Коридоры сознания - Борис Пшеничный

Вам не нужно ни о чем думать — толпа не умеет думать.

Вас не будут донимать воспоминания — у толпы нет памяти.

Вы начисто освобождаетесь от угрызений совести — толпа не имеет совести.

Толпа — это тотальная кастрация личности. Стерильно и безболезненно.

Сводите счеты с собой только в толпе!

Меня уже изрядно выхолостило, когда людской поток, взбурлив на подступах к торговым рядам, выпихнул мою обезличенную плоть на проезжее полотно улицы. Плоть норовила подлезть под машину.

— Куда прешь, раззява? Жить надоело? — нервно поинтересовалось ближайшее авто.

—  Заткнись, хамло! — с достоинством огрызнулась моя плоть.

Мы двигались с разной скоростью, и я не разобрал, что ответило авто.

Уже другая машина налезала мне на пятки. Она не могла объехать, но и не желала связываться с моей плотью. Беззлобно урча, подлаживалась под мой шаг. Я нехотя посторонился. Поравнявшись, машина приоткрыла дверцу, позвала Ольгиным голосом:

— Влезай.

Я сел рядом с Ольгой. Смущен. Слышала ли она мой энергичный диалог с авто? После хождения в толпу у меня, видимо еще сохранились кое-какие моральные рудименты.

Она не спросила, что я здесь делаю и куда мне надо. Я тоже не стал выяснять, каким чудом она меня выловила и куда теперь везет. Оба оказались нелюбопытными. Но в отличие от меня она знала, что делала.

Свернув с автострады и поплутав по переулкам, мы вскоре припарковались под скромной вывеской. Скрипичный ключ на фоне кофейной чашки с блюдцем обещал интим и уют.

— Ты здесь бывал? — спросила Ольга, когда мы вошли в кафе.

Впрочем, «кафе» — громко сказано. Полуподвальное помещение на дюжину персон. Да и то если персоны пройдут не все сразу и будут вести себя смирно. Иначе не разойтись. Но уют — уют был. Салфетки, занавески, складки, оборки. Все в тон, все в стиле. Бело-беже-коричневое. Ничто не кричит, в глаза не бьет.

В городе я отметился чуть ли не во всех заведениях, где кормят и поят. Но сюда меня не заносило. Не могло занести. Скрипичный ключ над входом зазывал музыкальную публику. Я же с меломанами не водился, и, по правде говоря, никогда к ним не тянуло. Музыку терплю, но не болтовню о ней. А у этих нотных душ других разговоров не бывает. Сплошное легато, стаккато, бельканто... Пошли они со своим птичьим языком.

Кроме нас, за столиком сидели еще трое: длинноволосый парень в окружении двух остроглазых девиц. При нашем появлении они дружно помахали Ольге. Она ответила одними пальцами. Подошла хозяйка кафе — в белом с бежевым — и тоже по-свойски поприветствовала, назвав мою спутницу по имени.

— Здесь все свои, — шепнула мне Ольга и пояснила: — Через дорогу наша музшкола.

Обрадовалась — свои, а мне-то какая радость? Что, так и будем сидеть — впритык и шептаться? Да и что толку в шептании. Слух у них известно какой. Любое пиано услышат.

Сигналю Ольге глазами: мол, мне здесь не комфорт, пошли-ка отсюда. Она губами вложила в самое ухо: потерпи, скоро уйдут.

И точно. Троица разом поднялась и гуськом мимо нас. Пальчиками помахала.

Ольга посмотрела на часы.

— У них сейчас занятия.

— А у тебя когда? — по наитию спросил я.

Она улыбнулась.

— Не скоро. Я в отпуске.

Я тоже улыбнулся.

—Как интересно!

— О чем ты? — спросила она с улыбкой.

— Об отпуске, — ответил я, улыбаясь.

Мы улыбались дуэтом. Ох, как мы улыбались! Мороз по коже.

— С сегодняшнего дня в отпуске? — уточняю.

— С самого утра.

— На две недели?

— Пока на две. Потом видно будет.

— Я тоже.

— Я в курсе.

Пора было спросить, как ее отпуск связан с моим, и не хочет ли она предложить мне махнуть с ней на море. Куда-нибудь в Крым или Большие Сочи. Спросить не успел. Опередила.

— У меня не очень получается с Федором, а времени мало. Ты знаешь.

Знал я только то, что слышал от Долина. Его беспокоило состояние полковника Севцова. Какие-то переживания, стресс. Но я-то при чем?

— При желании ты мог бы помочь, — продолжала Ольга.

Это мы уже проходили. И с ней, и с папашей. Какое у меня желание, им доподлинно известно. Стоит ли повторяться?

— К тебе просьба. Вернее, предложение.

— Вместе провести отпуск?

— В каком-то смысле — да. Что если тебе перебраться к нам. Недельки две поживешь у нас дома.

Ничего себе предложение! Совсем оборзело семейство. Мало им Федора, в меня вцепились.

Смотрю на Ольгу, что еще скажет. Должна же как-то объяснить, чего я забыл у них в доме. Но она вдруг умолкла. Похоже на очередной трюк. Меня распирает от вопросов, а она молчит. Обхватила чашку двумя руками — пальцы длинные, гибкие — и давай вращать на блюдце. Сосредоточенно, самозабвенно, словно ворожила. Мне даже представилось, что в руках у нее гадальные карты и сама она, как истая гадалка, ловит идущие от колоды магические токи. Готовит себя к общению с запредельным миром. Понятно для чего. Чтобы выведать чужую судьбу.

Что-что, а мотать душу Долины умели. Я не выдержал.

— Итак? — говорю. В смысле — что дальше?

Она оставила чашку, взглянула на часы. Спросила:

— Еще кофе?

Я отказался.

— Тогда пошли. — Сказали так, будто мы все обсудили и обо всем договорились, никаких неясностей не осталось.

— Но... — Я попытался задержать ее. Куда там!

Уже встала из-за столика. Уже у входа. Уже на улице.

— Может, сам доберешься? — предложила, не глядя на меня.

Уже у машины. Уже за рулем. Отъехала.

Моя уязвленная плоть что-то пожелала ей вслед на языке толпы.

И вот опять. Та же история. Я приклеился. Какая-то часть отделилась от меня и увязалась за Ольгой. Физически я оставался на улице под вывеской у входа в кафе и в то же время мчался по городу. Это состояние трудно объяснить. Меня нет в машине, но все вижу. Будто сам за рулем.

Левый поворот. Два квартала прямо. Потом направо и снова налево. Улочки тесные, перекрестки без светофоров, особенно не разгонишься. Рывок, тормоз, рывок... Подумалось: я вожу лучше. От напряжения руки сводит. Не у меня, конечно, у Ольги. Но я каким-то образом чувствую.

Пропустив на переходе пешеходов, машина вывернула на магистраль. Можно давить на акселератор.

Я пока не пробовал говорить. Не уверен, получится ли. Да и боязно. Вдруг Ольга с перепугу рванет баранку. Машины идут сплошным потоком. Вот будет свалка!

— Куда ты теперь? — спрашиваю с обреченностью фаталиста.

И слышу:

— Тебе-то зачем знать?

Обошлось. Никакой свалки.

— Так просто, от балды. Хотел о другом спросить.