Билокси-блюз - Нил Саймон

…В час пятьдесят пять минут сержант Рили из взвода Бейкера зашел в сортир соседней казармы… Когда он включил свет, увидел непристойную картину… По закону военного времени это считается преступлением, карается военным трибуналом, грозит бесчестьем, увольнением из армии и пятью годами тюрьмы… Один из виновных солдат несет службу во взводе Бейкера. Его фамилия (смотрит в список) рядовой Джей Линдотром. Второй солдат стоял хм… к сержанту Рили спиной, и он выпрыгнул в окно с быстротой, достойной парашютиста. Сержант бросился за ним… Но у сержанта Рили в правой ноге пять фунтов шрапнели, и он не смог догнать виновного. Но он видел, как тот скрылся в нашей казарме, это было около двух часов ночи… Таковы факты, джентельмены… Я буду краток. Пусть виновный выйдет вперед и сознается в своем недостойном поступке. Таким образом, он спасет взвод — конечно, все это будет для него мучительно, болезненно, унизительно, по через это нужно пройти… (Никто не пошевельнулся.) Никто не сознается? Значит, я сам должен его найти?.. Удивительно, как много можно узнать, если смотреть человеку прямо в глаза. (Подходит к Виковскому, смотрит ему в глаза.)

(То же самое проделывает со всеми солдатами по очереди.) Не моргай; Сэлридж… Смотри мне прямо в глаза… Стой прямо, солдат. (Никто не дышит, никто не моргает.) Однако здесь есть пара глаз, и я не хотел бы сейчас быть на их месте… Утром мы проведем допрос рядового Линдотрома. И если он назовет имя того человека, с которым он в эту ночь общался, не исключена возможность, что рядовое Линдстрому, будет вынесен более мягкий приговор. Неприятная мысль для того джентльмена, глаза которого я упоминал выше… А пока отменяются все льготы, а также увольнительные на субботу и воскресенье… Мораль сей истории такова: уж если тебе очень приспичит, постарайся обойтись собственными средствами…

Развернувшись, ТУМИ уходит. Вздох облегчения.

Виковский. Как же нам быть со всей этой хреновиной?

Юджин. Заткнись ты, Виковский. Не надо об этом говорить.

Виковский. А тут и говорить нечего. И так всем понятно, кого он имел в виду. Ты ведь сам написал в своих мемуарах. Ведь написал же?

Юджин. Я так же написал, что ты животное. Выходит, что надо тебя оседлать и на тебе скакать? Хочешь, чтобы я показал дневник Туми? Пусть Эпштейн отбывает свои пять лет в тюрьме, а ты перейдешь в конюшни. Тебя это устраивает, жеребец?

Карни. Да кончайте вы оба! Это не наше дело. Это дело начальства — пусть оно и разбирается.

Сэл. Как так — не наше дело? Ведь отменяются все увольнительные!.. Не наше дело!

Хеннеси. Карни прав. Начальство пусть разбирается.

Юджин (Арнольду). Арнольд, прости меня. Богом клянусь, сожалею, что написал об этом.

Арнольд (весело). А мне это даже нравится. Что-то напоминает криминальный роман Агаты Кристи…

Виковский. Ничего в этом нет смешного. Посмотрим, как ты буешь смеяться в тюрьме в Ливенворте… А еще меня называешь кретином.

Хеннеси. Сегодня мы с вами ничего не решим. Лучше давайте спать. (Идет на свою койку).

Сэл. (укладываясь спать). Зачем поднимать такой шум по пустякам. Пусть парень делает, что хочет, только, чур, не со мной. (Смотрит со злостью на Эпштейна).

ЮДЖИН вырывает страницу из тетради, рвет ее на мелкие куски

Арнольд. Юджин, это ошибка… Но если ты начнешь капитулировать перед самим собой, ты кандидат в посредственности.

Все на своих койках. Гаснет свет. Лишь один ЮДЖИН в световом круге.

Юджин (публике). Этой ночью я получил большой урок. Люди легко верят тому, что читают. Стоит только изложить слова на бумаге, как происходит чудо. Люди полагают, что никто не стал бы морочить себе голову, браться за перо, тратить время на какую-то чушь… Теперь у меня новый девиз: личная ответственность за свои слова. (Раздается телефонный звонок.) Видно, в ту ночь армейское начальство здорово припугнуло рядового Харвея Джей Линдстрома. Когда я услышал телефонный звонок в комнате сержанта Туми, я понял, что бедный парень вывернулся наизнанку. Я вышел покурить; так как я не хотел ни слышать, ни видеть того, что произошло через несколько секунд.

В казарме вспыхивает свет. СЕРЖАНТ ТУМИ в нижем белье расстегнутой рубашке, сни-мает с себя ремень с кобурой. Несколько секунд он молчит, сам не рад своей миссии. Все проснулись, вопрошающе смотрят на него.

Туми. Как только я назову имя солдата, он должен встать, одеться по всей форме… И проследовать за мной… ХЕННЕСИ Джеймс Джей!

Взоры всех с недоумением обращаются к Хеннеси.

Хеннеси. Зачем?

Туми. На этот вопрос ты ответишь начальству… Ступай, сынок. Мне это так же противно, как и тебе.

ХЕННЕСИ смотрит на товарищей, как бы ища у них поддержки, но ее нет. Встает, надевает брюки, застегивает рубашку, отходит в сторону, завязывает галстук. Вдруг он начинает рыдать. Затемнение, высвечивается ЮДЖИН, в душе у него смятение.

Юджин (публике). Мне было чертовски не по себе из-за всей этой истории с Хеннеси, Правда, на уикэнд нам всем дали увольнительные. И я отправился к Ровене. Но она даже меня не признала… Обошлась как с незнакомым… Я рассказал ей случае с Хеннеси, о том, что ему, вероятно, придется пять лет отсидеть в тюрьме, и она мне ответила: „Таких, как он мне ничуть не жаль, милок. Такие, как он, вырывают у нас хлеб изо рта и у наших деток? И я решил больше не приходить в это место… Здесь все так обесценивается… И я решил поискать идеальную девушку. Я уже представил себе ее образ. Она должна быть хорошенькой, но не слишком красивой. Потому что красавицы любят в первую очередь только себя, а ты уже на втором месте. Она будет заниматься спортом, играть в бейсбол. Она также должна любить кино, театр, книги и мы с ней никогда не сможем вдоволь наговориться. Я знаю, что она существует. Быть может, сейчас эта девушка ходит по улицам Нью-йорка, Бостона или Филадельфии, и она даже не подозревает о том, что и я существую. С ума можно сойти!

Клуб. Танцы. С одним из солдат танцует.

Дэзи. Вот это она! А вот это я. Мы оба ждем нашей встречи. Но почему же она не крикнет: „Юджин! Я здесь! Приди и возьми меня!..“

Танец кончается. Уходят солдаты. ДЭЗИ подходит к Юджину.

Дэзи. Привет!

Юджин. Привет?

Дэзи. Не хочешь ли потанцевать?

Юджин. Я? О… Я плохо танцую.

Дэзи. Уверена, что танцуешь.

Юджин. Честное слово, никогда не танцую.

Дэзи, Тогда зачем ты пришел на танцы?

Юджин. Вопрос логичен. Потому что я люблю поговорить. И я надеялся, что встречу кого-нибудь, с кем можно будет поговорить.

Дэзи. Но можно танцевать и разговаривать в то же самое время.

Юджин. Мне это трудно, потому что когда я танцую — я всегда считаю. И если ты меня что-нибудь спросишь, я отвечу: 'Раз-два, раз-два“.

Дэзи (смеется). Тогда я буду опрашивать что-нибудь математическое. (смеется) Держу пари, что до армии ты не знал, что такое строевой шаг.

Юджин. Правильно.

Дэзи. Если уж ты научился ходить строевым шагом, ты, конечно, можешь научиться и танцевать.

Юджин. Если бы я не научился ходить строевым шагом, мне бы до самой старости пришлось бы делать выжимания на полу.

Дэзи. Я не буду слишком требовательной. Но если ты не хочешь, я не стану тебя беспокоить. Рада была познакомиться. (Хочет уйти, ЮДЖИН ее останавливает.)

Юджин. О'кей.

Дэзи. Что о'кей?

Юджин. Раз-два, раз-два.

Дэзи. Ты в этом уверен?

Юджин. Абсолютно.

Дэзи. Хорошо. (Подходит к нему, становится в позу для танца: левую руку кладет ему на плечо, правой берет его за кисть.)

Юджин. Мне нужно только вступить в такт?

Дэзи. Правильно.

Он засовывает панаму за ремень, вступает в такт музыке, обхватив Дээи за талию, взяв ее за руку. Конечно, это не показательный танец Фреда Астера, но не так уж плохо.) Получается хорошо, только зачем шевелить губами.

Юджин. Если я не буду шевелить губами, то я не смогу шевелить ногами.

Дэзи. Тогда уж лучше поговорить, чем считать?