Серый коршун. Диомед, сын Тидея - Андрей Валентинов

Она плакала, уткнувшись мне в плечо, а я ощущал себя последним подлецом. Скоро ей придется еще раз похоронить брата, и виноват в этом буду я. То, что старый мерзавец, придумавший все это, виновен еще и больше, ничуть не утешало.

Арейфоой стоял рядом, глядя в сторону. Мне очень захотелось его ударить, и я еле сдержался.

– Не надо плакать, сестричка! – я сжал ее лицо в ладонях, впервые взглянув ей в глаза. – Я ведь вернулся! Я живой!

Лицо ее казалось молодым, но возле глаз уже лежали первые морщины. А ведь Ктимене только двадцать пять...

Внезапно морщинки исчезли, глаза заиграли неожиданным ярким светом. Девушка засмеялась.

– Ну конечно! Зачем я плачу? Мой брат и повелитель вернулся. Ты жив, Клеотер! Боги сохранили тебя!

– Ты ведь за меня молилась? – брякнул я первое, что пришло в голову, с запозданием сообразив – это может прозвучать упреком.

– Брат! – улыбка исчезла, сменившись испугом. – Я молилась за тебя каждый день! Я просила Поседайона, просила Дия, просила Атану! Я вышила покрывало для Реи, Матери богов...

– Мать богов, надеюсь, довольна?

Я, наконец, заставил себя улыбнуться, и вдруг понял: девушка не понимает шуток, как не понимал их я, когда год за годом вращал мельничный жернов.

Я обернулся, заметив, что Арейфоой по-прежнему смотрит в сторону. Это заставило насторожиться. Жрец о чем-то размышлял, а такие люди умеют находить выход из любых положений.

Я рано начал радоваться. Надо спешить.

– Ктимена, – проговорил я как можно тверже, – у нас будет время, чтобы поговорить о том, как жила ты, и где носило меня. Сейчас пора вспомнить: ты царевна, ты – сестра и дочь ванакта.

Ее глаза вновь сверкнули. Теперь они были сухими и холодными.

– Ты прав, ванакт! Сестра не подведет тебя. Приказывай!

Я быстро вспомнил то, что удалось узнать.

– Кто такой Мантос, сын Корона?

– Твой самый верный слуга, ванакт, – царевна обернулась к Арейфоою, тот, не поворачиваясь, кивнул. – Его отец погиб, защищая нашего отца и нашу мать. Мантоса воспитали во дворце, но сын Корона остался верен нашей семье. Сейчас он второй геквет[23] дворцовой стражи.

– А кто первый?

– Старый Скир – тот, кто убил нашу мать, самая верная собака Ифимедея. Но все складывается удачно – Скир болен, и Мантос командует стражей.

Я быстро соображал, наконец-то попав в знакомую стихию. Дворец рядом, верный человек командует охраной... Те, что ждали царевича, неплохо подготовились. Оставалось захватить этот – Хумбаба его возьми – престол, а там уж по возможности выбираться из Микасы. Иного пути я не видел.

Но кое-что продолжало беспокоить. Этот «кое-что», а точнее, кое-кто стоял рядом, с невозмутимым видом глядя на нас с девушкой. Арейфоой вновь стал спокоен и деловит. И его спокойствие не нравилось мне более всего.

– Пора, ванакт, – негромко напомнил он, – тебя ждут.

– Кто? – поинтересовался я, пытаясь понять что он задумал.

– Друзья. Те, кто хочет вернуть тебе престол.

– Поспешим, брат, – кивнула Ктимена. – Пора!

Снова коридор, лестница, ведущая вверх, негромкие шаги стражи за спиной. Я мысленно перебирал все возможности. Нет, иного пути я не видел. Война научила: всегда лучше наступать, чем бежать от врага. Ванакт Ифимедей, кажется, изрядная сволочь, и мне его заранее было не жаль. Сразу не разоблачат – меня признала «сестра», да и сходство с покойным Главком должно помочь. А победителю всегда легче найти выход, чем побежденному.

Я одернул себя – о свободе думать рано. Враги Ифимедея продумали все – кроме предательства. Переворот намечен на следующую ночь, а за сутки может случиться многое.

– Брат, – прервала мои невеселые размышления девушка, – список у меня. Их сорок семь.

– Кого? – немного оторопел я.

– Тех, кого должен призвать к себе Гадес, – негромко подсказал жрец. – Царевна выткала их имена древними критскими знаками на покрывале.

– Для Реи, Матери богов? – брякнул я, на миг почувствовав нечто вроде омерзения. Готовилась резня. Интересно, сколько человек погибло двадцать пять лет назад?

– Да, – кивнул Арейфоой, – на покрывале Реи, Матери богов. В списке все, кто свергал богоравного ванакта Главка, и их дети. Никто не должен уйти.

– Но сначала надо убить его! – дрожащим голосом проговорила Ктимена. – Убийцу наших родителей и его проклятое отродье! Я выколю ей глаза, вырву волосы, буду жечь факелом! Отдай ее мне, брат!

Более всего испугал голос – царевна умоляла о мести так, как другие просят о самом драгоценном подарке. Я мельком взглянул на ее лицо и вздохнул. Ненависть – не та пища, которой следует питаться всю жизнь. К тому же у богоравного Арейфооя наверняка где-нибудь выткан другой список, который он в любой момент готов передать ванакту. Первым в этом списке, скорее всего, иду я, а второе место без сомнения принадлежит Ктимене.

– Брат, ты слышишь меня?! – настойчиво повторила девушка. – Ты отдашь мне ее?

– Погоди, сестричка, – я остановился, не обращая внимания на нетерпеливый жест Арейфооя. – Я вернулся в Микасу... в Микены несколько часов назад. Он – это, наверное, Ифимедей, наш дядя?

– Дядя?! – выдохнула Ктимена. – Я готова выпустить из жил всю свою кровь, чтобы не считаться его племянницей!

Последнее было явно излишним, – кровопускание ожидало не ее, а ванакта.

– А она?

– Ты что, не знаешь? – глаза блеснули ненавистью. – Его дочь! Та, что живет в комнате нашей матери, носит ее покрывала, надевает ее кольца. Я выколю ей глаза...

Девушку явно начинало водить по второму кругу. Сейчас речь пойдет о вырывании волос и о факеле. Я повернулся к жрецу.

– Дейотара, дочь ванакта, – неохотно подсказал он. – Она тоже в списке.

Неприятно, когда двоюродная сестра носит кольца твоей матери, но в этой ненависти было еще что-то – пугающее, необычное.

– Ладно, – произнес я как можно внушительнее. – Все получат по заслугам. Пошли!

Лестница закончилась. Мы были на площадке перед колоннадой, отделявшей нас от большого полутемного зала. Я обернулся к жрецу.

– Главное святилище, – кивнул он. – Там собрались наши друзья. Они ждут, ванакт.

Я еще раз вспомнил все, что могло помочь. Кольчужная рубаха на мне, так что о панцире можно не заботиться. Верить следует только Мантосу, второму геквету. Переворот намечен на завтрашнюю ночь...

Перед глазами встало лицо Гелена. Как бы повел себя он на моем месте?

– Ты принес жертву, Арейфоой? – внезапно спросил я, вспомнив предсмертную просьбу своего спутника. – Ту, о которой говорил Гелен?

Жрец недоуменно поднял брови, но я заметил, что он смущен.

– Сейчас не время... – начал он, но я был настойчив.

– Почему он велел принести жертву Поседайону, а не подземным богам? О чем он хотел просить? Молитву за удачу нашего дела мы и так догадаемся вознести.

– Он... – Арейфоой на миг заколебался. – Гелен считал, что прогневал богов одним своим... поступком и надеялся, что Великий Землевержец простит его. Но в его поступке не было греха. Забудь об этом.

Жрец говорил правду – но не всю. К тому же я знавал разных жрецов, в том числе и редких негодяев, но не один из них не отзывался так о просьбе умирающего. А ведь погибший был Клеотером, микенским царевичем!

Было о чем подумать, но времени на это не оставалось. Я поправил фарос, чуть сдвинул шлем на затылок и, еще раз припомнив все, что следует делать, кивнул. Арейфоой хотел войти первым, но я отстранил его и шагнул мимо серых колонн в Святилище.

Передо мной были ступени, а чуть ниже – огромный зал, окруженный колоннадой. Неровный свет факелов освещал огромного истукана у противоположной стены, очень похожего на уже виденного в подземелье. Отсветы пламени плясали на дереве – казалось, Владыка Поседайон угрюмо усмехается.

Между Землевержцем и лестницей стояли люди – их было много, десятка четыре. На миг вернулся страх, но я овладел собой, представив, что это обычная битва, которых за плечами не счесть. Вскинув голову, я медленно подошел к лестнице и сделал первый шаг.

– Остановись, – послышался шепот жреца. – Пусть увидят!

Я послушно замер, пытаясь рассмотреть тех, кто ждал меня внизу, но слабый свет превращал собравшихся в одно сплошное темное пятно. Итак, я стоял на верхней ступеньке, рядом застыли Арейфоой и девушка, слева и справа горели факелы, и все это, наверное, выглядело достаточно эффектно, не хуже, чем на празднике Бела в Баб-Или.

Я ждал, но внизу царило мертвое, тяжелое молчание. Мелькнула мысль о том, что делать, если сейчас услышу: «Самозванец!» Но я отогнал ее, улыбнулся и медленно поднял вверх правую руку.

По толпе пронесся шепот, и чей-то резкий, испуганный голос неуверенно произнес: