Дэволюция - Денис Бушлатов

— Лоо-прошептал дед, — Ло-ора….Ло-ора…. — Он выгнулся дугой и тотчас же опал, снова выгнулся. Его била крупная дрожь, слюна беспрерывным потоком текла с подбородка.

— Вот! Это другое дело, — сменила гнев на милость девчушка. — Чудный лошак! Нооо! Па-аехали! — она подтянулась, плюхнулась прямо на живот деду, и принялась прыгать, елозить на нем, уносясь в те божественные дали, что подвластны лишь детям.

— Мы едем-едем-едем, — напевала она, — едем…в Америку! — особенно высоко подпрыгнула и снова уселась на деда. Тело старика ответило слабой дрожью. Он глубоко, утробно выдохнул и откинулся на спинку кресла. Лицо его застыло в гримасе, зубы ощерились, левый глаз, доселе осмысленный, разом потеряв свою голубизну, теперь смотрел в никуда.

— Дедууушка! Дед! Поскакали! Давай! Скачиииииии! — несколько раз подпрыгнув на резиновом теле, девочка недоуменно посмотрела на старика.

— М-м….-пробормотала она… — неловко свесила ноги и спрыгнула на землю. Тело дедушки свесилось на бок, изо рта синим обрубком свисал язык.

Склонив голову на бок, девочка внимательно посмотрела на деда, обошла кресло кругом. Нахмурила брови, сжала губки …и попятилась, сначала медленно, потом быстрей, быстрей ….обернулась и побежала в сторону дома.

Алеша

АШ НАЗГ ГИМБАТУЛ

АШ НАЗГ ГАРГАТУЛУК

Звонок раздался незадолго до полуночи. Анна вскинулась всем телом, потянулась боязливо к трубке, отдернула руку, но все же решилась… С тихим полустоном-полувздохом обхватила трубку рукою, рванула на себя, прижала к уху:

— Алло… — прошептала в гулкую тишину…

— Мне нужно поговорить с Алешей…

— Алло, кто это? — Анна вцепилась в трубку мертвой хваткой. Упоминание имени больно резануло по сердцу, — Кто это?

— Мне нужно поговорить с Алешей, — интонация осталась прежней. Голос был холодным, морозным и, в то же время, неестественно веселым.

— Алешенька в больнице, — ровно произнесла Анна, — Ему… очень плохо. Он в реанимации… Могу я узнать…

— Ах, как забавно! — с веселым удивлением произнес голос. И гудки.

Некоторое время, Анна тупо смотрела на трубку… Забавно… Забавно? Он действительно сказал — забавно??? Он сказал…

Позади нее залился полифонией новенький мобильный телефон сына. Она не помнила, когда в последний раз заряжала батарею, но судя по всему, не так давно. Или давно? Машинально потянувшись рукой она подняла черную трубку, резиновым пальцем нажала на кнопку, поднесла к уху.

— Алеша? Мне нужно поговорить с Алешей… — тот же голос, холодный, насмешливый.

— Кто это?

Связь прервалась, словно и не было ее…

Анна некоторое время сидела, вцепившись в трубку рукой, не понимая, что происходит. Ведь… это был взрослый, не так ли? Ее сыну звонил чужой… взрослый человек, незнакомец с холодным голосом… Быть может-преподаватель из школы? Хотя нет, чушь, звонок… скорее всего ошибка.

Она съежилась в мягком кресле, снова ощутив безмерное одиночество, пустоту окружающего ее мира. Чувство это пришло к ней пять дней тому, в то самое утро, когда простой визит к врачу обернулся кошмаром, и не отпускало ее ни на секунду.

Звонок раздался снова, злой, отрывистый как лай. Анна взглянула вниз, на крошечный мобильник в руке, даже потянула палец к кнопке и тут только сообразила, что звонил домашний телефон-большой, черный аппарат на тумбочке у дивана.

— Да?

— Анна Сергеевна? Это Марк…Марк Петрович, из больницы…

Сердце остановилось. По пустому голосу, мгновенно посеревшей квартире, по ледяному взгляду сыновьих глаз на фотографии, Анна поняла, что Алеша только что умер.

Следующие несколько дней пронеслись в болезненной кутерьме, в белесом тумане, словно кто укрыл мир простыней и забыл снять. Анна лишь изредка угадывала очертания событий, происходящих с нею и с ее участием, механически совершала определенные действия, с трудом воспринимая их смысл. Технически, она была в здравом уме, но суть происходящего оставалась от нее скрытой.

Алексей Крелов, восьми лет от роду, скончался от столбняка в 1-ой городской больнице 12-го Декабря 2004-го года. Смерть наступила в результате продолжительных судорог, приведших к параличу сердца и остановке дыхания. Агония тела продолжалась более 48 часов.

Лечащий врач, Марк Петрович Сонярский — отец троих детей, примерный семьянин, констатировал момент наступления смерти в 01 час 16 минут. Вскрытие, хотя и предусмотренное правилами, не производилось, всилу абсолютной неоспоримости диагноза. Статистика свидетельствует о том, что ежегодно около 300 000 человек умирают в результате столбнячной инфекции. Таким образом, в смерти Алеша обрел относительное бессмертие, присовокупив свою жизненную единицу к статистическому легиону. Тело мальчика оставалось в больнице еще на протяжении 6 часов, после чего было передано Анне Сергеевне Креловой, матери покойного.

Тело было передано… Доктор Сонярский, торжественно, с глубоким почтением передал мягкое, словно пластилиновое тело Алеши матери, снабдив ее надлежащими инструкциями по содержанию и уходу за сыном post mortem. Крелова поблагодарила сухо, исполненная ощущением невероятной важности момента.

Конечно же, все было не так.

Анна смутно, вязко передвигаясь в бесцветном пространстве, встретилась с Сонярским в его кабинете, краем уха услышала приговор, вяло кивнула в ответ на серые соболезнования, корявыми пальцами не отказалась от визитной карточки похоронного агентства. Сына ей не показали. Сонярский был любезен настолько, насколько позволяли правила больницы. Алешу оставили в больничном морге до прибытия агента. Словно, Алеша теперь принадлежал не ей, а больнице, моргу, гробовщикам, запаху фармальдегида и колючим глазам ламп дневного света. Словно и не было у нее сына.

В похоронное бюро, она, позвонила уже вернувшись домой, рано утром. В ответ на казеное «Добрый День», исполненное столь же казеной печали, почему то развеселившись, брякнула в трубку:

— Сын у меня….умер. Мой сын. — Назвала адрес и погрузилась в слепоту, в снежный ком своего горя.

Воистину, не в деньгах счастье. И все же-деньги, в той или иной степени, управляют этим миром, оказывая опосредованное влияние и на тот, другой мир. Анна никогда не задумывалась о том, что ей придется платить за смерть своего сына. Появившийся, как чертик из табакерки, агент, был предусмотрителен, в меру активен и политкорректен до тошноты. Под его умелым руководством Анна узнала значение таких немаловажных слов и выражений как «оформление медицинских справок и документов ЗАГСа».

(Сонярский всучил ей какую-то бумажку, но была ли она тем самым документом ЗАГСа?….что-жениться Алешка собрался-нет….рановато ему еще, рановато) «отпевание в церкви, на дому или на кладбище» (было в этой фразе что-то бесшабашно-разбойничье…, не подходящее серьезности момента)

«Транспортировка тел (останков) умерших (погибших)» (мы-умершие…или погибшие….и нас необходимо перевезти, поскольку в больнице никто Алешеньку держать не будет…ведь его уже выписали….;)

«Санитарная и косметическая обработка тела» (челюсть нужно подвязать, не забыть, и потом…потом)

Алешу будут обрабатывать. Потому, что умер он с сардонической улыбкой на лице, и хоронить его предпочтительно в закрытом гробу. Умер он в судорогах, словно рыба заглатывая воздух. Умер закатывая глаза и исходя пеной. Умер в луже собственных испражнений так, словно он совсем еще маленький и не может контролировать себя. И оставлять его в таком виде нельзя-непорядочно как-то. Алешу помоют, причешут, вправят застывшые лицевые мышцы, помадой подведут губы, румянами — щеки, приладят гелем ломкие волосы и он станет почти как настоящий, никто и не заметит, что не Алеша это вовсе, а каучуковая кукла, гутаперчивый мальчик-гни как хочешь…

«Бальзамирование» (печень твои и легкие твои и желудок твой и кишки твои положены будут в канопы — Имсет, Хапи, Дуамутеф, Квебесенуф…)

Нет, конечно же, печень и легкие трогать никто не будет. Остатки непереваренной пищи вызовут процесс разложения в кишечнике и желудке, но прежде, чем живот покойника распухнет, беременный смертью, тело уже похоронят. Скорее всего, ему сделают несколько «инъекций формалина в область открытых участков тела», разгладят складки, произведут «полоскание и тампонирование полости рта», возможно «консервацию естественных отверстий». Несложно обеспечить сохранность столь маленького тела на протяжении нескольких суток. «гробы, венки, цветы, транспорт» — Все входит в прейскурант. Анна поймала себя на мысли о том, что до смерти сына жизнь его отчасти состояла из столь же материальных вещей-носки, трусы, футболки, джинсы. Странная аналогия вызвала у нее короткий смешок, немало удививший агента. «сохранение и услуги морга» — Не более двух дней. Потом Алешу отвезут на кладбище, посредством «транспорта» и предадут земле, тем самым завершив список «риуальных услуг», захоронением тела. Бронь на кладбище у Анны была своя — грех не поделиться с сыном. Замороженно подписывая бумаги, отдавая права на сына чужим людям, Анна чувствовала, что и сама остывает, покрывается инеем смерти. Судьба тела Алеши была решена.