Царь призраков - Дэвид Геммел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А Лейта бессмертна?
– Нет, она не из Тумана. Она тебя очаровала, Туро?
Или тебя одолевает скука при мысли, что покинуть эти леса ты не можешь?
– Нет, не одолевает. И да, она прекрасна.
– Я ведь не об этом спросил?
– Значит, я не могу ответить. Но я не дерзну поднять глаз на твою даму… даже если бы она снизошла до меня.
Серые глаза Кулейна заблестели, и его лицо расплылось в широкой усмешке.
– Хорошо сказано! Но только она не моя дама.
Она моя воспитанница.
– Но она спит с тобой!
– Спит? Да. Тебя настолько укрывали от жизни в Эборакуме? О чем только думал Мэдлин?
– Но она же тебя любит, – сказал Туро. – Этого ты отрицать не можешь.
– Надеюсь, что да: ведь я заменял ей отца – насколько мог.
В первый раз за его недолгое общение с Воином Тумана у Туро возникло необъяснимое ощущение превосходства. Он-то знал, что Лейта любит Кулейна как мужчину: он видел это в ее глазах, в наклоне ее головы.
А Кулейн не видел. Что превращало его действительно в простого смертного, и Туро почувствовал к нему симпатию.
– Сколько тебе лет? – просил он, меняя тему.
– Ответ тебя ошеломит, а потому я не отвечу. Однако скажу, что этот остров и его жителей я наблюдаю больше семисот лет. Я даже как-то был королем.
– Какого племени?
– Всех племен. Ты слышал про Кунобелина?
– Короля ториновантов? Да. Это был ты?
– Я правил более сорока лет. Я был легендой, как мне рассказывали. Помогал построить Камулодуну.
Светоний писал обо мне, что я был Британорум Рекс – царь всея Британии, величайший из вождей бельгов. А!
В те дни у меня было такое самомнение! И мне так нравилась лесть!
– Некоторые племена верят, что ты вернешься, когда стране будет грозить опасность. Так толкуют у лагерных костров. Я думал, что это чудесная легенда, но она может обернуться правдой. Ты можешь вернуться; ты можешь снова стать королем.
Кулейн уловил проблеск надежды в глазах мальчика.
– Я больше не король, Туро. И у меня нет желания управлять. А вот ты мог бы.
Туро покачал головой.
– Я не похож на моего отца.
– Да. В тебе много от твоей матери.
– Ты был с ней знаком?
– Да, я был там в тот день, когда Мэдлин привел твоего отца домой. Алайда отказалась ради него от всего, и от жизни тоже. Мне тяжело говорить об этом, но ты имеешь право знать. Алайда была моей дочерью, единственным моим ребенком за всю мою долгую жизнь. Ей было девятнадцать, когда она покинула Фераг, двадцать, когда она умерла. Двадцать! Я готов был убить Мэдлина. И чуть было не убил. Но его терзало такое раскаяние, что я решил: оставить его жить будет более страшной карой.
– Значит, ты мой дед? – спросил Туро, смакуя вкус этого слова и впервые осознав, что глаза Кулейна, серые, точно древесный дым, были совсем такими, как его собственные.
– Да, – сказал Кулейн.
– Почему ты никогда не навещал меня? Ненавидел за то, что я убил мою мать?
– Я так думал, Туро. Число прожитых лет не всегда означает великую мудрость… как хорошо знает Мэдлин! Я мог бы спасти Алайду, но я не позволил ей взять из Ферага хотя бы один Камень.
– А камни там волшебные?
– Не все. Но есть особый Камень, мы называем его Сипстрасси, и он – источник всякого волшебства. Он создает то, о чем человек грезит. Люди с наиболее сильным воображением становятся чародеями; они разнообразят скучное существование воплощениями своих грез.
– Мэдлин один из таких, – сказал Туро. – Я видел, как он создавал крылатых коней не длиннее моих пальцев; и войска, которые вступали в сражение на письменном столе моего отца. Он показал мне Марафон и Фермопилы, Платею и Филиппы. Я видел, как великого Юлия остановил в Британии Касваллон.
Я слышал погребальную речь Антония…
– Да, я тоже все это видел, – сказал Кулейн, – но говорил я об Алайде.
– Прости, – виновато сказал Туро, – я сожалею…
– Не жалей. Магия всегда властвует над воображением мальчиков. У нее был ее собственный Сипстрасси, но я не позволил ей увезти его из Ферага. Я думал: она позовет меня, когда я ей понадоблюсь. Но она не позвала. Предпочла умереть. Такой была ее гордость.
– Ты винишь в ее смерти себя?
– Но кого еще мне винить? Однако это прошлое, а ты – настоящее. Что мне делать с тобой?
– Помочь мне вернуться в Эборакум.
– Таким, как ты сейчас, Туро? Нет. Ты только полчеловека. Мы должны сделать тебя сильным. Как слабый принц ты не проживешь и дня.
– Ты воспользуешься магией Камня, чтобы сделать меня сильным?
– Нет. Магией Земли, – ответил Кулейн. – Заглянем внутрь тебя и посмотрим, что там.
– Я не создан быть воином.
– Ты мой внук, сын Аврелия и Алайды. Думаю, ты убедишься, что твоя кровь возьмет свое. Мы уже знаем, что колун у тебя в руках играет. Какие еще неожиданности ты припас?
Туро пожал плечами.
– Мне не хотелось бы разочаровать тебя, как я разочаровал моего отца.
– Урок первый, Туро. С этих пор разочаровать ты можешь только самого себя. Но ты должен дать согласие выполнять то, что я скажу, и подчиняться каждому моему слову. Ты согласен?
– Да.
– Тогда приготовься умереть, – сказал Кулейн.
И глаза у него остались серьезными.
Туро напрягся; Кулейн встал и вытащил гладий из ножен у себя за поясом. Клинок был обоюдоострым длиной в восемнадцать дюймов, рукоять – из кожи.
Он подал его Туро рукоятью вперед. Гладий пришелся ему не по руке и показался слишком тяжелым.
– Прежде чем я научу тебя жить, ты должен научиться умирать – изведать, что значит чувствовать себя побежденным, – сказал Кулейн. – Перейди на открытое место и жди.
Туро послушался, а Кулейн достал из кармана золотистый камушек и зажал в кулаке. Воздух перед Туро сгустился и вылепился в римского легионера в бронзовом нагруднике и кожаном шлеме. Он выглядел молодым, но глаза у него были старыми. Легионер пригнулся в боевой стойке, выставив меч, и Туро неуверенно попятился.
Легионер шагнул вперед, глядя Туро в глаза, и сделал выпад. Туро инстинктивно парировал удар, но гладий его противника скользнул через его меч и погрузился ему в грудь. Боль была невыносимой, и силы покинули принца. Колени у него подогнулись, и он с криком упал в снег, когда римлянин выдернул свой меч.
Несколько секунд спустя Туро вернулся из мрака, ощутил снег на своем лице, привстал на колени и прижал ладонь к ране. Но раны не было. Сильная рука Кулейна поставила его на ноги. Однако голова у него отчаянно кружилась, и Кулейн усадил его на колоду для колки.
– Воин, с которым ты дрался, был римским легионером, служившим под начальством Агриколы. Ему было семнадцать, а потом он стал знаменитым гладиатором.
Ты повстречал его в самом начале его карьеры. Ты чему-нибудь научился?
– Я понял только, что совсем не владею мечом, – с грустью признался Туро.
– Я хочу, чтобы ты использовал свой разум и перестал подменять мысли чувствами. Ты ничего не знал о Плутархе, пока Мэдлин не просветил тебя. Никто не рождается, умея владеть мечом. Этому учатся, как всему остальному. И требуется только хороший глаз, быстрота и еще храбрость. Все это у тебя есть, поверь мне! А теперь иди за мной, я хочу, чтобы ты кое-что увидел.
Туро протянул гладий Кулейну, но тот отмахнулся.
– Носи его с собой всегда. Привыкни к его весу, приладь к нему руку. И следи, чтобы он был всегда острым.
Воин Тумана прошел мимо хижины и направился вниз по склону к долине. Туро шел за ним, а его желудок терзал голод. До хижины Кулейна они добрались меньше чем за час, но когда они вошли внутрь, принц совсем окоченел. Там было холодно, и в очаге не было дров.
– Я приготовлю завтрак, – сказал Кулейн, – а ты…
– Знаю. Нарублю дров.
Кулейн улыбнулся и оставил мальчика у сарая. Туро взял колун в изъязвленные руки и принялся за работу.
Расколоть он сумел только шесть чурбанов и отнес поленья в хижину. Кулейн ничего ему не сказал, а протянул деревянную плошку с горячей овсянкой, подслащенной медом. Это была амброзия.
Кулейн убрал плошки и вернулся с широкой чашей, до краев полной кристальной воды. Он поставил чашу перед Туро и подождал, пока вода не стала зеркально-неподвижной.
– Погляди в воду, Туро.
Принц нагнулся над чашей, а Кулейн поднял над ней золотистый камешек и закрыл глаза.
Сначала Туро видел только свое отражение и деревянные балки у себя над головой. Но потом вода затуманилась, и ему показалось, что он с большой высоты смотрит на берег замерзшего озера. Там собралась группа всадников. Они словно увеличились, как если бы Туро устремился вниз к ним, и он узнал отца. Грудь ему пронизала жгучая боль, горло сжалось, слезы мешали смотреть. Он смигнул их. У озера из-за валуна вышел человек, натягивая длинный лук. В спину его отца впилась стрела, его конь вздыбился, потому что всадник упал ему на холку, но в седле все-таки удержался. Остальные всадники сгрудились вокруг, а король выхватил меч, и передний свалился на землю мертвым. Вторая стрела впилась в шею королевского коня. Конь рухнул, но король успел спрыгнуть и отбежал к озеру, встав спиной ко льду. Всадники – их было семнадцать – спешились. В заднем ряду Туро различил Эльдареда и одного из его сыновей. Убийцы скопом ринулись к королю, он шагнул им навстречу, рубя и коля тяжелым мечом, а его борода намокала кровью. Они в растерянности отпрянули. Пятеро валялись на земле мертвые, еще двое кинулись прочь с глубокими ранами в плече. Король споткнулся и низко наклонился, изо рта у него хлынула кровь. Туро хотел отвести глаза, но их словно приковало к картине в чаше. Убийца подскочил, чтобы вонзить кинжал в бок короля; меч умирающего монарха нанес косой удар, почти обезглавив его. Затем король повернулся, шатаясь, спустился на лед и в последнем усилии метнул меч далеко от берега. Остальные убийцы сомкнулись над упавшим королем, и Туро увидел, как Кэль нанес смертельный удар. И тут принц увидел, что в глазах Аврелия вспыхнул огонь торжества. Меч завис рукоятью вниз над полыньей в самом центре озера. Из воды поднялась тонкая рука и увлекла меч в озеро.