Волчья тень - Чарльз де Линт

– Хоть на пол никто не наложил, – заговорила Мона, выжимая тряпку в ведро.

Софи обернулась к ней, сгребая груду черепков, которые были когда-то кружками, и подняла бровь.

– Похоже на то, что было в прошлом году у Мики, помнишь? Те, что к ней вломились, мочились на ее одежду и все измазали калом.

Софи поморщилась:

– Господи, я и забыла.

– Такие вещи хочется поскорей забыть, – откликнулась Мона. – И это тоже. – Она обвела взглядом комнату. – Столько красивых картин…

– Не представляю, как мы ей скажем, – вздохнула Софи.

– И кто ей скажет…

Софи мрачно кивнула, встала и свалила кучу черепков в большой контейнер из-под растительного масла, который Джилли приспособила для мусора. Оглянувшись на Мону, она увидела, что та все еще разглядывает картины.

– Чудно как-то, – заговорила наконец Мона, поворачиваясь к Софи.

– Что чудно?

– Какие картины испорчены. Только все фантастические. Пейзажи и городские сценки нетронуты. – Она прошла через комнату и сложила лохмотья одной изрезанной картины так, чтобы можно было разобрать сюжет. – Видишь? Это ведь ее геммины. Духи одуванчиков.

Софи подошла к Моне, пригляделась. Картина, сложенная кое-как Моной, изображала Бейб и Эми – пару эльфов, с которыми Джилли, по ее словам, познакомилась в Катакомбах: в кварталах за Грассо-стрит, выглядевших как город после бомбежки. Теперь Софи новыми глазами увидела картины. Тот, кто это сотворил, явно ненавидел фантазию в искусстве и уничтожал ее, оставив остальное в покое.

– И что прикажете думать? – спросила она. – Что это устроил какой-нибудь критик?

– Верится с трудом, – отозвалась Мона, – но я вообще с трудом верю, что люди на такое способны, так что откуда мне знать.

Софи вздохнула:

– Я во что угодно поверю. Стоит открыть газету, как получаешь дневную дозу мерзостей, которые люди вытворяют друг с другом.

Мона складывала погибшие картины стопкой.

– Что нам с ними делать? – спросила она.

– Господи, просто ума не приложу. Но что-то делать надо. Не хочу, чтобы Джилли, когда вернется домой, сразу их увидела.

Если вернется. Немало времени пройдет, пока Джилли сумеет осилить лесенку, ведущую к ней на чердак. А может, и никогда не сумеет. Профессор уже предложил ей на время выздоровления пожить у него, хотя можно только догадываться, как поладят между собой Джилли и Гун, его сварливый эконом. Даже в лучшие свои минуты Гун бывал невыносим.

– Может, в этом шкафу есть место? – добавила Софи.

Мона заглянула внутрь, но, едва открыв дверцу, отпрянула.

– Что… – начала Софи, но она уже видела, что Мону напугал автопортрет Джилли в натуральную величину из папье-маше, который та сделала, когда училась в художественной школе.

Мона смущенно улыбнулась:

– Совсем забыла об ее картонной сестричке.

– Там хватит места для полотен?

– Вообще-то нет. Может, в подвальную кладовку?

– Сходим посмотрим, – решила Софи. – Но сперва закончим уборку.

– Почему она так и не переехала? – спросила Мона, когда они сложили и убрали последнее платье Джилли.

Запах скипидара еще висел в воздухе, но в целом квартира проветрилась, и теперь пахло не сильнее, чем обычно, когда Джилли работала над картиной. Пол был вымыт и протерт насухо, осколки стекла сметены в мусорное ведро. Курточки и немногочисленные платья Джилли висели в шкафу, книги выстроились на полках примерно в том же порядке, в каком держала их Джилли, – то есть без всякого порядка. И безделушки Мона с Софи постарались расставить, как прежде.

– Она уже давно могла бы снять квартиру побольше, – продолжала Мона.

– Она живет здесь потому же, почему все еще работает… – Софи не принимала прошедшего времени, – у Кэтрин: она не любит перемен. При всей своей порывистости и любви к необыкновенному и странному, ей уютнее, когда все остается по-прежнему.

Мона кивнула:

– Верно. Для нее настоящим ударом было, когда Джорди перебрался в Лос-Анджелес. Ты об этом говоришь?

– Ну, Джорди – особый случай.

– Почетный член вашего маленького содружества свирепых женщин?

– И это тоже.

– Они ведь много бывали вместе? – спросила Мона. – Просто так бродили и сидели по ночам в кафе, да?

Софи кивнула:

– И она была влюблена в него.

– Ты думаешь?

– Уверена. – Софи распрямилась и взглянула на Мону, стоявшую в другом конце комнаты. – Хотя она ни за что не призналась бы, даже самой себе. Она никак не могла найти счастье с мужчиной. Мне кажется, вся беда в интимных отношениях. Они ей напоминают… ну, ты понимаешь.

Мона кивнула.

– Так что даже если бы она и призналась себе, что Джорди ей нравится как мужчина, – все равно ничего бы не сделала из боязни испортить то, что у них было.

– А теперь у него Таня.

– Угу. О том и разговор.

Софи редко спускалась в подвал здания на Йор-стрит, а Мона ни разу здесь не бывала. Темное помещение походило на пещеру, а единственная слабенькая лампочка над головой только разгоняла тени по сторонам да освещала клочья пыли, бог весть сколько лет разгуливавшие из угла в угол. Древний котел парового отопления казался динозавром в сравнении с более компактными современными установками. На крючьях, вбитых в высокий потолок, болтались стремянки, лопаты для расчистки снега, мотки проводов и разнообразные предметы неизвестного назначения, так что по подвалу приходилось пробираться, как сквозь темный лес.

Отведенные жильцам кладовки выстроились вдоль одной стены: проволочные клетки на деревянной раме, каждая – с отдельным входом-калиткой. Джилли, верная своим смутным представлениям о правилах безопасности, держала ключ на гвоздике, вколоченном рядом с дверцей. Клетушка была набита ящиками и кое-какой старой мебелью. Здесь же хранилась пара скульптур из папье-маше времен художественной школы: грубовато выполненная горгулья, поднявшаяся на дыбы, и семифутовое, еще более грубое изображение чудовища Франкенштейна, которое Джилли на Хэллоуин вытаскивала наверх и выставляла у своей двери.

– А куда подевался ее старый велосипедик? – спросила Мона, вместе с Софи растаскивая ящики, чтобы освободить место у задней стены для поврежденных полотен.

– Она его выпустила на волю.

– Что сделала?!

– Это было после смерти Цинка. Помнишь, он всегда перерезал цепочки с замками, чтобы выпустить велосипеды на волю?

– Помню, – кивнула Мона.

– Ну вот, примерно год спустя Джилли просто-напросто прислонила свой велосипед к стене у пожарной лестницы в переулке – выпустила на волю.

– И он правда… ну, так и уехал сам по себе?

– Ох, господи! Конечно, его кто-то забрал. Так же, как все эти велосипеды, которые «освобождал» Цинк.