, свежестью.
— Я не обижаю, — закричал Витька. — Они мои санки забрали!
Второй этаж невысоко, все слышно, как в комнате.
— Ну и пусть поиграют! Жалко тебе, что ли?
Юрка сполз с санок, топтался на снегу, задирая голову: откуда Галин голос слышится?
Витька дернул санки к себе. Они подтолкнули Юрку. Тот качнулся и опрокинулся лицом вниз. Секунда тишины — и малыш зашелся отчаянным ревом.
— Поднимите его скорей! Он стукнулся! — испуганно закричала Галя.
Витька подхватил Юрку под мышки, поставил на ноги. Галя вскрикнула: все лицо мальчика было залито кровью.
— Об конек мой стукнулся! — громогласно сообщил Витька. — У меня на коньке кровь.
— Ой! Да что же это? Надо водой кровь остановить. Не смей снегом! — закричала она, видя, что Витька уже загреб полную пригоршню снега. — Снег грязный! Не можете ничего!.. Витька, Витька! Тащите его сюда, ко мне!
Галя скорей-скорей спрыгнула с подоконника, опрометью кинулась в переднюю, отперла дверь. Витя волок ревущего Юрку. Катенька спешила за ними. Подхватив мальчика на руки, Галя сама внесла его в квартиру, положила навзничь на диван, схватила в ванной комнате первое попавшееся полотенце, намочила его под краном, прижала к Юркиной окровавленной щеке.
Витька и Катенька толкались в дверях.
— А можно нам? — нерешительно спросил Витька. — Тебя не заругают?
— Пальто снимите, ноги оботрите, там тряпка в передней. И ничего не трогайте!
Наспех отдав эти приказания, Галя открыла буфет, достала из вазочки шоколадную конфету и вложила ее в Юркин открытый рот. Крик прекратился, будто отрезали. Галя обмыла Юркины щеки.
Витя и Катя стояли у дивана, озирали столовую. Потом они осторожно двинулись вокруг стола, к буфету, к окнам.
— Собачка! Уточка! — Катенька радостно показывала пальцем на буфет.
Витьку фарфоровые безделушки не интересовали. Со всех сторон он разглядывал большой радиоприемник.
Галя склонилась над Юркой. Внезапно она услышала стук, звон. Быстро оглянулась… Нельзя было поверить глазам!
Хрустальные осколки мутно блестят в луже на полу. Валяются белые осыпавшиеся лепестки. Одна лилия раздавлена. Оторопевший, с вытаращенными от испуга глазами, Витька стоит на ней своим оттаявшим в комнате валенком.
Галя в ужасе смотрела на разметанные по полу лилии. «Надо подобрать, которые целые?..»
От громкого вопля Галя задрожала. Как в тумане она увидела в дверях высокую женщину в тети Калиной шубе. В первую секунду она не узнала свою приемную тетку: покрытое красными пятнами лицо женщины было некрасиво. Рукой в перчатке она провела по лбу, сбив на затылок меховую шапочку:
— Ты… Ты… Да как ты смела, дрянная девчонка!
Громко заплакала испуганная Катенька. Оглушительно заревел Юрка.
Двухголосый рев привел Галю в себя. Дрожащими руками она вытерла Юрке рот, обхватила его поперек туловища, потащила в переднюю. Витька и Катенька бросились за Галей. Калерия Дмитриевна брезгливо отступила, когда дети просунулись мимо нее.
Галя молча помогала ребятам одеться. Они торопились как на пожаре, оглядывались на дверь в столовую, от спешки не попадали руками в рукава.
Выпроводив ребят, Галя пошла в свою комнату и машинально села у стола.
Что теперь будет? Лилии, ваза… На диване, кажется, шоколад намазан… На полу наслежено…
В каком-то отупении, не смея шелохнуться, Галя просидела очень долго. В квартире стояла полная тишина. Стало смеркаться. Гале захотелось есть, потом пить. Но она продолжала сидеть неподвижно. Так она и задремала, склонив голову на сложенные руки.
Другого выхода нет
Галю разбудил громкий возбужденный разговор за стеной.
— Тряпки, цветы, стекляшки! — гремел голос Павла Федотовича. — Да пусть оно все провалится! Наплевать на это, понимаешь? Начхать, да и все!
Что-то проговорила Калерия Дмитриевна.