Париж - Виктор Гюго

2

Год 1866-й был годом столкновений народов, год 1867-й станет годом их дружеского свидания.

Свидания - это откровения. Там, где встреча, там договоренность, притяжение, соприкосновение, полезный и плодотворный контакт, пробуждение инициативы, средоточие сходящихся линий, выправление отклонившегося от цели, слияние противоречий в единстве; таковы огромные преимущества встреч. После них неизбежно наступает просветление. Указатель на перекрестке тропинок выводит заблудившегося из лесу, слияние рек подсказывает, где быть поселению, конъюнкция планет разъясняет астрономию. Что такое всемирная выставка? Это страны мира в гостях друг у друга. Они съезжаются побеседовать; обмениваются идеалами. Внешне - сопоставляются и сравниваются изделия, по существу же - это сличение утопий. Всякое изделие первоначально было химерой. Видите это пшеничное зерно? Для тех, кто питался желудями, оно казалось бессмыслицей.

У каждого народа есть свое представление о будущем, которое кажется другому чистейшей фантазией; если такие фантазии сплавить или наложить одна на другую, то перед пристальным взором мыслителя предстанет смутный и далекий образ действительности. Но то, что кажется миражем, суть явления. Так в призраке уже есть контуры живого существа, в идолопоклонстве - очертания истинного бога.

Тот, кто мечтает, предтеча того, кто мыслит. То, что предстоит осуществить,- это глыба, которую надо обтесать; первыми начинают ее обтесывать мечтатели. Эта начальная работа всегда кажется безрассудством. Первая фаза возможного - это невозможное. Какое количество безумия заключено в том, что уже является фактом. Сгустите все мечтания - и вы получите действительность. Величественная конденсация утопии подобна космической конденсации, когда газообразное делается жидким, а из жидкого твердым. В определенный момент утопия становится пригодной к обработке; вот тогда-то из рук философии она переходит в руки государственного мужа, ибо государственный муж - мастер, завершающий изделие. Нет ничего, что не начиналось бы с мечты. Возьмите факт, алгебраически самый положительный, проследите его из века в век, и в конечном счете вы натолкнетесь на пророка. Что за фантаст Дени Папен! Можно ли представить себе котел, преобразующий мир? И как умеет Академия наук время от времени образумливать всех этих изобретателей! Они всегда неправы сегодня и правы завтра. А ведь для множества химерических мечтаний "завтра" уже настало; в этом и состоит сегодня общественное богатство и всеобщее процветание. То, за что в прошлом веке вас поместили бы в Шарантон, в 1867 году занимает почетное место во Дворце международной выставки. Все отрасли промышленности наших дней - это вчерашние утопии. Пойдите посмотрите. Фотография, телеграф, аппарат Морзе, использовавший систему условных знаков, аппарат Юза, применивший обычный алфавит, аппарат Козелли, передающий в несколько минут за две тысячи лье то, что написано вами, трансатлантический кабель, артезианское бурение, которое будет применяться для добывания огня, как оно применялось для добывания воды, сверлильные машины, паровой двигатель на железных дорогах, в сельском хозяйстве, на кораблях, винт в океане в ожидании винта в атмосфере что же все это? Мечта, сконденсированная до того, что она становится реальностью. Недостижимое, ставшее повседневным. Так продолжайте же вы, педанты, отрицать, а вы, провидцы, идти вперед.

Встреча наций, подобная встрече 1867 года, это великий мирный договор. В ней замечательно то, что она подавляет как сама очевидность, что она повсюду и внезапно уничтожает препятствия и приводит в движение все в той или иной степени заторможенные шестерни божественного механизма цивилизации. Всемирная выставка в Париже, да еще в 1867 году, решительно, повсеместно и одновременно ломает и разбивает в щепы все палки, вставляемые в ее колеса. Мы говорим все, и мы не отказываемся ни от одного из мечтаний, заключенных в этом всеобъемлющем слове, в котором один только слог. Близок грядущий свет - в этом великая надежда всей нашей жизни. Скорей же, спешите зажечься от всепоглощающего пожара прогресса! Пусть, словно пряди волос на ветру, полыхают на груде вашего черного угля языки животворного пламени. Народы, живите.

3

Этому Дворцу выставки явно будет не хватать того, что придало бы ему еще более высокий смысл,- четырех колоссальных статуй, которые должны были бы стоять по углам; то были бы четыре воплощения идеального: Гомер, представляющий Грецию, Данте, представляющий Италию, Шекспир, представляющий Англию, Бетховен, представляющий Германию; а у входа - статуя пятого колосса: протягивающий руку ко всему человечеству Вольтер, олицетворяющий не гений Франции, а всемирный разум.

Что же до самой выставки 1867 года, того, как она осуществлена,- не нам об этом судить. Она - то, что она есть. Мы полагаем, что она великолепна; но с нас достаточно уже самой идеи. А какова идея и какой путь она прошла - об этом скажут цифры. В 1800 году на первой всемирной выставке было двести участников; в 1867 году - их сорок две тысячи двести семнадцать.

Всякая всемирная выставка как бы подводит итоги цивилизации. Это - своего рода личное засвидетельствование. Каждый народ предъявляет свой "послужной список". Итак, что же им сделано? Человечество приходит сюда познакомиться с самим собой. Выставка - это своеобразное nosce te ipsum34.

Париж распахивает свои двери. Народы стекаются сюда, притягиваемые этим гигантским магнитом. Сюда спешат все части света: Америка, Африка, Азия, Океания,- все они здесь, а вместе с ними и Высокая Порта и Небесная Империя, эти метафоры, являющиеся государствами, эти славные имена, за которыми скрывается варварство. Лишь бы понравиться вам, о афиняне! - таков был клич древности; лишь бы понравиться вам, о парижане! - таков клич современности. Каждый привозит образчик своего труда. И даже Китай, считавший себя Срединной страной, начинает в этом сомневаться и выходит за свои пределы. Он противопоставит свое творческое воображение нашему, своих изваянных чудовищ нашим поискам идеала красоты, а нашей скульптуре из мрамора и бронзы - свою как бы застывшую в корчах великолепную скульптуру из нефрита и слоновой кости, глубокое и трагическое искусство, где чудятся пытки. Япония приезжает со своим фарфором, Непал - с кашемировыми шалями, а караиб привозит кастет. Почему бы и не привезти его? Выставляете же вы ваши чудовищные пушки.

Заметим в скобках: смерть на выставку допущена. Она входит под видом пушки, но не входит под видом гильотины. В этом - своя щепетильность.

Был предложен очень хороший эшафот, но его отвергли.

Отметим эти причуды благопристойности. О стыдливости не спорят.

Как бы то ни было, кастеты и пушки окажутся в невыгодном положении. Орудия смерти являются здесь омрачающим пятном. Им стыдно - и это заметно. Выставка, апофеоз для всех прочих орудий, для них - позорный столб. Не будем на этом и останавливаться. Перед нами жизнь во всех ее разновидностях, и каждый народ показывает здесь свою жизнь. Миллионы рук, которые пожимают одна другую в великой руке Франции,- вот что такое выставка!

Как же постарели завоеватели! Где теперь континентальная блокада?

Подчеркнем особо эти столь знаменательные проявления демократизма! Как бы широко ни раскрылись двери для демонстрации прогресса, этого всегда будет мало. Нечего опасаться слова "слишком", перечисляя те вселяющие в нас надежду истины, которые ведут нас к согласию. Где единство, там единение. Каждый человек - это человек-Брат, человек Свободный, человек Равный.

Путь народов не зависит от пути правительств.

Решающий симптом. На всемирную выставку, повторим это еще раз, съезжается не только Европа, не только группа цивилизованных народов, не только Англия со своей позолоченной пирамидой шестидесяти футов высоты, показывающей количество добываемого в Австралии золота, Пруссия с ее храмом мира и гротом из каменной соли, Россия с ее древними византийскими изделиями из золота, Крым с его шерстью, Финляндия с ее льном, Швеция с ее сталью, Норвегия с ее мехами, Бельгия с ее кружевами, Канада с ее ценной древесиной, Нью-Йорк с его антрацитом, глыба которого весит восемь тысяч фунтов, Бразилия с ее энтомологическими и орнитологическими сокровищами, порожденными солнцем, кроме них съезжаются, сбегаются, спешат сюда древний фанатический Тибет, Колькар, Траванкур, Бхопал, Дрангудра, Пунвах, Чхаттарпур, Аттипур, Гундул, Ристлом; это джам из Норвангхура, низам из Хайдарабада, као из Руска, такур из Морви; это вся семья будущих наций, находящихся под гнетом азиатских деспотов магараджей, джагердаров, бегумш. Здесь есть все, вплоть до бочонка золотого песка, присланного из Бонни безобразным негритянским царьком, живущим во дворце, построенном из человеческих костей. Заметим мимоходом, эта деталь вызвала ужас: ведь наш Лувр выстроен из камней. Допустим, что это так.